Маркиз и Жюстина, стр. 1

Олег Волховский

Маркиз и Жюстина

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Лицам, не достигшим восемнадцати лет, и людям со слабыми нервами читать не рекомендуется.

О святости садистов и духовности мазохистов

Маркиз

– Брэйк, Маркиз!

Я остановил уже занесенную руку.

– Кажется, сердце… – прошептала она.

Развязал ее, уложил поудобнее.

– Сейчас, я мигом!

Бросился на кухню за лекарствами.

Кабош устроит головомойку, если узнает, что лекарства у меня на кухне, а не под рукой.

Вернулся, сунул ей валидол.

– Положи под язык!

И ринулся звонить Кабошу.

Длинные гудки. Вот черт!

Придется вызывать «Скорую». Так хотелось обойтись без лишних вопросов!

Дозвонился с третьей попытки.

– Сердечный приступ. Да. Гипертоник.

Назвал адрес.

– Маркиз, – простонала она, – холодное что-нибудь… на грудь… горячо…

Я принес пакет со льдом, хотя не знаю, правильно ли сделал.

Она говорила еще, кажется, что-то важное, но я был не в состоянии воспринимать.

– Ты молчи лучше, лежи. Сейчас приедет «Скорая».

«Скорая» не едет. Пятнадцать минут, двадцать, полчаса.

Обрываю телефон Кабоша. Куда запропастилась эта сволочь?

Жюстина лежит, полуприкрыв глаза. Губы посинели и слегка дрожат.

Час… Они что, на ишаках ездят?

Наконец прорвался: щелчек и низкий голос:

– Да?

– Мэтр, Жюстине плохо с сердцем… Уложил… Вызвал… Жду.

Ему ехать минут сорок.

Через полчаса она застонала, вздрогнула и обмякла. Я схватил ее руку. Жюстина не прореагировала никак. Я не знал, что делать.

Что в этом случае делают? Массаж сердца? Искусственное дыхание?

Минута, три, пять…

Раздался звонок в дверь. Мэтр Кабош ввалился в коридор и скинул пальто.

– Где руки помыть?

– Хрен с ними, с руками! Она уже пять минут не дышит.

– Пошли.

Он взглянул на нее, взял запястье, скривился.

– Я попробую, конечно, что-нибудь сделать, но у меня нет оборудования для реанимации. «Скорую» вызывал?

– Почти два часа назад! Я же сказал!

– Понятно.

Он колдовал над ней еще минут десять. Я толком не понял, что он делал, потому что сидел на стуле, закрыв лицо руками.

– Маркиз, я сожалею.

И тогда приехала «Скорая».

Двое врачей в синих куртках с серебряными полосами: мужчина и женщина.

– Опоздали, ребята, – бросил Кабош.

– В Москве пробки.

– В голове у вас пробки! Я десять лет проработал на «Скорой»! Что-то не помню, чтобы мы по два часа добирались!

Констатировали смерть.

Потом куда-то позвонили.

– Молодая женщина… Труп до прибытия… Предположительно, острая коронарная недостаточность.

Обещали прислать машину за телом. И отвалили.

Кабош остался.

– Экшен проводили?

– Да.

– Ну огребай! Я вас предупреждал.

– Она очень просила.

– Отказать не мог? Есть такое замечательное слово «нет». Говорить разучился?

– Она сказала, что…

– Никого не волнует, что она сказала! И волновать не будет. У тебя абсолютная власть, абсолютное право, и ты, и больше никто, за все отвечаешь. Ну, звони ее папочке!

– Никогда не имел склонности к психологическому мазохизму.

– Ничего, тебе полезно!

Я набрал номер.

– Валентина Викторовича попросите, пожалуйста!.. Валентин Викторович? Это Мар… Андрей. Оля умерла. Сердечный приступ…

Минут через пять я положил трубку.

– Ну что? – спросил Кабош.

– Что? Экшен.

– Понятно.

– А куда они звонили?

– В милицию.

Я поднял голову и в упор посмотрел на него.

– Они обязаны были это сделать, – жестко сказал Кабош.

Олег Петрович

Звонил Антонов.

– Доброе утро, Олег. Тут дело такое…

Я сердцем почувствовал, что мне хотят всучить очередной висяк.

– В общем, звонил депутат Пеотровский. У него дочь умерла. Он считает, что ее убили.

– А заключение какое?

– Сердечный приступ.

– Ну и что нам тут делать?

– Он влиятельный человек. С нашим начальством в баню ходит. Ты в морг съезди хотя бы. Надо отчитаться. Записывай: «Ольга Пеотровская. Тридцать два года. Умерла вчера около одиннадцати вечера».

Я кивнул Сашке Черкашину.

– Поедем, проветримся.

– Убийство?

– Да хрень какая-то! Сердечный приступ! Зато папочка депутат.

По Гоголевскому метет поземка. Свернули направо, на Сивцев Вражек, к Бюро судебно-медицинской экспертизы. Вошли, предъявили корочки.

– Нам нужен патологоанатом, который проводил вскрытие Ольги Пеотровской.

– А-а, Швец. Он еще работает.

Доктор Швец высок и худ и напоминает недокормленного интеллигента, кем очевидно и является. Улыбнулся нам как родным.

– По поводу Пеотровской?

– Да.

Он кивнул.

– Острая коронарная недостаточность. Но и для вас есть кое-что интересное. Пойдемте!

В кабинете он протянул нам протокол вскрытия.

– У девушки следы пыток по всему телу, в том числе свежие.

– Вот так! – сказал я. – Но смерть от сердечного приступа.

– Дело в том, что молодые женщины очень редко умирают от ОКН. Это удел мужчин. Должна была быть очень сильная, запредельная стрессовая нагрузка. Смотреть будете?

– Сейчас позвоним эксперту.

Черт! Даже Лену не взяли, слишком были уверены, что дело гроша ломаного не стоит.

Дождались Лену, вместе спустились к холодильникам.

Швец выкатил труп и расстегнул полиэтиленовый чехол.

– Впечатляет?

Лена начала записывать.

– Тонкие шрамы, вероятно, от ножа: на груди, на животе, на спине, на ягодицах; следы ожогов; на правой ягодице выжжено клеймо с изображением символа, напоминающего свастику или цветок. Три лепестка с точками.

– Держали в заложницах? – предположил я. – Следы побоев?

– Ссадины, синяки, точечные кровоизлияния. И, похоже, ее связывали. Здесь характерный шрамик на запястье. Как от ремня. Или от наручников… Правда, старый.

– Наркотики кололи?

– Никаких следов.

Я вздохнул.

Час спустя мы общались с врачами «Скорой помощи».

– Когда мы приехали, она была мертва несколько минут.

– Кто вам открыл?

– Парень такой темноволосый, симпатичный. Наверное, муж.

– Как себя вел?

– Казался очень расстроенным.

– Был один?

– Нет. Еще мужчина постарше, знакомый или родственник, сказал, что врач.

– Понятно. Адрес помните?

– Конечно, все записано.

Продиктовали адрес. Мы с Сашкой второй раз за день недоуменно переглянулись: это был адрес ее прописки.

– Е… твою мать! – сказал Сашка уже в машине. – Ее что, дома в заложницах держали и там же пытали?

Я пожал плечами.

– Поедем, поговорим с депутатом.

Валентин Пеотровский показался мне человеком неприятным. В кабинет пригласил, предложил сесть, но смотрел властно и презрительно. Он пребывал в полной уверенности, что его дочь убил ее парень, точнее, муж (нищий провинциал, мразь смазливая, пустое место и т. д.). Поженились они за месяц до ее смерти, прожив вместе около пяти лет. Уже подозрительно. У Ольги квартира (в центре, в кирпичном доме, с евроремонтом). Теперь он официальный наследник.