Большое время, стр. 5

2. ПЕРЧАТКА С ПРАВОЙ РУКИ

Последняя неделя в Вавилоне,

Последняя ночь в Риме

Ходжсон

Бур отправился за стойку бара и спокойно разговаривал там с Доком, но взгляд его был отсутствующим. Глядя на его болезненно-белое лицо, лицо профессионала, я вдруг поймала себя на мысли — Дамбалла! — что я очутилась во французском квартале. Что-то не видно новой девы. А Сид, наконец, добрался до новенького после всей этой суматохи с Марком. Он дал мне знак и я снова занялась Эрихом.

— Приветствую тебя, достойный юноша. Я хозяин этого заведения, зовут меня Сидней Лессингем, и я твой соотечественник. Родился я в Кингс Линне в 1564 году, обучался в Кембридже, но всей судьбой своей, до самой смерти, привязан к Лондону, хотя я и пережил там Бесси, Джимми, Чарли и Олли. И что мне выпало пережить! Перебывал я и клерком, и шпионом, и сводником — хотя два последних ремесла сродни друг другу — был и поэтом, хоть никому и не известным; нищенствовал и разносил брошюрки о спасении души. Бур Лесситер, наши глотки давно пересохли!

На слове «поэт», новичок, хоть и через силу, поднял взгляд от пола.

— И чтобы тебе, доблестный воин, не пришлось использовать свою глотку иначе, как для питья, я наберусь смелости угадать твой вопрос и ответить на него, — продолжал трещать Сид. — Да, я знал Уилла Шекспира — мы ведь одногодки — он был такой скромный плутишка, что называется себе на уме; и мы всегда сомневались, действительно ли он написал все эти пьесы. Прости меня, достойнейший, но надо бы поглядеть на эту царапину.

И я увидела, что новая дева не потеряла голову, а сходила в Хирургию (Уф-ф) за аптечкой первой помощи. Она протянула свою клешню к поцарапанной щеке новенького, и пропищала: «Можно я…»

Время она для этого выбрала неудачное. Последние слова Сида и приближение Эриха омрачили лицо юного Солдата и он сердито отбросил ее руку, даже не глянув на нее. Эрих сжал мою руку. Поднос с лекарствами грохнулся на пол — и один из стаканов с выпивкой, которую нес Бур, чуть не последовал за ним. Как только появилась новая дева, Бур вбил себе в голову, что он несет за нее ответственность, хотя я не думаю, что они уже достигли согласия. Он еще и потому вешался на нее, что у меня с Сидом как раз в то время дело было в самом разгаре, а Мод крутила с Доком, она обожает тяжелые случаи.

— Полегче, парень, любезный мой! — рявкнул Сид, одновременно бросив Буру повелительный взгляд, означавший «Следи за ним». — Бедная язычница старается обиходить тебя. Так что сдержи свою желчь, черный плут, а со временем, она, быть может, выльется в стихи. А, поймал я тебя? Сознайся, ведь ты поэт?

У Сида не так уж много достижений, но в это мгновение я забыла про свою психологию и задумалась, сознает ли он, куда он дойдет со своими озарениями.

— Да, я поэт, вы правы, — прорычал в ответ новенький. — Мое имя — Брюс Маршан, вы, проклятые зомби. Я поэт — в том мире, где даже строки короля Джеймса и вашего драгоценного Уилла, над которым вы насмехаетесь, не защищены от змеиной слизи и грязных паучьих лап. Вы меняете нашу историю, крадете нашу уверенность в самих себе, проклятые всезнайки! Вы утверждаете, что действуете с самыми лучшими намерениями, а к чему это нас приведет? К этой дрянной форменной перчатке!

Он поднял свою левую руку — все еще в черной перчатке, а вторая перчатка зажата в ней — и потряс ею.

— Что же случилось с твоей рукавицей, драгоценный мой? — вопросил Сид. — Расскажи нам.

Эрих рассмеялся:

— Считай, тебе повезло, Kamerad. Нам с Марком вообще не досталось никаких перчаток.

— Что с ней случилось? — возопил Брюс. — Да обе эти дряни на левую руку! — он швырнул перчатку на пол.

Невозможно было удержаться, мы все взвыли от восторга. Он повернулся к нам спиной и пошел, хотя, как я предположила, вряд ли он будет прорываться в пустоту. Эрих вцепился в мою руку и выговорил между приступами смеха:

— Mein Gott, Liebchen, что я тебе говорил о Солдатах? Чем больше ворчат, тем ничтожнее оказывается причина! Это уж наверняка!

Но смеялись не все. Как только новая дева услышала имя Брюса Маршана, взгляд ее стал таким, будто она только что приняла причастие. Я была рада, что ее хоть кто-то заинтересовал, потому что она всегда была зазнайкой и только отбивала охоту с собой общаться, хотя появилась она на Станции с рекомендациями славно погулявшей в Лондоне и Нью-Йорке в двадцатые годы. Она осуждающе посмотрела на нас, подбирая с пола поднос и лекарства, не забыв при этом и перчатку, которую водрузила в центр подноса, как священную реликвию.

Бур, удержав равновесие, попытался было заговорить с ней, но она обошла его, как пустое место, и снова он ничего не мог сделать из-за своего подноса с рюмками. Тогда он наконец стронулся с места и быстро раздал выпивку. Я сразу же сделала солидный глоток, потому что увидела, как новая дева зашла в Хирургию, а я терпеть не могу, когда мне напоминают, что у нас есть это заведение, и очень хорошо, что Док слишком пьян, чтобы этим заниматься. Некоторые из хирургических инструментов паукообразных чересчур болезненны — мои воспоминания об этом относятся к числу тех, которые я предпочла бы как можно скорее вычеркнуть из памяти.

К этому времени Брюс снова присоединился к нам и, изо всех сил сдерживаясь, заявил:

— Слушайте, вы можете ржать сколько угодно, но дело вовсе не в этой чертовой перчатке.

— А в чем же, достойнейший? — спросил Сид. Он был весь воплощенное внимание, и это выражение невинности подчеркивала его тронутая сединой золотистая бородка.

— Дело в принципе, — заявил Брюс, окидывая нас подозрительным взглядом, хотя никто и не думал улыбаться. — Дело в этой жалкой беспомощности, в гибели космоса — только не говорите мне, что по планам этого не было! — которую маскируют под милосердную, все сознающую власть. Пауки — а мы не знаем, кто они на самом деле; это просто название; мы видим только таких же их агентов, как мы сами — Пауки выгребают нас из наших спокойных могил…

— И что в этом плохого, парень? — проворчал Сид, с совершенно невинным лицом.

— …и воскрешают нас, если им это удается, а потом говорят нам, что мы должны бороться с другой силой, странствующей во времени, которую называют Змеями — и снова это только название — которые собираются изуродовать и поработить весь космос, его прошлое, настоящее и будущее.