Журнал «Если», 2001 № 09, стр. 54

— Хм, — громко прихлебывая, хмыкнула Розалинда и вдруг спросила: — Вкусно?

— Угу, — ответил Саша, стараясь восстановить в голове мысленный образ своей прежней опекунши.

— Кстати, как тебя зовут? — поинтересовалась Розалинда и мастерски швырнула в пасть огромную плюшку.

— Александр, — вздохнул Дужкин.

— Какое гадкое имя, — беззлобно проговорила хозяйка дома. — К тому же слишком длинное. Я буду звать тебя Дружком. На мой взгляд, очень симпатично — Дружок. Тебе нравится?

Саша едва не поперхнулся от обиды, но положение не позволяло ему выказывать недовольство, и он промолчал.

— Я тебя спрашиваю, нравится? — зловеще повторила Розалинда.

— Нравится, — буркнул Дужкин.

— Не слышу, — повысила голос хозяйка дома. — Если хочешь, я научу тебя, как надо отвечать. Вон плетка висит.

— Нравится! — проорал Саша.

— Ничего, понравится, — весело проговорила Розалинда. — А меня ты можешь звать просто Роза. Ну что, будем дружить?

— Будем, — ответил Дужкин и одними губами добавил: — Куда же денешься.

— Не слышу. Будем?

— Будем! — еще громче заорал Саша и поскорее набил рот плюшкой.

— Вот и молодец, Дружок, — похвалила хозяйка. — Будь паинькой, и я разрешу тебе свободно жить в доме. Я женщина честная и не собираюсь никого мучить.

— А свободно — это как? — поинтересовался Дужкин. — Будете меня на цепочке водить гулять или отпускать одного?

— Гулять, мы еще посмотрим. А вообще, свободно — и все, — уклончиво ответила Розалинда. — Вы же, гомо, ничего не понимаете в свободе. Дай вам волю, вы такого нагородите. А в клетке — пожалуйста, чувствуй себя свободным сколько угодно. Там тебя никто не тронет. Вот если бы ты попал к моим соседям, тебя бы в первый же день замучили дети. У них уже штук пятнадцать таких перебывало. Всех детишки передушили. Как начнут играть: то случайно наступят, то руку или ногу сломают, то игрушкой голову проломят. А уж как кормят! Тьфу! Тухлой рыбой, картофельными очистками и хлебными корками. Так что, благодари Бога, что ты попал ко мне. Полгодика поживешь, станешь таким же толстым, как я. — Хозяйка дома похлопала себя по бронированному брюху и закончила: — А через год-два тебя из клетки не вытащишь.

— Вы же обещали меня не запирать, — напомнил Саша.

— Сам не захочешь, дурачок, — пояснила Розалинда. — У меня уже жил один гомо. Царствие ему небесное. Поклонник в темноте не заметил его и немного покалечил. Так после этого его из клетки нельзя было и калачом выманить. Все время валялся на подстилке. Я и не запирала его. Бывало говорю ему: «Дружок, иди ко мне». А он: «Мне здесь лучше, уютнее».

— Его тоже Дружком звали? — спросил Дужкин.

— Да, — с грустью ответила хозяйка дома. — В его честь я тебя и назвала. Любила его как родного сына. Он мне и песенки пел. Такие иногда похабные, что я не знала, куда деться.

— Ну ладно, спасибо за ужин, — проговорил Саша и сполз со стула. — Пойду к себе.

— Иди-иди, Дружок, — махнула лапой Розалинда. — Вижу, подружимся мы с тобой.

Как когда-то давно поучал писец ассирийского царя Синахериба: «Не следует слишком часто навещать своего друга, дабы он не пресытился тобой и не возненавидел тебя». Похоже, мудрый писец на собственной шкуре испытал все тяготы дружбы и таким образом предостерегал своих не совсем разумных друзей. Ведь по-дружески ничего не стоит сказать гадость, подложить свинью и даже дать оплеуху. На друге можно сорвать зло — он поймет. При друге удобно безбожно врать — он ни за что не выдаст. Друга можно мучить днем и ночью, а иначе зачем он нужен? Друг, как в песне поется, подарит вам свою девушку, если у вас ее нет. И уступит, опять же по песням, место в шлюпке или полезет с вами в горы, даже если он никогда выше девятого этажа не поднимался. В общем, друг — это что-то феноменально покорное и бессловесное, вроде старой деревенской Сивки.

Весь следующий день у Розалинды было прекрасное настроение, и, вероятно, поэтому Дужкину пришлось несладко. Во-первых, она была столь страшна, что Саша вздрагивал каждый раз, когда ее видел. Во-вторых, хозяйка дома постоянно лезла со своими нежностями, больше похожими на ласки шагающего экскаватора.

К вечеру к Розалинде заявились гости — два чудовища, значительно превышающие ее размерами. Помня о трагически погибшем предшественнике, Дужкин забрался к себе в клетку и не выходил весь вечер. Правда, это нисколько не помешало хозяйке и гостям замучить Сашу до полусмерти. Они по очереди развлекались тем, что просовывали между прутьями свои ужасные когти и щекотали его. Вскоре тело Дужкина покрылось ссадинами и синяками, а на голове появилось с десяток шишек.

— Дикий он какой-то, — наконец сказал один из гостей. — Может, дать ему плюшку?

— Он не голодный. Правда, Дружок? — кокетливо подложив лапу под морду, ответила Розалинда. — Ничего, привыкнет. Мы с ним вчера так мило побеседовали. Дружок рассказал мне всю свою жизнь. — Тут хозяйка дома опустила взгляд и продолжила: — А что еще нужно одинокой девице? Поговорить с гомо да немного внимания от мужчин. Вот вы пришли ко мне, порадовали незамужнюю девушку, а мне больше ничего и не надо.

«Трепло! — сидя в клетке, злобно подумал Саша. — Всю жизнь я ей рассказал! Держи карман шире, гадина!»

— Да что с нас взять? — скромно произнес второй из гостей. — Вот так работаешь, работаешь и совсем забываешь о прекрасном поле. Служба забирает все свободное время. А вас, Розочка, видеть всегда одно удовольствие. Даже не знаю, как бы я жил, если бы не вы. Приходишь к вам в дом — тепло, уют…

— Розочка! — тихо фыркнул Дужкин.

— Дружок, ты чего? — обернулась к нему Розалинда и, не дождавшись ответа, продолжила разговор: — Мужчина должен служить, иначе какой же он добытчик? Мужчина — это охотник. Обожаю гомоловов. Вы все такие мужественные и красивые.

Гости заревели, как две танковые сирены, и лишь по реакции хозяйки Саша догадался, что они смеются.

Успокоившись, одно из чудовищ швырнуло в рот плюшку и, прожевав, ответило:

— Надо же кому-то ими заниматься. Непонятно, откуда они берутся? Каждый год отлавливаем тысячами, а меньше не становится. Размножаются, как мухи. Ну ничего, Великий Гомолов недавно обещал, что скоро мы избавимся от них одним махом. Уже изобрели какой-то порошок, который для нас совершенно безвреден. Пересыпем все леса, сами подохнут.

— Ой! — театрально всплеснула лапами Розалинда. — Жалко-то как! Они бывают такими милыми.

— Не всех, конечно, — успокоил ее гость. — В домах и зоопарках их не тронут. Ручные пусть живут. Кто ручных-то тронет? Может быть, даже в лесах мы построим для них специальные вольеры. А так — это же непорядок. Великий Гомолов сказал, что гуляющий на свободе гомо — это зараза. Остальные должны стоять на учете.

— Лучше висеть, — пошутил второй гость, и все трое затряслись и заревели.

— А тех, кто не желает ловить и уничтожать диких гомо — к стенке, — закончил первый оратор. Затем он вдруг вспомнил о чем-то важном и повернулся к клетке.

— А что это у тебя на лапе, Дружок? — внимательно посмотрев на ногу Дужкина, спросило чудовище.

— Кольцо, — испуганно ответил Саша. Он уже представил, как гость начнет сдирать с него стальную метку, но тот не двинулся с места.

— Вижу, что не треугольник, — сказал гость. — Скажи, кто тебе его нацепил?

— Чудов… — начал было Дужкин, но вовремя понял, что чудовище может обидеться и исправился: — Чудак один.

— Где живет этот чудак, я тебя спрашиваю? — угрожающе проговорил гость.

— Я не знаю, как называется улица, — вконец перепугался Саша. — Та, которая выходит к водонапорной башне. Крайний дом слева. Их там было двое.

— Отлично, — зловеще произнесло чудовище и со скрежетом потерло одну лапу о другую.

Глава VII

На тринадцатую ночь Дужкин бежал. Не так романтично, конечно, как это произошло с известным литературным героем — графом Монте-Кристо, но и без тех трагических последствий, которые испытал за двадцать восемь лет не менее известный герой романа — Робинзон Крузо. Саша просто воспользовался нетрезвостью хозяйки дома и, когда она уснула, на цыпочках пробрался на балкон и спустился вниз.