Тень Бонапарта, стр. 32

— Кто же виноват, ваше величество, что мой туз был побит четыре раза кряду!

— Та-та-та, да вы еще совсем дитя, не знающее цены деньгам. Сколько же вы задолжали?

— Сорок тысяч, ваше величество.

— Отлично, ступайте к Лебрену и там узнайте, чем он может вам помочь. В конце концов, ведь мы с вами были вместе под Тулоном!

— Тысячу благодарностей, ваше величество!

— Цыц! Вы, Рапп и Лассаль — притча во языцех для всей армии! Довольно карточных игр, мошенник!.. Я не люблю открытых платьев, мадам Пикар. Они не идут даже молодым женщинам, а вам носить их просто непозволительно! Жозефина, я иду к себе и прошу вас прийти ко мне через полчаса почитать на ночь. Несмотря на усталость, я все же приехал к вам, раз вы пожелали, чтоб я помог вам принимать и развлекать гостей. Оставайтесь здесь, месье де Лаваль: ваше присутствие необходимо.

За императором захлопнулась дверь, и каждый — от императрицы до последнего служителя — вздохнул с глубоким облегчением. Дружеская болтовня возобновилась, снова раздались шорох карт и звон металла. Словом, все пошло своим чередом, как было до прихода императора.

Глава шестнадцатая

В библиотеке замка Гробуа

Итак, читатель, я приближаюсь к концу своего повествования о приключениях, выпавших на мою долю после возвращения во Францию. Они и сами по себе могут представлять некоторый интерес, но все в них, разумеется, целиком затмевает личность императора, занимающего в моих записках первое место.

Много лет прошло с той поры, но в своих мемуарах я постарался вывести Наполеона, каким он был на самом деле. Отобразив его речи и поступки, я совсем забыл о себе. Поэтому я попрошу вас отправиться вместе со мною на Красную Мельницу и проследить за событиями, которые произошли затем в библиотеке замка Гробуа.

Прошло несколько дней после раута у императрицы, наступил последний день, который был отпущен Сибилле для спасения своего возлюбленного, если она отдаст в руки полиции Туссака. Правду сказать, я не особенно переживал о ее неудаче, потому что Лесаж был жалким, низким трусом и все достоинства его сводились лишь к красивой наружности. Но эта чудная женщина с твердой волей, мужественным сердцем, глубоко одинокая в жизни, сильно задела мои чувства, и я был готов исполнить все, чего бы она ни потребовала, даже если ее желание шло вразрез с моими убеждениями.

Итак, поутру в мою комнату в Булони вошли генерал Савари и Сибилла. Одного взгляда на ее пылающие щеки и светившиеся победой глаза было достаточно, чтобы понять, что она уверена в успехе своего дела.

— Луи, я говорила вам, что найду его! — воскликнула она. — Теперь мне нужна ваша помощь.

— Мадемуазель настаивает на том, что солдаты в данном случае бесполезны, — сказал Савари, пожимая плечами.

— Нет, нет, нет, — пылко проговорила она, — тут необходима осторожность, а при виде солдат он сразу спрячется в потайном месте, где вы никогда его не найдете. Нельзя так рисковать в последнюю минуту!

— Судя по вашим словам, нам вполне достаточно троих, — сказал Савари. — Я лично никогда не взял бы больше. Вы говорите, что у вас есть еще один друг, какой-то лейтенант.

— Лейтенант Жерар из полка Бершенских гусар.

— Превосходно! Жерар — один из лучших офицеров в армии. Думаю, втроем мы справимся. А теперь потрудитесь сообщить, где же находится Туссак.

— Он скрывается на Красной Мельнице.

— Мы обыскали там все, и уверяю вас, его там нет.

— Когда вы обыскивали?

— Два дня тому назад.

— Значит, он поселился там позже. Он встречается с Жанной Порталь; я следила за нею шесть дней. Сегодня ночью я видела, как она тихонько пробиралась к Красной Мельнице с корзиной вина и фруктов. Все утро она приглядывалась к прохожим, и я видела, что при приближении солдата на ее лице мелькнуло выражение ужаса. Я так уверена, что Туссак на мельнице, как будто видела его собственными глазами.

— В таком случае не будем терять времени! — вскричал Савари. — Если он рассчитывает найти лодку на берегу, то с наступлением темноты попытается бежать в Англию. С мельницы хорошо просматриваются окрестности, и мадемуазель права, что появление солдат заставит его немедленно скрыться.

— Что будем делать? — спросил я.

— Через час вы явитесь к южным воротам лагеря в этом же наряде. Вы будете изображать путешественника. А я найду Жерара, и мы договоримся, как нам переодеться. Прихватите пистолеты: нам придется иметь дело с самым опасным человеком во Франции! Лошадь для вас мы приготовим.

Последние лучи заходящего солнца окрашивали в пурпур белые меловые утесы — характерная картина для северных берегов Франции. Выйдя час спустя после нашего разговора к южным воротам лагеря, я к своему удивлению не увидел на условленном месте ни Жерара, ни Савари. Лишь высокий человек у дороги, в синем сюртуке с металлическими пуговицами и широкополой шляпе, похожий на бедного фермера, подтягивал подпруги на превосходной вороной лошади; несколько поодаль от него молодой конюх держал в поводу двух лошадей. Только узнав в одной из лошадей ту, на которой я приехал из Гробуа, я догадался, в чем дело.

— Думаю, наш вид ни у кого не вызовет подозрений, — сказал Савари. — Жерар, вам лучше сгорбиться, не то ваша военная выправка выдаст нас. Уже темнеет, скорее в путь!

Много всяких приключений было в моей жизни, но это занимает среди них особое место. Вдали над водой были видны туманные берега Англии, и мне вспомнились сонные деревушки, жужжание пчел, воскресный звон колоколов, широкие и длинные улицы Эшфорда, его красные кирпичные домики и кабаки с яркими вывесками. Большая часть моей жизни мирно протекла там, а теперь я бешено мчался верхом, два заряженных пистолета висели у меня за поясом; я должен был исполнить поручение, которое могло изменить мою судьбу! Мое будущее зависело от того, удастся или нет арестовать самого опасного заговорщика.

Припоминая свою молодость, выпавшие мне на долю невзгоды и многое другое, я прежде всего вспоминаю тот вечер и бешеную скачку по проселочной дороге. Мне кажется, что я вижу даже комки грязи, отскакивающие от подков лошадей.

Мы ехали вдоль ужасного соляного болота. Постепенно мы углублялись внутрь страны, проезжая через обширные пространства, заросшие папоротником и кустами терновника, пока наконец слева от нас не показались родные мне башни Гробуа. Тогда по команде Савари мы свернули направо и поехали по дороге, поднимавшейся вверх по холму. Достигнув его вершины, мы увидели на фоне вечернего неба крылья старой ветряной мельницы. Последние лучи заходящего солнца отражались в верхнем оконце мельницы, и оно алело, словно залитое кровью. Около входа стояла распряженная телега, в которой лежали мешки с хлебом; невдалеке лошадь щипала траву.

Вдруг на одном из холмов появилась женщина, и, приставив руку козырьком ко лбу, внимательно посмотрела по сторонам.

— Взгляните-ка, — взволнованно прошептал Савари. — Несомненно, он здесь, иначе к чему такие предосторожности? Объедем этот холм кругом, чтобы они нас не заметили.

— Но мы быстрее доедем, если двинемся напрямик, — сказал я.

— Здесь слишком неровная местность, так что безопаснее сделать крюк. К тому же, если мы поедем по дороге, они примут нас за обыкновенных путников.

Мы продолжали ехать с самым невозмутимым видом, но чей-то громкий крик вдруг заставил нас обернуться. Та женщина, стоявшая у дороги и следившая за нами, вероятно, что-то заподозрила. Должно быть, военная выправка моих спутников вызвала ее опасения. Она быстро сняла шаль и, громко крича, изо всех сил принялась махать ею. Савари с проклятием пришпорил лошадь. Мы с Жераром помчались за ним.

Мы прибыли вовремя: до ворот мельницы оставалось не более ста шагов, когда какой-то человек выбежал из дома и воровато огляделся. По черной всклокоченной бороде, по массивной фигуре с сутуловатыми плечами я сразу узнал Туссака. Он понял, что мы не дадим ему бежать; бросившись обратно в дом, он с шумом захлопнул за собою тяжелую дверь.