Журнал «Если», 2002 № 04, стр. 13

Он предался мечтам о сенсорах, имплантированных в мозг каждого человека. Сенсорах, хитроумно настроенных на отслеживание эмоций и мыслей. Вот это была бы настоящая информация! Никакого гадания на кофейной гуще.

Таймер с неумолимостью сползающего ледника отсчитывал минуты.

Марлисса ждала его около морского музея. В сумраке позади нее восстановленная шхуна, закрепленная в доке тремя постоянными трапами, вздымала оголенные мачты к облачному небу. Санджи шагал быстро. От резких порывов ветра не спасала даже куртка, и он вдруг осознал, что не был у моря уже много месяцев. Встреча у рыбацкой пристани была идеей Марлиссы.

— Мне нравятся чайки, — сказала она.

Он соотнес чаек с информацией из базы данных, собранных на Марлиссу, и обнаружил, что девушка оклеила первую квартиру, которую снимала за много лет до их встречи, обоями с маяками, моллюсками-наутилусами и чайками.

— Я по тебе соскучился, — сказал он, когда они обнялись, и тут же пожалел о своих словах. Прошел всего день. Получалось, что он в ней нуждается.

— И я по тебе, — она взяла его за руку, и они двинулись к магазинам и аттракционам для туристов. Слева от них, в заливе, грузовой транспорт на воздушной подушке промчался мимо острова Алькатрас. Санджи почувствовал, что вопрос, ответ на который еще не был получен, стоит между ними, словно зловредный джинн.

Чтобы как-то себя занять, он угрюмо отметил температуру воздуха и прочитал прогноз погоды. И хотя она шла рядом, он не мог устоять перед прослушиванием записи: «Давай пообедаем вместе? Было бы здорово». Чтобы подбодрить себя, он зациклил воспроизведение: «Было бы здорово… было бы здорово… было бы здорово…»

Рядом с ним она была безмолвным шифром. Рыжие волосы растрепались, скрывая большую часть лица. Сбоку видны лишь край щеки и часть носа. Что-то не так. Пока они шли, Санджи несколько раз украдкой бросал на нее взгляд. И наконец понял. Нет очков! Он быстро уточнил ситуацию. Ее Консьерж остался дома!

Он небрежно поднял руку и снял свои очки. Заморгал, сощурившись на ветру, который впервые обдал его незащищенное лицо. Сунул очки в карман, а затем отключил Консьержа. «Капля» в ухе умолкла.

Они прошли мимо придорожных лотков, торгующих дешевыми футболками и местными безделушками. Рестораны источали запахи крабов и пива. Туристы стояли в очередях. Она провела его лабиринтом сувенирных лавочек, затем по дощатому настилу, вдоль маленькой гавани. Рыболовные суда покачивались в свете огней дока. Уже совсем стемнело. Здания частично закрыли их от ветра, и Санджи понемногу начал согреваться.

— Я иногда прихожу сюда, когда мне нужно подумать, — она села на деревянную скамейку и, когда он устроился рядом, посмотрела ему прямо в глаза, впервые с начала прогулки. И протянула руку к его щеке.

— Санджи… — Ее пальцы скользнули по коже, от виска к уголку его рта. — Я никогда не видела тебя без очков.

В следующую секунду они уже целовались. Он чувствовал ее мягкие губы, слышал прерывистое дыхание. Через минуту он осознал, что Марлисса плачет. Его лицо стало мокрым от ее слез. Он удивленно дотронулся до слезы на ее щеке.

— Я думала, что ты никогда их не снимешь. — Она хихикнула, неожиданно тонко для своего низкого голоса. — О, Санджи, я с радостью выйду за тебя!

И они снова целовались, долго, безмолвно. Санджи почувствовал, как внизу под ними плещутся волны, разбиваясь о сваи и едва заметно покачивая скамейку. Над заливом кричали чайки. Он крепко обнял Марлиссу; обоих трясло от волнения, от переполнявших невероятных эмоций. Санджи понял, что навсегда запомнит этот момент.

Трудно было определить, сколько они так просидели, когда Марлисса выпрямилась и отстранилась от него. Она вытерла лицо.

— Хочу привести себя в порядок. Не возражаешь? Здесь за углом есть ресторанчик, я быстро.

— Конечно же, иди, — сказал он, и даже эти простые слова показались ему особенными, потому что теперь он говорил с женщиной, которая согласилась. Все стало другим: воздух, звуки, жизнь. — Я буду ждать, — зачем-то добавил он.

Она поцеловала его в щеку, улыбнулась и пошла по направлению к зданию. Ее каблучки стучали по деревянным доскам настила.

Санджи откинулся на спинку скамейки и вытянул ноги. Вздохнул. Ему было хорошо.

Затем он заметил небольшой бокс, закрепленный примерно на середине осветительной мачты, стоявшей чуть дальше в глубине дока: полицейский прибор, инфракрасная камера, ведущая наблюдение только по ночам.

Он огляделся.

Это место просто кишело приборами для наблюдения. Доступными приборами. Он скользнул рукой в карман, погладил очки. И оживил Консьержа.

Он расширил область поиска, переходя от прибора к прибору. Вот фасад здания, за которым находится его скамейка. Вот торец. Дверь в ресторан. Санджи отмотал запись видеокамеры на пару минут и увидел Марлиссу, входящую в эту дверь. Он подстроил робота, расширяя область поиска. Марлисса зашла в туалет. Сушилка для рук потребляла энергию.

Ему стало интересно, о чем она думает. Жалеет ли, что согласилась выйти за него? Будет ли любить его всегда? Чтобы ответить на эти вопросы, понадобится огромный объем данных. Придется активно собирать информацию.

Когда она вышла, он вернул очки в карман, но оставил включенным Консьержа.

И поискового робота, которому теперь предстояло работать всегда.

Жан-Клод Диньак

ОРХИДЕИ В НОЧИ

Мое знакомство с профессором Челленджером началось с убийства, а завершилось одним из самых странных подвигов столетия. Сей молодой человек отличался крайним занудством, гордыней и раздражающей самоуверенностью — несмотря на отсутствие жизненного опыта. Однако должен признать, что он не из робкого десятка. И хотя мою душу француза ранит такое признание, храбрости англичан все же следует отдать должное.

Последние дни лета 1890 года были настоящей душегубкой. Мой любимый город Тулуза, столь приятный весной, превратился в раскаленную печь, когда на него обрушилось августовское солнце. Кирпичи весь день впитывали в себя жар и отдавали его после заката. Облака мух с басовитым жужжанием вились над лошадиными «яблоками», которыми щедро усеивали мостовые животные, запряженные в телеги и экипажи. И, что хуже всего, именно летом музей привлекает разодетых в лучшие воскресные наряды бездельников, которые толпами собираются в парках — прогуляться и пообщаться. Если я закрывал единственное в моем кабинете окно, — а он расположен как раз над Палеонтологической галереей, — то через несколько минут кабинет превращался в турецкую баню. Если же я его открывал, то детские вопли мешали сосредоточиться.

Однако сегодня я без труда отключился от назойливого шума, потому что перечитывал письмо, которое несколько минут назад принес наш уборщик Шарль, попросив разрешения оставить для своей коллекции марку с портретом королевы Виктории.

Мон шер Фредерик!

Сообщенная вами новость столь поразительна и невероятна, что я счел бы ее дурно состряпанным розыгрышем, если бы она исходила от кого угодно, кроме вас. Однако вас я знаю достаточно хорошо, чтобы верить вам безоговорочно.

Поэтому, как вы и просили, я выезжаю к вам. Как только закончу сборы и напишу эти несколько строк, я немедленно отправлюсь в путь, предвкушая удовольствие от новой встречи.

Помните ли вы Сассекс [4]? К сожалению, наш общий друг весьма занят (он дал мне понять, что некая леди чрезвычайно нуждается в его услугах), однако я взял на себя смелость пригласить с собой молодого человека — вашего коллегу, работающего в той же области и страстно желающего познакомиться со знаменитым профессором Пикаром.