Отыгрывать эльфа не просто, стр. 16

Утро началось с истерического крика в караулке — одного из бойцов не было на его месте. При опросе часовых выяснилось, что рано утром они видели бойца направляющимся к отдельно стоящему туалету с перекинутым на плечо полотенцем, но, по их отзывам, от туалета он не возвращался. Подняв бойцов в ружье, фельдфебель обследовал туалет, на гвоздике у умывальника висело полотенце солдата, больше никаких следов его присутствия не наблюдалось. Поиски и прочесывание близлежащих зарослей не привели ни к каким результатам.

Висящее на гвоздике полотенце было сухим…

Фельдфебель настроился на неприятный разговор, отзвонился и получил непривычную дозу песочка от вышестоящего офицера, обозвавшего его заспанной косоглазой свиньей и сравнившего с лысой обезьяной в таких образных выражениях, что фельдфебель даже заслушался. Офицер, впрочем, пообещал к вечеру роту для прочесывания окрестных лесов, высказав предположение, что подчиненные этого свинского фельдфебеля просто ушли в соседнюю деревню к «русским маткам».

Прибывшая через пять часов на мотодрезине рота жандармерии со служебными собаками проверила ближайший лес на глубину пять километров, но так ничего и не обнаружила. К вечеру по посту поползли разные слухи, один страшнее и поразительнее другого. Вспомнили и страшных русских медведей, и неуловимых «касакоф». Венцом предположений стала мысль о наличии под этим мостом тролля. Причем была выдана идея, что русские и убежали от него, а не от наступающей германской армии.

В приказном порядке разогнав всех по койкам, фельдфебель присел на крылечко караулки и в наступающих сумерках принялся рассматривать медленно прохаживающихся по мосту охранников и огоньки сигарет пулеметчиков на том и этом берегу. С реки начинал подтягиваться вечерний туман, медленно заполняющий чашу берегов. Его гибкие полупрозрачные руки медленно ласкали опоры моста, поднимались все выше. Почти такой же туман стоял на берегу Рейна, когда они с Мартой в первый раз неуклюже пытались поцеловаться. Вспомнились ощущение сладостной дрожи и холодный камень, на который они перед этим присели. Поудобнее прислонившись к стойке крыльца, фельдфебель вынул из портсигара сигарету и, мечтательно, медленно поднеся ее ко рту, закурил. Воспоминания из далекого детства смягчили иссеченное морщинами лицо, заставили появиться робкую и вместе с тем застенчивую улыбку — никто из знающих фельдфебеля Гейнса вообще не поверил бы ее появлению на этом волевом лице…

Туман продолжал подниматься…

Вдруг со стороны противоположного берега раздался испуганный крик часового.

Экстренно вскочив, застучав с криком в стену караулки, фельдфебель вместе с одним из часовых, расхаживавших по мосту, побежал к месту переполоха. На противоположной стороне моста, у пулеметного гнезда, стоял часовой и с побелевшим от страха лицом вглядывался в окружающий лес, стискивая в руках винтовку. В пулеметном гнезде было пусто — только одинокая сигарета дымила, аккуратно пристроенная на станину пулемета.

С реки вдруг потянуло резким холодом и сыростью, фельдфебель передернулся и ощутил мурашки, внезапно пробежавшие по спине в разных направлениях. Прибежавшим солдатам было немедленно приказано в дополнение к керосиновым фонарям развести около пулеметных гнезд костры и поддерживать их всю ночь. Из оставшихся незанятыми людей выделили два пулеметчика и в добавление к ним на мост выдвинули дополнительную мобильную команду из восьми человек.

Экстренный звонок командованию закончился истерическими воплями в телефонную трубку, так как в ответ на панические крики фельдфебеля о том, что до утра их тут всех перережут, руководство отвечало: мобильная группа прибудет только утром, потому что на соседних участках железнодорожных магистралей участились случаи диверсий и подрывов составов. И он, герр майор, не понимает, как сиволапый фельдфебель умудрился потерять уже четырех подчиненных без единого выстрела на заставе, оснащенной двумя пулеметами. И что утром прибудут специалисты из армейской разведки и прочешут окрестный лес полностью, и горе будет фельдфебелю, если его подчиненные обнаружатся в ближайшем селе, упитые русским деревенским шнапсом.

Утром абсолютно невыспавшиеся солдаты жандармерии с серыми от страха лицами встречали своих спасителей из разведбата СС. Переговорив с фельдфебелем, майор Нитке с презрительным видом постучал стеком по голенищу своих сапог и высказал мысль о необходимости замены этих несчастных, ни разу не нюхавших пороха жандармов на нормальных фронтовиков. Прочесывание леса опять не выявило никаких следов, вообще никаких. Только пропал один из солдат разведбатальона, оставленный для моральной поддержки жандармов. Никто не помнил, куда он отошел, но при обнаружении его пропажи произошла неприятная сцена. С дикими криками: «Это тролль! Это точно тролль! Этот мост проклят!» — один из дежуривших в эту ночь жандармов заперся в караулке и на призывы выйти орал, что будет стрелять, истерически рыдал и звал маму…

Майор Нитке устроил форменный скандал, заявил, что в данных лесах находится как минимум диверсионное подразделение русских и что он выведет всех, здесь находящихся, на чистую воду, причем начнет это делать с фельдфебеля. Нужно еще проверить, не состоит ли фельдфебель в сговоре с этими русскими свиньями и не с его ли помощью у него, майора, исчез отличный солдат.

Спятившего солдата с большим трудом связали и пару раз окатили водой из реки, что, впрочем, не помогло. От него удалось добиться только истерического хихиканья и бессвязных фраз: «Это тролль! Это точно тролль!»

С красным от злости лицом майор отправился в караулку и долго беседовал по телефону с командованием. Вернувшись, майор приказал перерыть здесь все. И его солдаты с увлечением принялись это делать: были подняты все лавки, вскрыты доски пола, полностью переворошен чердак. Особо ответственные даже переложили и проверили мешки пулеметного гнезда, чем вызвали стойкое недоумение у фельдфебеля. В итоге проверки потерянный солдат так и не обнаружился. Второе прочесывание леса также не привело ни к чему, за исключением того, что собаки начали очень сильно нервничать и странно себя вести. По отзывам следопытов, такое случается, если рядом находится какой-то дикий зверь типа волка или медведя. С учетом того что доблестные германские солдаты вытоптали в округе все, вплоть до мелкого кустарника, вопрос о следах завял сам собой.

Также на всякий случай была проверена речка. Обнаружившимся в караулке багром с помощью срубленного на скорую руку плотика было переворошено дно реки на двести метров по обе стороны от моста. Кроме большого количества тины и трех топляков, ничего не обнаружили. Хотя при осмотре опор моста были найдены куски бикфордова шнура. Но фельдфебель быстро объяснил встрепенувшемуся майору, что это следы русской попытки взорвать мост и что взрывчатка давно снята и хранится в караулке. Он с удовольствием покажет ее господину майору за вечерним кофе.

Перерыв до вечера все в радиусе десяти километров, эсэсовцы наконец выдохлись. Майор приказал расставить на подступах к заставе противопехотные мины, обезопасив таким образом солдат на ночь, и высказал мысль об установке дополнительного поста в районе туалета. Основные посты были удвоены, а на мост загнали дрезину с пулеметом и усиленным расчетом из восьми человек.

Следующая ночь обещала быть интересной…

ГЛАВА 14

05.07.1941

Ссешес Риллинтар

Самая большая проблема в белорусском лесу состоит в том, что трупы абсолютно некуда прятать. Сперва тащишь труп, как проклятый, километров пять, а потом придумываешь, что же с ним такое сделать. И это если один, а если два? Тогда проблема просто неразрешима без помощи напарника. К счастью, Сергей оказался не таким уж маменькиным сынком, и обязанности переносчика трупов выполнял на «пять». Правда, сперва он очень громко чихал от запаха дикого укропа, которым мы натерлись буквально с ног до головы для того, чтобы сбить со следа собак. Но потом привык и, если не принимать во внимание постоянные попытки промыть мне мозги коммунистической идеологией, стал идеальным напарником. Во всяком случае, из всех доставшихся мне бойцов он лучше всего передвигался по лесу — даже почти не спотыкался на каждом шагу. В принципе разделение нашей группы имело две цели. Первая заключалась в отвлечении внимания немцев от действий старшины с бойцами и уже успешно выполнялась. Вторая состояла во временной изоляции юного комсомольца от остального коллектива. Если бы я его оставил с остальными, еще неясно, чем бы это кончилось, а так он сушил мозги мне, и никому другому. Но это так доставало, что с каждой минутой мне все больше и больше хотелось его уложить в том же овражке, в который мы стаскивали гитлеровцев.