Бахмутский шлях, стр. 29

— Какие туфли? — не очень ласково спросила она меня.

Я молчал, и она продолжала:

— Шо ж тебе дня не было — ночью пришел?

«Ну все, — подумал я, — больше мне делать нечего, надо сматывать удочки, пока не поздно».

— Значит, некогда было, днем кукурузу пололи. Если починяете, так завтра принесу, — сказал я, отступая к калитке.

— Подожди, спрошу, — она ушла в дом.

Я стоял и с трудом удерживал себя, чтобы не пуститься отсюда во все лопатки. Может, она догадалась, а там засада, сейчас выйдут, схватят, и все? Лучше уйти, пока не поздно: уже ясно, что это не то, что нужно дяде Андрею. «Уйду», — решил я, но в этот момент меня позвали:

— Хлопец, зайди в хату!

Я хотел идти к двери, но ноги не слушались, тянули к калитке.

— Ну, скоро! — нетерпеливо сказала женщина, и я, споткнувшись о порог, влетел в сени.

В комнате, как и у всех, горела коптилка, еле освещая стены. В углах прятались черные тени. В другой комнате послышался мужской голос, и я окончательно струсил. Ко мне вышел мужчина лет сорока в замасленном фартуке. В одной руке он держал колодку, а в другой сапожный молоток. Он внимательно осмотрел меня, спросил:

— Что у тебя?

— Туфли починяете?

Он ответил не сразу. Сел на табуретку, стукнул молотком по колодке, спросил:

— Мужские или дамские?

— Дамские.

Мужчина прошел по комнате, посмотрел испытующе на меня, опять спросил:

— На высоком каблуке?

— Нет, на низком!

Он снова стукнул молотком по колодке, весело, как бы между прочим, бросил:

— Починяем, ваш товар.

— Товар будет! — обрадованно выпалил я.

— Фу, черт бы тебя взял! — выругался, смеясь, мужчина. — Задал ты мне задачу! Ну выкладывай, что там у тебя?

— Нужна встреча.

— Можно. Сейчас безопасно, немцев нет, патрулей на нижних улицах тоже нет. Тут только Никитин бродит иногда по ночам, вынюхивает, где самогоном пахнет. Но Никитина за версту слышно. Осторожность, конечно, не мешает.

Придя домой, я сразу полез на чердак и тихо позвал дядю. Но мне никто не ответил. Я думал, что он уснул, и стал обшаривать углы. Дяди нигде не оказалось. Перепугавшись и недоумевая, я слез с чердака, спустился на землю.

«Что случилось? Неужели беда какая? Уйти он не мог…»

В комнату идти я почему-то не решался, стоял посреди двора и озирался вокруг.

Огромный багрово-красный диск луны медленно выползал из-за горизонта, кладя на землю длинные кружевные тени от деревьев. Высокое безоблачное небо было усеяно блестками звезд, будто кто развесил лампочки карманного фонаря. Ночь наступила душная, без малейшего дуновения ветра. Кукуруза, деревья стояли, безжизненно опустив вялые листья. Тихо. Слышно, как где-то в кукурузе, которая растет почти у самого порога, жужжит попавшая в паутину муха.

Я сел в тень, на завалинку. Медленно проскакала жаба, вылезшая на ночную охоту. Боясь, что она насажает мне бородавок, я отшвырнул ее палкой на огород. Неожиданно из кукурузы вышел дядя Андрей. Я встал, но он жестом заставил сидеть и сам сел рядом, обняв меня и подставив ухо.

— Можно, — прошептал я.

Дядя кивнул, крепко прижав меня к себе, сказал:

— Молодец!

— На нижних улицах немцы не стоят и патрулей нет. Там только, говорят, Никитин шатается иногда, самогон ищет.

— Никитин… — проговорил дядя.

— Он Егора Ивановича выдал.

— Хорошо, что он больше ничего не знал. — Дядя, тряхнув головой, сказал: — Ладно, рассчитаемся. Ну, что, пойдем к матери?

— В хату? — удивился я.

— Да. Пойдем. Ты иди первый, чтобы она не перепугалась.

При свете еле освещавшей комнату коптилки мама не сразу узнала своего брата. Она долго смотрела то на меня, то на него, а потом, узнав, кинулась целовать дядю Андрея.

— Явился? А как же дети, жена? Вера, как она с вами уехала? — засыпала мама вопросами.

— Все живы, здоровы. Кто учится, кто работает на заводе.

Но мама уже не слушала его, она продолжала спрашивать:

— Ну, а ты откуда? Тебе ж нельзя на люди показаться! Егора Полянского убили и мальчишку его, вот такого, — мама указала на меня, — повесили. И Зину, сестру его, тоже взяли, и по сю пору как в воду канула.

— Я скоро уйду, сестра, не бойся, — сказал дядя Андрей.

— Да что ты, Андрей! Разве ж я для этого сказала? Я тебе просто так… Разве ж я о себе беспокоюсь… — В голосе мамы послышались слезы.

— Знаю, — успокоил ее дядя. — Но я действительно скоро уйду и даже в Андреевке не останусь. Петро, позови Сергея.

Мама удивилась, откуда он знает о нем, но ничего не сказала, наверное догадалась, что это я сообщил дяде.

Сергей лежал в погребе, там у него была постель. Он еще не спал. Когда я позвал его, Сергей быстро вылез и, недоумевая, зачем он понадобился, несколько раз спросил:

— Что там такое?

Увидев дядю Андрея, он остановился на пороге, подозрительно посматривая на всех нас.

— Проходите, — протянул дядя ему руку и, присев с ним у стола, кратко объяснил, кто он. Потом спросил: — Через фронт думаете идти?

— Да, завтра думаю отправиться.

— А если пока отставить?

— Как?

— Вы нам очень будете нужны здесь… Вы знаете лагерь, у вас есть там знакомые ребята… Это очень важно.

— Понимаю, — сказал Сергей.

— И как?

— Согласен, — Сергей посмотрел прямо в глаза дяде Андрею, добавил: — Как же я могу не согласиться? Да даже не в этом дело… Пусть не было бы ни долга, ни обязанности, ни совести — ничего такого пусть не было, и тогда пошел бы бить фашистов. Вы не знаете, что это такое!

— Знаю, — кивнул дядя Андрей.

— Нет, не знаете, — не согласился Сергей. — Одно дело слышать об этом или читать, и совсем другое самому попробовать… А я попробовал, испытал, как говорится, на собственной шкуре.

— Сейчас можешь со мной идти?

— Конечно, могу! — Сергей встал.

— Тогда пойдем, пока луна не поднялась высоко. Ну, сестра, прощай.

— Счастливо вам! Андрей, ты будь осторожней. Они ж не судят, а сразу убивают, — сказала мама.

— Знаю. Ну, Петро, пока, — он подал мне руку. — Спасибо тебе. И вот еще что я хотел сказать. Сами с Митькой ничего не предпринимайте. Если что нужно будет, я обязательно вам сообщу. Ты веришь мне?

— Да.

— Ну вот. А поэтому не надо ничего самим делать: вы можете погубить себя, помешать нам, людей подвести под смерть. Понял?

— Понял, дядя Андрей.

— И Митьке скажи то же самое.

Они ушли. Я вышел проводить их и долго стоял в воротах. Бесшумно скользнув теневой стороной улицы, они быстро скрылись.

А недели через полторы почти в одни сутки два немецких эшелона пошли под откос. Один с боеприпасами на Галушкином разъезде, а другой с танками на Скотоватском перегоне. Все в таких местах, где наибольшие уклоны.

Я точно не знал, чья эта работа, но почему-то думалось, что тут не обошлось без дяди Андрея и Сергея.

Глава пятая

ЛЕШКА

По всему было видно, что на фронте что-то происходит: то ли немцам приходится туго, то ли они затевают большое наступление. Эшелоны песочно-желтых пятнистых «тигров» и «пантер» один за другим тянулись на восток. Говорили, что их перебрасывают из Африки. После падения Севастополя дня три своим ходом шли по старому Бахмутскому шляху танки. Дорога была вспахана гусеницами, на протяжении всего их пути черная пыль густым облаком поднималась выше тополей. Казалось, горит дорога.

Мама глядела на дорогу, качала головой:

— Не скоро еще война кончится…

Бабка Марина делала скорбное лицо, говорила:

— Ай-яй-яй, сколько ж у него етой самой техники! Ето ж надо сказать! Куда ж тут разбить его? — и тут же поворачивалась к маме, шептала: — А вот кажуть, девка, что не быть ему тут. Рассказывают бабы: шла одна по мосту через речку и видит — стоит старичок и смотрит в воду. Она возьми да и спроси: «Что вы, дедушка, в воду глядите?» А он будто так, голову не поднял, а сказал: «А вот, дочка, увидел я тут, как черное что-то навстречь воде шло, и вода становилась вся черной. А теперь пошло обратно, и вода опять чистая стала». — «Что ж бы ето?» — спрашивает та женщина. А он отвечает: «А ты подумай, дочка, что ето за предсказание. Черная сила шла навстречь, да и покатилась назад». Сказал, а сам пошел. А она, женщина-то, возьми да и посмотри в воду, а оно и правда — в кустах вода черная, ну вот как чай крепкий, даже чернее, и все уходит, уходит, а вслед вода чистая, как ключевая. Значит, покатит назад черная сила. Вот явление, девка! Ето ж надо, господь смилостивился и послал людям для успокоения свое знамение. — Бабка перекрестилась, продолжала: — Я своим кажу: «Вы не дуже старайтесь, недолго ему быть тут…» Да и сама подумай, разве ж не перед гибелью он так-то свирепствует? На улицу не появись — хватает; как раньше собашники собак ловили, так они людей хватают — и в машину, и не знаешь, где и шукать человека.