Война в зазеркалье, стр. 21

Когда вошел Вудфорд, все оглянулись, и обрадованный майор Делл заказал ему пинту пива. Средних лет человек с красным лицом рассказывал о вылете, который он когда-то сделал над Бельгией, но остановился, так как его перестали слушать.

– Привет, Вуди, – сказал кто-то с удивлением. – Как жена?

– Отлично, – добродушно улыбнулся Вудфорд. – Отлично.

Он отпил пива. Присутствующие стали закуривать. Майор Делл сказал:

– Вуди сегодня какой-то хитрый.

– Я ищу кое-кого. Дело малость секретное.

– Мы порядок знаем, – сказал человек с красным лицом. Вудфорд окинул взглядом присутствующих и тихим, таинственным голосом спросил:

– Что делал папа во время войны?

Все недоуменно молчали. Уже было много выпито.

– Мама никому не рассказывала, – неуверенно сказал майор Делл, и все засмеялись.

Вудфорд смеялся с ними, смакуя конспирацию, заново переживая полузабытый ритуал тайных встреч за обеденным столом.

– А как он добился этого? – снова спросил он тем же доверительным тоном.

На этот раз два-три голоса крикнули вместе:

– Это папин секрет!

Они стали шумливее, счастливее.

– Был у нас такой Джонсон, – быстро продолжал Вудфорд, – Джек Джонсон. Я хочу узнать, что с ним стало. Он готовил связистов, один из лучших инструкторов. Вначале он с Холдейном работал в Бовингдоне, потом его перевели в Оксфорд.

– Джек Джонсон! – воскликнул возбужденно человек с красным лицом. – Я у Джека две недели назад купил автомобильное радио! Он держит магазин под вывеской «Честная сделка», на Клэпхэм Бродвей, вот он где. Время от времени заходят сюда. Радиолюбитель-энтузиаст. Низенький такой, говорит всегда глядя вбок?

– Это он, – сказал кто-то. – Друзьям он делает скидку двадцать процентов.

– Мне нет, – сказал человек с красным лицом.

– Это Джек; он живет на Клэпхэм.

Остальные подтвердили: тот самый, и магазин держит на Клэпхэм; король любительского радио, был радиолюбителем еще до войны, мальчишкой; да, на Клэпхэм, уже годами; магазин, видать, денег стоит. В клуб Джек заходит в рождественское время. Вудфорд покраснел от удовольствия, заказал еще пива.

Все сразу заговорили, а майор Делл мягко взял Вудфорда под руку и отвел в другой конец бара.

– Это правда насчет Вилфа Тэйлора? Он действительно погиб?

Вудфорд кивнул, лицо было серьезно:

– Он выполнял задание. Мы думаем, что кто-то вел себя не вполне правильно.

Майор Делл был очень озабочен.

– Ребятам я не говорил. Это их только расстроит. Кто позаботится о его жене?

– Сейчас босс занимается этим. Дело небезнадежное.

– Хорошо, – сказал майор. – Хорошо. – Он кивнул и в знак утешения похлопал Вудфорда по плечу. – Ребятам не будем говорить, пожалуй?

– Конечно.

– У него был счет или два. Ничего особенного. Он любил заходить по пятницам, вечером. – Его голос менялся, сползал, как сползает плохо завязанный галстук. – Счета пришлите. Мы все сделаем.

– Там был ребенок, кажется? Маленькая девочка? – Они возвращались к бару. – Сколько ей?

– Лет восемь. Может, больше.

– Он много говорил о ней, – сказал майор.

Кто-то крикнул:

– Эй, Брюс, когда мы опять ударим по фрицам? Их полно кругом. Ездил с женой летом в Италию – там полно наглых немцев.

Вудфорд улыбнулся:

– Раньше, чем ты думаешь. А теперь давай выпьем.

Разговор затих. Вудфорд жил и действовал. Он по-прежнему выполнял задания.

– Был у нас специалист по рукопашному бою, штабной сержант, валлиец. Тоже низенький.

– Похоже, что это Сэнди Лоу, – предположил человек с красным лицом.

– Сэнди, точно! – Все радостно повернулись к красному лицу. – Валлиец. Мы его звали Рэнди Сэнди.

– Конечно, – удовлетворенно сказал Вудфорд. – И вот что еще – не работал ли он в какой-нибудь спортшколе тренером по боксу?

Он пристально смотрел на них, ничего им не рассказывай и не торопясь, потому что все было так секретно.

– Точно, это Сэнди!

Вудфорд записал, потому что по опыту знал, как часто его подводила память, когда он ей доверялся.

Когда он собрался уходить, майор спросил:

– Как Кларки?

– Очень занят, – сказал Вудфорд. – Хочет, как всегда, загнать работой себя в могилу.

– Ребята много о нем говорят. Хорошо бы он иногда заходил к нам; какая поддержка для ребят, сами знаете. Приободрились бы ребята.

– Скажите мне, – сказал Вудфорд. Они уже стояли у двери. – Вы помните парня по имени Лейзер? Фред Лейзер, поляк? Один из наших. Был на задании в Голландии».

– Еще жив?

– Да.

– Не знаю, чем вам помочь, – неопределенно сказал майор. – Иностранцы перестали приезжать; не знаю – почему. С ребятами мы не говорим об этом.

Вудфорд закрыл за собой дверь и вышел в лондонскую ночь. Огляделся: он любил все, что видел вокруг, – родной город, ради которого он трудился. Он шел неторопливым шагом, пожилой атлет на привычной дистанции.

Глава 8

Эйвери, напротив, шел быстро. Ему было страшно. Едва ли существует страх более цепкий и столь трудно поддающийся описанию, чем тот, который преследует шпиона в чужой стране. Взгляд таксиста, уличная толпа, разновидности формы – полицейский или почтальон? – непонятные обычаи и язык и те .самые звуки, из которых состоял новый мир вокруг Эйвери, усиливали состояние его постоянной озабоченности, обострявшейся, как душевная боль, когда он оставался наедине с собой. Его состояние стремительно менялось – от неуемное паники до раболепной любви, часто с необычайной благодарностью он воспринимал добрый взгляд или слово. Это напоминало зависимость женщины от тех, кого она обманывает. Эйвери отчаянно нуждался в улыбке, выражающей доверие, отпускающей грехи, улыбке одного из окружающих его безразличных лиц. Ему не помогало то, что он говорил сам себе: я им не причиняю вреда, я их защитник. Он двигался среди них, как преследуемый в поисках укрытия и еды.

Он взял такси до гостиницы и попросил комнату с ванной. Перед ним положили журнал, чтобы он зарегистрировался. Он уже прикоснулся пером к бумаге, когда увидел, не более чем десятью строчками выше, написанное аккуратным почерком имя Малаби с разрывом посередине, будто писавший не знал, как оно пишется. Он пробежал строку: адрес – Лондон, профессия – майор (в отставке), пункт назначения – Лондон. Последний момент тщеславия, подумал Эйвери: ложная профессия, ложное звание, но маленький англичанин Тэйлор на секунду присвоил немного славы. Почему не полковник? Или адмирал?

Почему не пожаловать себе пэрство и не расположить свой дом в Парк Лэйн? Даже в мечтах Тэйлор знал свой предел.

Консьерж сказал:

– Швейцар отнесет ваш багаж.

– Простите, – непонятно почему извинился Эйвери и расписался, а тот смотрел на него с любопытством.

Он дал швейцару монетку и только потом понял, что дал целых восемь с половиной шиллингов. Он закрыл дверь спальни. Некоторое время сидел на постели. Это была хорошо спланированная комната, но унылая и неуютная. На двери висело объявление, предупреждающее об опасности воровства, а у кровати – другое, объясняющее, как невыгодно пропускать завтрак в гостинице. На письменном столе лежал туристический проспект и Библия в черном переплете. В номере была маленькая ванная комната, очень чистая, и стенной шкаф с единственной вешалкой для пальто. Он забыл взять с собой книгу. Он не ожидал, что ему придется вынести еще и свободное время.

Ему было холодно, н он хотел есть. Он подумал, что надо принять ванну. Включил воду и разделся. Уже готов был залезть в воду, когда вспомнил, что у него в кармане – письма Тэйлора. Надел халат, сел на кровать и просмотрел их. Одно было из банка о превышении кредита, другое от матери, третье от друга, начинавшееся словами: «3драаствуй, старина Вилф», остальные от женщины. Вдруг ему стало страшно: письма были уликами. Они могли скомпрометировать его. Он решил их сжечь. В спальне была еще одна раковина. Он положил в нее все письма и поднес спичку. Он где-то читал, что следует делать именно так. Среди бумаг была карточка члена клуба «Алиби» на имя Тэйлора, он ее тоже сжег, потом раскрошил пепел рукой и включил воду, вода быстро наполнила раковину. Между кранами торчала железная ручка, которая открывала и закрывала сток. Обгоревшие обрывки писем набились под нее. Раковина засорилась.