Молитва любви, стр. 13

– Милорд, по моему разумению, лучше всего было бы при первой же возможности изгнать Чарвика из Медланда. Он, несомненно, будет причинять вам неудобства.

Гильберт хранил спокойствие. Приподняв бровь, он рассмеялся:

– Старик того же склада, что и Филипп?

– Это мне неизвестно, но сэр Ройс считает его сумасшедшим. Он непрерывно изрыгает угрозы в отношении вас и вашей сестры.

Глаза Гильберта вспыхнули огнем.

– Его держат под стражей?

– Да, его заперли в башне, – Ланселин нахмурился, затем продолжил: – Однако сегодня утром сэр Ройс выпустил старика. Хоть он и не думает, что тот представляет серьезную угрозу, но предостерегает, что доверять Чарвику не следует.

Гильберт покачал головой:

– Он стар, и наследников у него не осталось. Чего он достигнет, оказывая сопротивление? Даже если бы король Генрих не отдал мне Медланд во владение, эти земли после смерти Чарвика были бы возвращены короне. /

Какая-то мысль придала светлое выражение' лицу Ланселина. Гильберт уловил это изменение и вопросительно поднял бровь:

– Ну-ка, расскажи мне.

– Дело обстоит не совсем так, как вы думаете, – торопливо проговорил сэр Ланселин. – Кажется, у старика есть еще один наследник… или кто-то, претендующий на наследство.

Сначала на лице Гильберта отразилось удивление, потом гнев.

– Незаконнорожденный? – спросил он.

– Нет, законный.

Желваки заходили на челюстях Гильберта.

– Я не слышал о других отпрысках Чарвика. Был только Филипп.

Он произнес это имя с таким презрением, что Ланселин нахмурился. У Гильберта были причины враждебно относиться к Чарвикам, и все-таки Ланселин с болью в сердце наблюдал за тем, как барона снедает дикая, разрушительная ненависть.

Он отрицательно покачал головой:

– Об этом мало кому известно, но у Чарвика есть дочь.

– Дочь? – удивленно переспросил Гильберт. Земли Пенфорка и Медланда соседствовали, поэтому он, конечно, слышал бы о существовании сестры Филиппа, будь это правдой. – Наверное, она еще совсем дитя?

– Нет, – рыцарь пренебрежительно скривил губы. – Женщина… и, кроме того, монахиня, ни больше ни меньше.

Помолчав, он добавил:

– Месяц тому назад старик вернул ее из аббатства. Кажется, он собирался выдать ее замуж за одного из своих рыцарей, чтобы она родила ему наследника по мужской линии.

– Монахиня? – повторил Гильберт, покачивая головой. – Она должна была нарушить свои обеты? Что она из себя представляет? Не думаю, что церковь допустила бы это.

Ланселин недоуменно пожал плечами:

– Вот этого я не понимаю, милорд. К тому же, говорят, на лице у нее метка дьявола. Может быть, церковь была рада от нее избавиться.

– Метка дьявола, – задумчиво повторил Гильберт. Хотя от семьи Чарвиков и стоило ожидать чего-то в этом роде, все же он не мог поверить в такие нелепые россказни. Он презрительно скривил губы и решил не задумываться над всякими глупостями.

– Я прослежу, чтобы она вернулась в аббатство, – решил Гильберт. – При условии, что сестры примут ее обратно после такого предательства по отношению к Богу, как предполагаемое замужество.

– Кажется, ее отец такого же мнения, милорд, потому что он просил сэра Ройса завтра же дать его дочери сопровождающих и доставить ее в аббатство.

Гильберт был вполне доволен решением вопроса.

– Так тому и быть, – сказал он, решив раз и навсегда покончить с разговорами на эту щекотливую тему. – А теперь поговорим о состоянии владений. Они действительно находятся в таком убогом виде, как гласит молва?

ГЛАВА 5

Грей узнала о неожиданном появлении Бальмейна лишь наутро после бессонной ночи. Весть о новом лорде распространилась, видимо, во время ее вчерашнего отсутствия, когда произошло ее грехопадение. Теперь оставалось только ловить обрывки разговоров между слугами.

Грей была ошарашена. Прибытия этого человека ожидали не раньше, чем через несколько дней. В следующий момент она с беспокойством осознала, что остается слишком мало времени для разговора с отцом о совершенном грехе. Он должен будет освободить ее от обязательства принять монашеский обет. Но как воспримет он это признание?

Вернувшись в холл после заутрени, Грей обнаружила, что приготовления к приезду нового владельца замка идут полным ходом. Это так поразило ее, что если бы поблизости не оказалось стула, за который она успела ухватиться, то непременно бы упала.

Ясно было одно: человек, которому она отдалась, принадлежал к свите Бальмейна. Сердце Грей сжалось.

Действительно, скоро отцу многое станет известно, но ведь узнают об этом и другие. При мысли о грядущем унижении в глазах многих людей у нее подогнулись колени. Что делать?

Брезжили слабые проблески надежды на то, что тот человек ее не узнает. Ведь все происходило ночью, в темноте.

У Грей не было времени для дальнейших размышлений, так как рядом появился отец, в сильном подпитии после ночи беспробудного пьянства. Ужасная вонь, исходившая от его одежды, заставила Грей задержать дыхание.

– Где твое монашеское одеяние? – вопросил отец, покачиваясь на нетвердых ногах. – Ты осмеливаешься мне перечить?

Грей глянула на свое мятое платье. Ей казалось святотатством надеть белый наряд Христовой невесты, когда она нарушила обет целомудрия, поэтому она предпочла это простое коричневое платье.

– Я…

– Ты сегодня же вернешься в аббатство, и немедленно! Иди переоденься, пока не прибыл этот подонок Бальмейн и не стал измываться над тобой.

Признание, готовое сорваться с ее уст, так и осталось невысказанным. Отец грубо подтолкнул ее к лестнице.

Грей хотела было возразить, но подумала, что монашеское одеяние поможет ей скрыть внешность, и человек из свиты Бальмейна, которому она так бесстыдно отдалась накануне, не узнает со. Он, конечно же, не предполагает, что таинственная незнакомка может оказаться монахиней. К тому же не стоило сейчас спорить с отцом. В любом случае скоро придется воспротивиться его ноле.

В маленькой темной комнатке наверху, где хранился скудный скарб – немногие вещи, принадлежавшие ее матери, Грей открыла крышку старого сундука и достала платье, в котором приехала из монастыря. Извлеченное со дна сундука одеяние имело весьма непривлекательный вид. Думая, что больше не придется его надеть, Грей рано утром спрятала узел с монашеской одеждой под ворох старых платьев.

Она встряхнула найденный наряд, держа на вытянутых руках, осмотрела и недовольно поморщилась, увидев, в каком оно состоянии. Платье не только сильно помялось, но и испачкалось. Не следовало так небрежно обращаться с ним прошлой ночью. Зря она оставляла одежду на берегу. Отбросив бесполезные сожаления, Грей торопливо сбросила обычное платье и запихнула его в сундук.

С большой неохотой начала она надевать одну за другой детали неудобного и громоздкого монашеского облачения, бормоча при этом покаянную молитву, так как, по ее разумению, уже не имела права носить наряд Христовой невесты.

Когда монашеская повязка скрыла волосы, Грей испытала ужасное чувство, будто судьба ее решена. Не может такого быть, подбодрила она сама себя. Отцу придется согласиться не удалять ее в монастырь. С этой мыслью она спустилась в холл.

В просторном зале никого не оказалось – не до завтрака в такой момент. Очевидно, было принято решение дожидаться прибытия нового барона, поняла Грей. Неожиданно в душе девушки поднялось возмущение. Нахмурившись, она торопливо пробежала по покрытому тростником полу и вышла на крыльцо. Утренний воздух был свежим и бодрящим. Двор заполнили королевские воины и бывшие дружинники барона Чарвика, готовые к встрече нового владельца Медланда.

«Но где же отец? – подумала Грей. – Может быть, ожидая появления Бальмейна, сэр Ройс снова запер его в башне?»

Отец был такой заметной фигурой, что уже через мгновение стало ясно, что во внутреннем дворе его нет. Да, именно в башне она найдет его. Приподняв юбки, Грей быстро сбежала по ступенькам, но была вынуждена замедлить шаг, пробираясь сквозь толпу, устремившуюся ко внешнему двору. Хотя дочь опального барона и притворялась, что не замечает любопытных взглядов, но с неудовольствием ощущала их на себе.