Шестиклассники, стр. 41

— Ничего я не собираюсь, но с ним можно только по-хорошему.

— А разве я говорю, что критиковать надо по-плохому? Что-то мудришь ты, Анютка…

— И ничего не мудрю! — голос у Ани зазвенел и задрожал. — Всё-таки я получше твоего знаю, какой у этого Галкина характер.

Фёдор Семёнович пристально посмотрел на внучку.

— Это конечно, — сказал он. — Возможно.

И замолчал.

В квартире опять установилась тишина.

Аня взяла учебник, но, глядя в него, не разбирала ни одной строчки. Как досадно, что она не сдержалась и чуть ли не в первый раз в жизни нагрубила дедушке! Только зачем он сам спорит о том, чего просто не знает! Ведь она твёрдо убеждена: всё обстоит именно так, как она говорит. С Галкиным надо вести себя по-особому! Уж если после её маленького замечания он пригрозил ни за что больше не браться и так рассердился, что обрызгал её из лужи, значит очень легко его совсем отпугнуть, оттолкнуть от звена, растеряв даже то, что достигнуто. А этого ей совсем не хочется! И она ничего не мудрит, как считает дедушка. Скоро он сам это увидит.

— Дедушка…

— Да?

— А папа с мамой долго ещё из театра не придут?

— Долго.

— Дедушка!..

— Ну?

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!..

Всё-таки непривычно уходить из комнаты, не договорившись с дедушкой до конца. До сих пор у них всегда и во всём совпадали взгляды, а вот сегодня — тоже впервые в жизни! — Аня пренебрегла дедушкиным советом.

Глава 29. Серьёзный разговор

Собирать лом в зайцевском доме Галкин так и не пришёл.

Олег Возжов сообщил, что у него Галкин тоже не был и реек они не сделали.

— Может, чертёж машины доканчивает, — предположил Зайцев.

Но и чертежа Галкин в школу не принёс.

Маша Гусева спросила у него, почему он не явился собирать лом, но он только засмеялся и повернулся к Эдику Зайцеву:

— А много собрали?

Зайцев сконфуженно промолчал.

Это была его затея — обойти квартиры в их доме. Он думал, что за один обход можно раздобыть целую тонну металлолома — квартир ведь сто! Но он просчитался, не учёл, что почти в каждой квартире есть ученики, которые, конечно, сами давно унесли из дому всё железное и медное старьё. Поэтому женщины-домохозяйки встречали ребят, сочувственно улыбаясь, но отрицательно покачивая головами.

Только в нескольких квартирах посчастливилось заполучить прохудившееся ведро, небольшую сковородку с отколовшимся краем и прогоревший совок.

А в третьем подъезде из-за спины открывшей дверь женщины выглянул ухмыляющийся мальчишка.

Когда Маша объяснила женщине, в чём дело, и женщина ответила, что у них, к сожалению, ничего нет, мальчишка крикнул:

— Погоди, мама! — и убежал.

Женщина тоже ушла, а ребята послушно стояли на лестничной площадке. Через некоторое время опять выглянул мальчишка, что-то высыпал в руки Маше и со смехом захлопнул дверь. На ладони у Маши оказалось пять заржавленных перьев. Эдик хотел тут же ворваться в квартиру и отлупить насмешника, но девочки удержали его, взяли и высыпали перья в почтовый ящик.

Большого успеха, как видите, хождение по квартирам не имело, но разве дело в количестве собранного металла, если речь идет о дисциплине? Договорились собирать вместе — значит, надо было прийти!

Так Галкину и разъяснили, но он ответил, что не мог, и всё!

— Не мог, не мог! — передразнила Маша. — Ты только безобразничать можешь!

— Кто это безобразничать, кто? — засверкал глазами Галкин.

Атмосфера явно накалялась.

— Подождите, ребята… Нельзя так! — проговорила Аня.

Она хотела успокоить ребят, чтобы они не очень нападали на Галкина, а то он совсем рассердится.

Но все поняли её иначе.

— Конечно, нельзя! — воскликнул Эдик Зайцев. — Он и на уроках безобразничает. Пуговицу какую-то завёл!

— Да, да, — живо подхватила Эмма Жаркова. — Он меня по спине этой пуговицей. Смирнова видела. Скажи!

Все притихли, ожидая, что скажет Аня. Она действительно видела, как Лёня ударил Жаркову по спине пуговицей на нитке. И на уроках вертел эту пуговицу — она жужжала, как пчела.

Но как сказать обо всём этом?

После вчерашнего случая во дворе у лужи между Аней и Галкиным не было произнесено ещё ни слова. Галкин явился в класс, молча сел на своё место, и так они сидели, не обращая друг на друга никакого внимания.

А сейчас стояли в окружении ребят, пронзая один другого взглядами. Только Галкин первый вдруг насмешливо гикнул:

— Ого-го! Разойдись! — и начал расталкивать столпившихся.

Аня так и промолчала.

Поднялся гул возмущённых голосов — все ещё больше напали на Галкина:

— Видали, какой! Надо Таисии Николаевне сказать!

А он обернулся и крикнул:

— Говорите, пожалуйста!

И перед уроком истории пересел от Ани к Лядову, на ботанике всё время получал от Варвары Самсоновны замечания, а с английского языка вообще сбежал вместе с Лядовым.

— Ну вот! — отметила Маша Гусева. — Началось!

— Сами же виноваты! — не удержалась Аня. — Налетели на него, налетели, а надо было совсем не так.

— Как же ещё?

Аня махнула рукой. К чему теперь понапрасну спорить, если случилось самое страшное, чего она опасалась.

Но ребята и девочки были настроены воинственно. И когда после уроков пришёл Володя, а Кузеванов сообщил, что чертёж машины времени Галкин всё ещё не доделал, все хором потребовали наказать Галкина, потому что он окончательно разболтался.

— А вы напишите о нём в газете! — посоветовал Володя.

— Да ну, — протянула Маша. — Газета когда ещё выйдет.

— А что я могу, если не пишут, — начал оправдываться Эдик Зайцев. — Прошу, прошу… Кузеванов о планах нашей работы дал, а больше опять никто.

— Поэнергичней требуй! — сказал Володя. — Вот тебе и вторая заметка — о Галкине, о дисциплине. Я думаю, её напишет Смирнова.

— Правильно, — подтвердили ребята. — Кому, как не старосте, о дисциплине писать!

Но Аня замотала головой:

— Нет, нет, только не я!

— Почему? — удивился Володя, и его пухлые губы вытянулись сильнее обычного.

— Да она его всё время защищает! — раздались голоса. — Жалеет!

— Наверное, потому, что рядом сидит! — засмеялась Эмма Жаркова.

— Да в чём дело? — заинтересовался, вожатый. — Почему ты не хочешь?

— Потому что он после заметки ещё хуже станет.

— Не понимаю! До сих пор я считал, что критика помогает…

— Написать, написать! — закричали ребята.

И поручили написать заметку Маше Гусевой.

Угрюмая и расстроенная, несогласная с решением ребят, Аня нарочно отстала от всех, задержавшись в классе.

Обезлюдевшая к вечеру школа полнилась необычными звуками: играло пианино, слышались звонкие стихи из углового класса — там, должно быть, собрался драматический кружок; издалека, снизу, доносились глухие удары волейбольного мяча — в физкультурном зале тренировались спортсмены.

Аня медленно спускалась по лестнице. Внезапно за плечом раздался возглас:

— Аня? Ты ещё не ушла?

На лестничной площадке появилась Таисия Николаевна. Она тоже направлялась вниз, к раздевалке, неся под мышкой солидную стопку тетрадей.

Недолго думая, Аня воскликнула:

— Таисия Николаевна! Ребята решили продёрнуть Галкина в стенгазете.

— А ты отказалась о нём писать, — добавила учительница и рассмеялась, заметив растерянный Анин взгляд. — Мне Володя уже сообщил. И он очень удивлён… Да и я не могу понять: ну почему ты считаешь, что Галкину повредит эта заметка?

— А вы знаете, какой он! Я вчера ему всего два слова сказала, и он уже совсем переменился ко мне! А сегодня опять с урока сбежал.

— Тоже знаю.

— Ну вот! Мы так старались, чтоб он исправился. А из-за какого-то пустяка всё может рухнуть.

Учительница остановилась недалеко от раздевалки.

— Что же ты предлагаешь?

— Надо с ним по-хорошему… раз такой у него характер.

— А какой у него характер?

— Трудный очень.