Ведьмы, стр. 15
— Привет! — сказал я. Он мельком глянул на меня и продолжал работать зубками. — Что это у тебя?
— Кусок бутерброда с паштетом. Кто-то обронил, ужасная вкуснотища.
Голос его, к удивлению, тоже был прежним.
Кое-кто, наверное, думает, что мыши только пищат, общаясь друг с другом (если, конечно, они умеют разговаривать между собой). Поэтому мне было так смешно услышать знакомый мальчишеский голос, который принадлежал этому крохотному созданию!
— Послушай, — сказал я ему, — раз мы оба теперь мыши, давай вместе подумаем, что же нам делать.
Он прервал свою трапезу и уставился на меня тёмными бусинками глаз.
— Что значит «мы»? — спросил он меня. — Если ты стал мышью, то и говори о себе.
— Но ты ведь тоже стал мышью, Бруно!
— Не болтай чепухи, какая я мышь? И вообще, перестань меня оскорблять, я же тебе не грубил! Зачем же ты обзываешь меня мышью?
— А ты сам разве не понимаешь, что с тобой произошло? — как можно спокойнее, чтобы не испугать Бруно, спросил я. — Ведь несколько минут тому назад в этом зале были ведьмы. Они превратили нас с тобой в мышей.
— Не ври! — возмутился Бруно. — Это неправда!
— Прекрати возиться с этой коркой и посмотри на свои руки! Ведь это лапки!
Он наконец послушал меня и посмотрел на свои лапки.
— Вот беда! — заплакал он. — Я и вправду мышь! Ну подожди, вот мой папа всё узнает!
— Он подумает, что ты стал лучше, чем был, — съехидничал я.
Бруно завопил:
— Не хочу! Не надо! Я не мышь! Я Бруно Дженкинс!
При этом он прыгал и плакал.
— Не плачь, — сказал я ему, — ведь случается кое-что и похуже. Зато теперь у тебя будет своя норка. А по ночам ты сможешь бегать в кладовую и лакомиться чем-нибудь вкусным! Знаешь, сколько в кладовых всего — изюм, кукурузные хлопья, шоколадное печенье! Ты можешь объедаться там целую ночь!
Бруно постепенно затих и слушал.
— Знаешь, — наконец взбодрился он, — а ведь это мысль! Но если я захочу холодного цыплёнка, как же я открою холодильник? Дома я по вечерам всегда закусываю чем-нибудь холодненьким.
— Не беспокойся об этом, — уверенно сказал я ему. — Твой богатый папочка купит тебе маленький мышиный холодильник.
Тут Бруно словно что-то вспомнил.
— А о каких ведьмах ты говорил? — спросил он меня. — Я ведь никого не видел.
— Та леди, что дала тебе вчера в вестибюле отеля шоколадку, она и была ведьма! Помнишь её?
— Ах мерзкая старая коза, — заверещал Бруно. — Ну я ей задам! Где она? — Возмущению его не было предела.
— Забудь, — постарался я успокоить его. — Даже не надейся отомстить ей. Главное для тебя теперь — это твои родители. Как они отнесутся к тому, что произошло с тобой? Как они будут с тобой обращаться?
— Боюсь, мой папочка выйдет из себя, — мрачно произнёс Бруно. — Да и мама боится мышей.
— Тогда у тебя возникнут сложности с родителями, — сказал я. — А вот моя бабушка воспримет всё, как есть. Я уверен в этом, потому что она знакома с проделками ведьм.
Бруно снова принялся за остатки бутерброда.
— И что ты предлагаешь? — спросил он.
— Наверное, нам нужно сперва всё обсудить с моей бабушкой, — сказал я важно. — Она-то уж точно знает, что надо делать.
И я направился к открытым дверям. Бруно, крепко зажав в лапке кусочек своего лакомства, поспешил за мной.
— Выйдем в коридор и помчимся быстрее пули, — сказал я ему, — только держись поближе к стене и не отставай! И не открывай рта. Нам надо постараться никому не попасться на глаза. Всё время помни: если нас увидят, мы погибли!
Я вырвал кусочек хлеба из его лап, отшвырнув его в сторону. И скомандовал:
— Давай вперёд, за мной!
Привет, бабушка, милая!
Едва выбравшись из зала для игры в мяч, я понёсся быстрее молнии. Вмиг я пролетел весь коридор, комнату отдыха, читальный зал, библиотеку; лишь мелькнув в столовой, я уже мчался к лестнице.
Держась поближе к стене, я проскочил всю лестницу, легко перепрыгивая со ступеньки на ступеньку.
— Бруно, ты здесь? — на бегу произнёс я, понизив голос, и услышал в ответ задыхающееся:
— Да!
Наши с бабушкой комнаты находились на пятом этаже отеля. Бежать так высоко было трудновато. Но, к счастью, мы никого не встретили на своём пути: люди предпочитают лифт.
На пятом этаже я резвой рысью добрался до двери бабушкиной комнаты. Перед дверью были выставлены для чистки два бабушкиных башмачка. Бруно мчался за мной, почти не отставая. У двери бабушкиной комнаты он спросил меня, запыхавшись:
— Ну а что теперь?
В этот момент я почувствовал на себе чей-то взгляд: из глубины коридора к нам приближалась наша горничная, которой я так боялся! Именно с ней не хотел бы я встретиться в моём нынешнем положении.
— Скорей! — шепнул я Бруно. — Прячемся в башмаках! — И мы шмыгнули внутрь бабушкиных туфель, надеясь, что горничная пройдёт мимо.
Но не тут-то было! Она остановилась как раз напротив двери и взяла башмаки в руки. Потом она зачем-то полезла пальцами внутрь, что заставило меня сжаться в комочек. Но когда она ткнула меня пальцем в бок, я не удержался и укусил этот палец. Я сразу же понял, что за глупость я совершил, но я укусил её за палец инстинктивно, не думая о последствиях.
Девица завизжала так пронзительно, что её услыхали, наверное, даже на дальних кораблях в открытом море. Выронив башмаки, она умчалась по коридору. И тут моя бабушка открыла дверь.
— В чём дело? — строго спросила она.
Выскочив из башмака, я стрелой промчался в комнату. Бруно, как ветер, влетел за мной.
— Бабушка, скорее закрой дверь! — закричал я что было сил. Бабушка с удивлением оглянулась: на ковре сидели две бурые мышки. — Пожалуйста, бабушка! — добавил я, и тут она осознала, что это говорю я, её внук, она узнала мой голос.
Она застыла на месте. Просто окаменела, превратившись в статую. Как поражённая молнией, она стояла не шевелясь в странной позе, а лицо её стало белее самого белого мрамора. Глаза её застыли на одной точке, и я боялся, что она потеряет сознание.
Но вот она очнулась, как будто до неё дошёл смысл моих слов. Она взяла себя в руки и направилась к двери. Но на полпути всё-таки остановилась и наклонилась, вглядываясь в наши мордашки. Слёзы градом полились из её глаз, и щёки сразу стали мокрыми.
— Бабушка, милая, не плачь! — воскликнул я. — Ведь всё могло кончиться гораздо хуже! А теперь вот мы всё-таки живы: я и Бруно. И мы удрали от них!
Медленно-медленно моя бабушка наклонилась и бережно подставила мне одну руку, а Бруно — другую и перенесла нас на стол. В центре стола красовалась ваза с бананами, и Бруно, конечно, сразу оказался в самом центре вазы и впился острыми зубками в жёлтую кожицу банана.
Бабушка, тяжело дыша, оперлась на спинку кресла, не сводя с меня взгляда.
— О мой милый! — прошептала она, и слёзы снова хлынули потоком у неё из глаз. — Бедный мой, дорогой мой мальчик! Что они сделали с тобой!
— Бабушка, я прекрасно знаю, что они сделали с нами. Но самое смешное, что я не переживаю ничуть! Я даже не злюсь! И, представь, мне даже хорошо! Конечно, я понимаю, что я уже не мальчик, и, вероятно, никогда им больше не буду. Но всё отлично устроится, если мы с тобой снова будем вместе!
Говоря всё это, я не утешал бабушку, а честно объяснял ей, что всё не так уж плохо складывается. Наверное, кому-то покажется странным, что я не оплакивал свою судьбу. Разумеется, это странно. Я всё понимаю, но объяснить не могу.
— Да, милый, я буду, как и прежде, присматривать за тобой, — сквозь слёзы произнесла бабушка. — А кто это с тобой?
— Это Бруно Дженкинс. Они его первого превратили в мышку.
Бабушка достала из сумочки коробку с сигарами и задумчиво начала искать спички. Пальцы её дрожали, она размышляла о чём-то, глядя в сторону, и никак не могла разжечь сигару. Наконец она затянулась, пропав в облачке сизого дыма. По-видимому, сигара её чуточку успокаивала.