Война в зазеркалье, стр. 1

Джон Ле Карре

Война в зазеркалье

Предисловие

Люди, клубы, учреждения и разведывательные организации, описанные в моих книгах, не существуют и, насколько мне известно, не существовали никогда. Я хочу это подчеркнуть.

Я должен поблагодарить Общество радиолюбителей Великобритании и мистера Р. Е. Молланда, редакторов и сотрудников журнала «Эвиэйшн Уик энд Спэйс Текнолоджи» и мистера Рональда Коулса за ценные технические консультации; я также благодарен моему секретарю мисс Элизабет Толлингтон.

Но более всех я обязан моей жене за неутомимое сотрудничество.

ДЖОН ЛЕ КАРРЕ Агиос Николаос, Крит Май 1964 г.

Часть первая.

МИССИЯ ЭЙВЕРЛИ

Глава 1

Летное поле было покрыто снегом.

Нанесло его с севера, надуло в тумане ночным ветром, пахнущим морем. Здесь ему и лежать всю зиму, невозмутимо, колючей леденистой пылью припорошив серую землю, не примерзая к ней и не тая, как будто нет других времен года. Перемежающийся туман наплывал, как дым войны, проглатывал ангар, радарную кабину, аэродромные машины, потом обнажал, смыв краски, то одно, то другое – их черные, помертвевшие остовы торчали на белом пустыре.

Вид без перспективы, впадин и теней. Небо и земля сливались; силуэты людей и зданий оцепенели от холода, будто смерзлись под слоем льда.

По ту сторону летного пола не было ничего – ни дома, ни пригорка, ни дороги, не было даже забора или дерева; только небо, придавившее дюны, и бегущие мглистые облака над грязным балтийским берегом. Где-то сзади были горы.

Ребятишки в школьных бескозырках столпились у обзорного окна, оживленно болтая по-немецки. На некоторых были лыжные костюмы. Тэйлор глядел мимо них со скучающим видом и, так и не сняв перчаток, держал в руках стакан. Один ид мальчиков обернулся и уставился на него, потом покраснел и что-то шепнул другим. Они все примолкли.

Резким движением руки как бы описав полукруг, он выпростал запястье из рукава и взглянул на часы – это было в его стиле, ему хотелось, чтобы по жесту в нем узнавали военного человека, и не просто, а из приличного полка, члена приличного клуба, человека, который понюхал пороху.

Без десяти четыре. Самолет запаздывает уже на час. Сейчас должны объявить – почему. Всякое могут сказать – туман, или просто – задержан вылет. Скорее всего, сами не знают и уж точно не. объявят, что он на двести миль отклонился от курса и сейчас находится где-то южнее Ростока. Тэйлор допил стакан и огляделся, не зная, куда поставить. У него мелькнула мысль, что иные крепкие напитки хорошо пить там, где их делают. И в критической ситуации, когда нужно убить пару часов, а за окном десять градусов ниже нуля, стаканчик «Штайнхегера» – не самый худший вариант. По возвращении он постарается, чтобы несколько ящиков выписали для клуба «Алиби». Все с ума сойдут.

Громкоговоритель тихо гудел, но вдруг рявкнул, потом замолк и заговорил снова, теперь отрегулированный. Дети уставились на него выжидательно. Объявляли вначале по-фински, потом по-шведски, наконец по-английски. Северные авиалинии сожалели о задержке рейса 290 из Дюссельдорфа. Ни намека, на сколько и почему. Скорее всего, и сами не знали.

А Тэйлор знал. Что будет, подумал он, если он сейчас неторопливой походкой подойдет к развязной девице в стеклянной кабине и скажет: 290-й прибудет не скоро, милочка, его сдуло с курса северным штормовым ветром и несет теперь с Балтики в сторону Хейде. Девушка, ясное дело, его слушать не станет, решит, что он чокнутый. Потом она кое-что узнает и только тогда поймет, что он совсем не простой, очень не простой человек.

Понемногу темнело. Земля теперь стала светлее неба; расчищенные взлетно-посадочные полосы на фоне снега напоминали канавы, усеянные янтарными пятнами посадочных, огней. Свет неоновых ламп с ближних ангаров проливал унылую бледность на лица и самолеты; на секунду картина оживилась: короткой вспышкой пробежал луч контрольной вышки. Из боксов слева выехала пожарная машина и встала рядом с тремя «скорыми» вблизи от центральной полосы. Одновременно на всех машинах завертелись синие маячки; автомобили стояли в один ряд, настойчиво мигая. Дети указывали на них пальцами и возбужденно переговаривались.

Из громкоговорителя вновь раздался голос девушки, хотя после предыдущего объявления прошло всего несколько минут. Дети опять умолкли и прислушались. Рейс 290 задерживается по меньшей мере еще на час. Дополнительно сообщат, как только поступит информация. Что-то среднее между удивлением и тревогой, прозвучавшее в голосе девушки, передалось полудюжине людей, которые сидели в противоположном конце зала ожидания. Пожилая женщина что-то сказала мужу, встала, взяла сумку и подошла к детям. Некоторое время она в какой-то растерянности вглядывалась в сумерки. Не найдя за окном утешения, она повернулась к Тэйлору и спросила по-английски: «Что случилось с самолетом из Дюссельдорфа?» В ее голосе звучала гортанная интонация возмущенной голландки. Тэйлор пожал плечами. «Наверное, снег», – сказал он. Он говорил отрывисто: это, как ему казалось, соответствовало его облику военного.

Толкнув вертящуюся дверь, Тэйлор спустился в зал прилета. У главного входа он узнал желтую эмблему Северных авиалиний. За столом сидела девушка, очень хорошенькая.

– Что происходит с дюссельдорфским рейсом? – У него были доверительная манера говорить; считалось, что он был специалистом по молоденьким девушкам.

Она улыбнулась и пожала плечами:

– Вы же видите, снег. У нас часто бывают задержки осенью.

– А нельзя спросить у шефа? – предложил он, кивнув на стоящий перед ней телефон.

– По громкоговорителю сообщат, – сказала она, – как только узнают.

– А кто штурман, милочка?

– Как вы сказали?

– Ну, штурман, командир?

– Капитан Лансен.

– Как он вообще, справляется?

Девушка была шокирована.

– Капитан Лансен очень опытный пилот.

Тэйлор окинул ее оценивающим взглядом, усмехнулся и сказал:

– Как бы то ни было, милочка, а пилот он очень везучий.

Считалось, что старина Тэйлор кое в чем разбирается. Во всяком случае, так говорили в клубе «Алиби» каждую пятницу, вечером.

Лансен. Странно было вот так запросто услышать это имя. В конторе оно никогда не произносилось. Говорили иносказательно, употребляли клички, все что угодно, только не настоящее имя: наш сизокрылый, летучий друг, наш северный друг, паренек-фотограф; в разговоре иной раз проскакивало сочетание букв и цифр, которыми он обозначался в документах, – но никогда, ни при каких обстоятельствах не называли его настоящего имени.

Лансен. Леклерк показал его фотографию еще в Лондоне: приятной наружности тридцатипятилетний блондин с живой улыбкой. Девушки, что работают в аэропорту, должны по нему сходить с ума. Все они такие, хочешь не хочешь, легкая добыча для летчика. Но здесь был замкнутый круг, со стороны никто не допускался.

Тэйлор торопливо ощупал карман плаща – просто удостоверился, что конверт на месте. Никогда прежде он не носил с собой таких денег. Пять тысяч долларов за один полет, тысяча семьсот фунтов за то, чтобы сбиться с дороги над Балтийским морем, и налогов с них не надо платить. И все-таки не каждый же день Лансену приходилось это делать. Это был особый случай, сказал Леклерк. А что, если сейчас наклониться над стойкой и сказать девушке, кто он на самом деле, и деньги в конверте показать? Такой у него никогда не было – первоклассной девушки, высокой и молодой.