Право на месть, стр. 48

ГЛАВА 3

Карета остановилась не слишком удачно, и пока они шли к дверям театра, успели заметно промокнуть. Возле ложи Аробинна их приветствовали двое театральных служителей: проворно взяли верхнюю одежду гостей и подали бокалы с искрящимся вином. В передней тут же появился кто-то из знакомых Аробинна. Увидев Лисандру, он принялся отпускать ей комплименты и говорить разные учтивые банальности. Селена приехала сюда посмотреть совсем другой спектакль и потому молча отодвинула бархатный занавес, отделявший переднюю от ложи, и села на свое обычное место — ближе к сцене. Ложа Аробинна находилась в боковой части громадного театрального зала, почти посередине. Оттуда прекрасно просматривались сцена и оркестровая яма. Но самый лучший обзор был из королевских лож, расположенных в центре. Сегодня все они пустовали. Какая несправедливость!

Селена неторопливо оглядела кресла партера, затем перевела взгляд на противоположную сторону. Блеск драгоценностей, шелковые наряды дам, золотистое вино в высоких бокалах. И конечно же, особенный, ни с чем не сравнимый гул зрительских разговоров. Если в Рафтхоле и было место, где Селена по-настоящему чувствовала себя дома и где переживала моменты наивысшего счастья, так это здесь, в городском театре. Ей нравились красные бархатные подушки, стеклянные люстры, свисавшие с высокого позолоченного потолка. Можно ли считать совпадением, что театр находился всего в двадцати минутах ходьбы от Башни ассасинов? Селена знала: ей будет нелегко привыкнуть к своему новому жилищу. Оттуда до театра вдвое дальше, и это обстоятельство особенно удручало Селену. Одна из добровольно приносимых ею жертв, если у нее все же хватит духу сообщить Аробинну о своем намерении выплатить ему остаток долга и покинуть Башню. Саэм был неправ. Никакие подарки Аробинна не заставят ее забыть тот страшный вечер.

В ложу вошел Аробинн. Селена сразу узнала его легкую, уверенную походку. Он сел сзади и, наклонившись, прошептал:

— Третья ложа, считая от сцены, второй ряд. Донваль там.

Селена быстро нашла глазами свою будущую жертву. Это был светловолосый высокий мужчина средних лет. Его выдавал несвойственный Рафтхолу загар. Достаточно симпатичный, чтобы ловить на себе женские взгляды, но отнюдь не эталон обаяния. В меру упитанный, но не толстый. На нем был камзол синевато-зеленого цвета. Весьма дорогой (это Селена заметила даже издали). И больше ничего особо выдающегося.

Донваль был в ложе не один. Возле занавеса стояла высокая изящная женщина лет тридцати, окруженная несколькими мужчинами. Она держала себя как аристократка, хотя и не была обвешана украшениями, столь обожаемыми женской частью знати. Селене понравились ее темные блестящие волосы.

— А это — Лифера Бардингаль, — подсказал Аробинн, следя за ее взглядом.

Значит, вот она какая, бывшая жена Донваля, нанявшая ассасинов для расправы с ним.

— У них был брак по расчету, — продолжал Аробинн. — Ей хотелось богатства, ему была нужна ее молодость. Родить детей у них не получилось, уж не знаю, по чьей вине. Потом Лифера узнала о… не слишком приятных особенностях своего мужа и сумела добиться расторжения брака. Сейчас она по-прежнему молода, но уже гораздо богаче.

Что ж, в этой ситуации Лифера вела себя очень правильно. Все думают, что между бывшими супругами сохраняются дружеские отношения. Когда Донваля убьют, никому и в голову не придет подозревать Лиферу. За внешней учтивостью скрывалась женщина с каменным сердцем, у которой в жилах текла не кровь, а холодная, как лед, сталь. Она была корыстной, но умела быть верной своим друзьям и единомышленникам. Более того, убийство Донваля задумывалось не ради личных прихотей, а ради права каждого человека быть свободным. Такая женщина не могла не вызывать восхищения, и Селена почти сразу же прониклась к ней симпатией.

Занавес был задернут неплотно, и в передней Селена заметила троих рослых мужчин в одинаковых темно-серых камзолах. Телохранители.

— А кто это вьется вокруг Лиферы? — спросила она.

— Их друзья и компаньоны. У Лиферы и Донваля остались общие коммерческие интересы. Ну а кто те, в передней, думаю, тебе объяснять не надо.

Селена кивнула. Она бы и дальше расспрашивала Аробинна, но в ложу вошли Лисандра и Саэм. Ложа состояла из двух рядов, по три кресла в каждом. К неудовольствию Селены, Лисандра уселась рядом с нею. Саэм занял место возле Аробинна.

— Посмотри, какая тьма народу, — с детским удивлением пролепетала Лисандра.

Ее платье цвета голубого льда имело глубокий вырез, и потому едва ли не половина роскошной груди Лисандры была выставлена на всеобщее обозрение, особенно когда молодая куртизанка наклонялась к перилам, разглядывая зрителей в партере. Она тут же принялась называть имена знаменитостей, но Селена оборвала ее болтовню, напомнив Лисандре, что здесь театр, а не ярмарочный балаган.

Селена спиной чувствовала Саэма. Он смотрел только на золотистый бархатный занавес, скрывавший сцену. Селене очень хотелось сказать ему что-нибудь. Извиниться, поблагодарить или просто произнести несколько добрых слов. Похоже, и Саэму хотелось ей что-то сказать. Но время ожидания заканчивалось. Где-то в недрах театра зазвенел гонг, призывая зрителей поспешить в зал.

Сейчас или никогда. Селене казалось, что стук ее сердца слышит весь зал, но ее это не волновало. Она повернулась к Саэму и сказала:

— Ты сегодня такой обаятельный.

Он даже не успел удивиться. Селена вновь сидела к нему спиной и смотрела на занавес. Она сказала лишь часть правды. Кроме обаяния, в Саэме было что-то более важное. Главное, она сказала ему добрые слова. Или попыталась сказать. Впрочем, лучше ей после этого не стало.

В театр Селена надела платье кроваво-красного цвета. В отличие от наряда Лисандры, вырез на ее платье был весьма скромный, но оголенные плечи и прозрачные рукава позволяли Саэму достаточно полюбоваться ею. Она завила волосы в локоны, спадавшие по плечам. Разумеется, Селена делала это для красоты, а не из потребности закрыть шрам на шее.

Донваль, развалившись в кресле, лениво поглядывал на сцену. Селене стало противно. Равнодушное, пресыщенное ничтожество! Кто дал ему право распоряжаться чужими жизнями? За его отвратительные замыслы ему бы сейчас не в театре сидеть, а болтаться на виселице.

Собеседники Лиферы, поцеловав ее в щечку, разошлись по своим ложам, и каждого телохранители Донваля провожали очень пристальным взглядом. В отличие от хозяина, его головорезы не были ленивыми и скучающими. Это осложняло дело, и Селена нахмурилась.

Люстры с легким скрипом поползли вверх, где их потушили. Зал угомонился, и над ним раздались первые звуки увертюры. Следить за Донвалем стало значительно сложнее.

Селена едва не подскочила, почувствовав у себя на плече руку Саэма. Наклонившись к самому ее уху, он прошептал:

— Какая ты красивая! Хотя ты и сама это знаешь.

Конечно, она это знала. Причем давно. Но она все-таки обернулась. Улыбающийся Саэм откинулся на спинку кресла.

А увертюра набирала силу, готовя зрителей к балету, поставленному по старинной легенде. Мир теней и тумана. Мир предрассветной тьмы, где невозможное становится возможным.

Золотистый занавес вздрогнул и начал медленно расходиться. Селена на время забыла и Донваля, и свое задание. Реальный мир перестал для нее существовать.

Музыка разорвала ее на части, рассеяла в пыль.

Ей понравилось все: и изумительные танцы, и сама легенда о принце, отправившемся вместе с волшебной птицей спасать похищенную невесту. Но музыка…

В этих звуках переплетались утонченная красота и такая же утонченная боль. Одно перетекало в другое, распадаясь на оттенки, исчезая и появляясь в самом неожиданном месте. Селена вцепилась в плюшевые подлокотники кресла, словно боялась, что незримый поток подхватит ее и унесет.

Она слушала не только ушами. Она слушала всем телом. Каждый удар барабана, каждая трель флейты и каждый рокот труб ощущались кожей и отдавались в костях. Музыка уничтожала Селену, чтобы в следующее мгновение возродить и снова уничтожить.