Игра 14.0, стр. 44

Доро усердно занималась всё тем же. Она наклонилась над оракулом, затем перевела свой фирменный затуманенный взор на Бастиана. Это зрелище окончательно его подкосило: он уперся локтями в колени, уткнул лицо в ладони и расхохотался, пока не почувствовал, что начинает задыхаться.

— Извини, — пробормотал Бастиан, с трудом переводя дыхание. — Ты неисправима, Доро. А всё это — лишь мои разыгравшиеся нервы. Нехватка сна.

От громкого смеха у него начались спазмы в груди и тут же подступила икота. Так, глубоко вздохнуть. Вот. Хорошо. Постепенно он снова взял себя в руки.

Доро по-прежнему равнодушно на него взирала.

— Турисаз [32] в воде, у самого дальнего края, — произнесла она, указывая на что-то, что Бастиан со своего места никак не мог разглядеть. — В этом положении руна предвещает беду, которая вот-вот должна разразиться.

— Что, прости?

Он поднялся и подошел к девушке.

— Отала [33] лежит в земле, — продолжала Доро, не отвлекаясь ни на что. — Это предвещает страшное напряжение сил, которое, возможно, не приведет к цели. Перт [34] упал в огненное поле и говорит нам, что никому нельзя доверять. — С несчастным лицом она ходила вдоль начерченных на земле кругов. — Знаки сулят беду вот уже несколько дней. Можете и дальше спокойно смеяться, но именно тебя, Бастиан, ждут роковые события и отчаяние.

Бастиан осмотрел круги и камни.

— Я не верю в знаки, руны или гороскопы. Если ты хочешь кого-то запугать, то в случае со мной ты явно обратилась не по адресу.

Доро собрала руны.

— Запугать, да? А для чего мне это надо? Я боюсь больше, чем вы все, вместе взятые. В тебе же, наоборот, слишком мало страха. — Заботливо сложив камни в кожаную сумку и зашнуровав ее, она сочувственно посмотрела на Бастиана. — Впрочем, мы всё увидим. Если я права и на нас легло проклятие, то Альма, Арно и Карина не сумеют выбраться к людям. «Они окажутся в моей власти, и я уже никогда их не отпущу» — так сказал Тристрам о всех, кто ступит на его землю, помнишь?

— Что-то такое, кажется, припоминаю. Только я не воспринимаю это всерьез. Прости.

Она кивнула.

— Я вижу. Ты считаешь меня суеверной, а, может, даже и сумасшедшей. Я же, наоборот, считаю тебя слепцом.

В желудке тягостно урчало. Айрис, прижимая ладонь к животу, направилась к двум елям, между которыми что-то белело. Нет, опять не гриб.

Вот черт. Она поднырнула под громадную паутину и обернулась. Бастиан шел позади, в не скольких шагах; это он настоял, чтобы они отправились в лес вместе. Само его присутствие теперь обволакивало ее словно мягким покрывалом, оберегало. Айрис вспомнила, как засветились его глаза, когда она сказала, что тоже останется… Нет, не стоит позволять себе подобные чувства. Они делают человека слабым и невнимательным. Некоторых людей знаешь годами, даже не догадываясь об истинном их лице.

И все-таки.

Так хорошо кому-то доверять.

Она сделала еще несколько шагов по направлению к небольшому водопаду, образованному ручьем, спадавшим с каменного уступа. Скала, нависшая над ним, так густо поросла мхом, что тот походил на толстую подушку. Айрис не смогла побороть желания усесться на нее и подождать Бастиана, всё еще сражающегося с зарослями кустарника.

За три дня, проведенных в глуши, его лицо разительно изменилось. Он слегка загорел. Избавился от очков. Волосы растрепались — не осталось и следа той старательно отутюженной прически, которая так смешила поначалу. Теперь волосы спадали ему на глаза, и всякий раз, когда Бастиан, энергично взмахивая головой, отбрасывал их в сторону, внутри Айрис что-то начинало пощипывать. Рубашка, наполовину расшнурованная, приоткрывала грудь. Мысленно Айрис уже щекотала ее волосами, поглаживала кончиками пальцев, представляя его реакцию…

О господи, Айрис, глупая корова! Как будто у тебя нет других забот! Боже мой! Она покачала головой и посмотрела в сторону ручья, задумчиво приглядываясь к ветке дерева, протянувшейся по направлению к лагерю. Шаги Бастиана приближались.

— А теперь угадай-ка, что у меня есть, — сказал он. Прямо перед глазами появилось что-то рыжеватое. — Вопреки общим ожиданиям, близорукому тоже иногда удается что-то найти.

— Похож на белый гриб. — Она принюхалась. — Прихватим с собой. Штайнхен — знаток…

Еще не договорив, она почувствовала, что своими словами пробудила в душе Бастиана угрызения совести — он виновато опустил голову.

— Со Штайнхеном был всё в порядке, когда мы оставили его с Паулем, — быстро сказала она. — Жар у него уже спал, и дыхание стало ровным. — Айрис вскочила и взяла Бастиана за руку. — Давай сходим к озеру. Грибы в лесу могут встретиться повсюду, но рыба — сто процентов! — только в воде.

Всю дорогу они держались за руки. Ее внутренний голос, заливаясь каким-то безумным смехом, непрестанно твердил ей, что ничего не случится, пока она не отпустит его руку. Когда, наконец, перед ними появилось озеро, Айрис все-таки сделала это, чтобы снять обувь и зайти в воду. Она закрыла глаза. Здесь. Она снова и снова представляла себе это озеро все прошедшие месяцы. От него исходит чувство… покоя. Тут всякий страх пропадает. Жаль, что такое не может продолжаться долго: снова посыплются надоевшие вопросы о Варце, Сандре и Ларсе, и все-таки это мгновение было… божественным.

Она почувствовала легкое прикосновение к лицу.

— Ты плачешь? — тихо спросил Бастиан.

Его рука скользнула по ее волосам, и в эту секунду Айрис хотелось лишь одного: взвыть изо всех сил, вцепиться в него и кричать, кричать, избавляясь от напряжения, мучившего ее так долго. Однако тело среагировало быстрее, чем она думала: от неожиданного прикосновения Айрис сжалась и отдернулась.

— Прости. — Они сказали это оба, в унисон.

Бастиана смутила ее реакция — это было видно по его лицу; но он не задавал больше никаких вопросов. Айрис снова придвинулась поближе, мечтая, что он опять дотронется до нее, но было ясно, что теперь он на это не решится.

— Дело в том, что… — Она подбирала слова. — Я тебя не знаю, мне вообще ничего о тебе не известно. И даже если чувства говорят мне, что ты нормальный парень, я не могу поверить самой себе. Мои чувства однажды уже сыграли со мной дурацкую шутку.

Она увидела, как чуть-чуть поднялись уголки его рта и слегка изогнулись брови.

— Что же тебе такого особенного хотелось бы обо мне знать?

— Всё. Ну, как-то так. — К Айрис вновь понемногу возвращалось то самое безмятежное настроение. Она пошевелила ногами в воде, устраивая небольшие волны. — Кто ты. Чем увлекаешься. О чем думаешь. Чего боишься.

— Именно в этом порядке?

Она пожала плечами.

— В этом… или в другом. Что, например, для тебя самое важное в жизни? Без чего ты не можешь обойтись?

Он почти не раздумывал.

— Не хочу быть задницей. — Несколько секунд он пытался перехватить ее взгляд, но сдался и стал смотреть на воду. — Не потому, что я стараюсь всегда быть таким… м-м-м… хорошим, а потому что, черт побери, терпеть не могу, когда причиняю кому-нибудь боль.

— О, круто.

— Да, звучит по-идиотски, я знаю. — Он поднял руку, как будто все-таки захотел еще раз дотронуться до Айрис, но она опять не позволила ему это сделать. — Ты думаешь, я говорю всё это только затем, чтобы представить себя как человека «одни-сплошные-плюсы», да?

— Нет. Я спрашиваю себя, а не поэтому ли ты занялся медициной?

Он усмехнулся, но прозвучало это не слишком радостно.

— Нет, там причины другие. Или не совсем так. Скорее, всё это каким-то образом связано.

Над озером летали две большие, отливавшие синим стрекозы, они описали круг и устремились одна за другой. Продолжая разговор, Бастиан не сводил с них глаз.

— Тебе что-нибудь говорит имя Максимилиана Штеффенберга?