Большое время, стр. 39

15. ЛОРД ПАУК

Черноногие пауки с сердцами,

наполненными пламенем ада.

Маркиз

— Иисус! — я вздрогнула и обернулась. На фоне экрана торчало лицо Сида, как раскрашенный барельеф на серой стене; казалось, он неожиданно для себя проник сквозь щель между гобеленами в спальню королевы Елизаветы.

У него не было времени задерживаться на своих переживаниях, даже если бы он и захотел, потому что сквозь экран прорвался локоть с медным налокотником и вломил Сиду под ребра, а потом Каби промаршировала в кабинет, волоча Лили за шею. Сразу вслед за ней появились Эрих, Марк и Илли. Они тут же заметили голубые вспышки и остановились, как вкопанные, уставившись на драгоценную пропажу. Эрих бросил на меня взгляд, который должен был означать: «Так значит, это ты вытворила; впрочем, неважно». Затем он шагнул вперед, взял прибор, крепко прижал его к левому боку; его пальцы, предплечье и грудь образовали при этом два прямых угла. И наконец он коснулся переключателя интроверсии, причем выражение лица у него было такое, будто он открывал бутыль виски.

Голубой огонек погас и Ветры Перемен подули на меня, как долгожданная волна опьянения, как звонкое пение трубы из неведомого далека.

Я ощутила, как изменяющееся прошлое течет сквозь меня, и со свистом проносится мимо неопределенность, и застывшая реальность размягчается, вместе со всеми своими обязанностями и необходимостями, и как воспоминания рвутся на клочки и улетают, кружась, как осенние листья, оставляя за собой призрачные тени, и терзавшее меня безумие смывается, будто очистительным дождем с на вечерней улице. Внутренний голос сказал мне, что совершенно неважно, несут ли эти Ветры смерть Грете Форзейн, если их дуновение настолько приятно.

Я почувствовала, что те же ощущения овладели и всеми остальными. Даже истерзанная, плотно стиснувшая зубы Лили и то, казалось, говорила: вы заставляете меня глотать эту гадость, и я ненавижу вас за это, но все-таки это очень приятно. Легко было догадаться, что все мы мучились от тревоги, что даже найдя и экстровертировав Хранитель, мы не сможем снова вернуться в космос и никогда больше не ощутим этих Ветров, которые мы так ненавидим и любим.

Но пока мы так стояли и сияли от восторга, мы вдруг снова были поражены — нет, не мыслью о бомбе, хотя эта мысль точно пришла бы через несколько мгновений — нет, это был голос Сида. Он все еще стоял у экрана, только теперь лицо его было обращено наружу, и мы видели только часть его спины в сером камзоле, но, естественно, его восклицание «Иисусе!» мы услышали сквозь экран так, как если бы оно было обращено к нам.

Вначале я не могла сообразить, с кем же он разговаривает, но могу поклясться, что никогда прежде не слыхала, чтобы он говорил таким льстиво-подобострастным голосом, таким звучным и в то же время исполненным благоговейного трепета и еще там был… да, это был сдерживаемый ужас.

— Господин, все мое существо потрясено той высочайшей честью, которой вы удостоили меня, посетив эту жалкую Станцию и вашего ничтожного слугу… хотя я всегда верой и правдой служил вам, не смея мечтать, что вы когда-либо снизойдете… но все же я знал, что ваш взор всегда устремлен на меня… хоть я и ничтожный клочок пыли, витающий меж солнцами… Я повергаю себя к вашим ногам. Поведай, чем я могу служить тебе, сир? Я не ведаю даже, как верно обратиться к тебе, Лорд… Король… Император Пауков!

Я почувствовала, что становлюсь совсем маленькой, но от этого совсем не менее заметной; вот не повезло; и хоть Ветры Перемен, дующие сквозь меня, и придали мне храбрости, я посчитала, что это для меня уже чересчур, если считать все, что уже произошло прежде. Это же просто несправедливо.

В то же время я осознала, что как раз этого и следовало ожидать, что большие боссы наверняка будут следить за нами немигающими бусинками своих черных глаз, с тех пор, как мы интровертировались, чтобы наброситься на нас, если мы сумеем выкарабкаться. Я попыталась представить себе, что же такое было по ту сторону экрана, и то, что я смогла вообразить, мне не понравилось.

Но несмотря на оцепенение, я с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать, как дурочка на выпускном экзамене — я подумала о том, как это восприняли все прочие, стоявшие вокруг меня в Хирургии.

Я имею в виду Солдат. Они все напряглись, как будто им воткнули внутрь по шомполу, на лицах появилось выражение важности; не шевеля головами, они окинули взглядами друг друга и пол, как будто оценивали расстояние между ступнями и мысленно прикидывали, куда придется следующий шаг. То, что Эрих и Каби держали Главный и Малый Хранители, явно стало для них чистой формальностью. Сверив свои вызывники и ободряюще кивнув друг другу, они как будто приобщились к высшей тайне. Даже Илли, и тот каким-то образом умудрился выглядеть, как на параде.

А затем из-за экрана донесся шум, самый странный шум, который я когда-либо слышала, какие-то отдаленные нечленораздельные вопли и завывание, этот шум нес в себе угрозу, от которой я содрогнулась; и в то же время в нем было нечто знакомое, но что именно, я никак не могла сообразить. Вмешался голос Сида, громкий, торопливый и испуганный.

— Помилуйте, Лорд, я не подумал… о конечно, эта гравитация… Я все налажу через мгновенье. — Его рука и половина головы появились из-за экрана, но он не оглядывался, лишь повелительно щелкнул пальцами и, не успела я моргнуть, как Каби вложила Малый Хранитель в его руку.

Затем Сид полностью пропал из поля зрения, вой прекратился. Я подумала, что если Лорд Паук таким образом выражает свое недовольство тем, что его подвергли воздействию неподобающей силы тяжести, то можно надеяться, что боссы не начнут выяснять отношения со мной.

Эрих, скривив рот, кивнул прочим Солдатам, и их четверка промаршировала сквозь экран, как будто они всю свою жизнь тренировались ради этого мига.

У меня мелькнула было дикая мысль, что Эрих мог бы подать мне руку, но он прошествовал мимо меня, как будто я была… да, Развлекательницей.

На мгновение я заколебалась, но должна же я была видеть, что там происходит снаружи, даже если меня за это съедят. И кроме того, у меня мелькнула мысль, что если эти формальности надолго затянутся, то даже Лорду Пауку придется выяснить, насколько он безразличен к атомному взрыву, проведенному в замкнутом пространстве.