За борт!, стр. 46

— Где будешь стоять с комментарием? — спросил Митчелл.

— Останусь за кадром, — ответил Майо. — Сколько, по-твоему, до дома и амбара?

Митчелл прикинул карманным видоискателем.

— Примерно сто десять ярдов отсюда до дома. Может, девяносто до амбара.

— Насколько ты сможешь его приблизить?

Митчелл наклонился к камере, подстроил зум, используя для контроля дверь черного входа.

— На несколько футов.

— Мне нужен крупный план.

— Чтобы сократить расстояние вдвое, нужен двукратный конвертер.

— Так надень.

Митчелл вопросительно взглянул на него.

— Не могу пообещать четкие детали. На таком расстояние мы ухудшаем разрешение и глубину изображаемого пространства.

— Неважно, — сказал Майо. — Мы не бесплатные программы делаем.

Монтроуз оторвался от своего аудиооборудования.

— В таком случае я тебе не нужен.

— Не пиши звук, только мои комментарии.

Кто-то крикнул:

— Вот он! — и толпа корреспондентов разом ожила.

Заработали пятьдесят камер: дверь, затянутая сеткой, открылась, и на порог вышел президент. Он был в ковбойских сапогах и хлопчатобумажной рубашке, заправленной в поношенные джинсы.

За ним на порог вышел вице-президент Марголин в широкополом стетсоне. Они разговаривали, точнее, президент что-то говорил, а Марголин внимательно слушал.

— Снимай вице-президента, — распорядился Майо.

— Есть, — ответил Митчелл.

Солнце взбиралось в зенит, и от земли поднимались волны жара. Во все стороны простирались угодья президента, в основном трава и поля люцерны; кое-где пастбища для небольшого стада породистых коров. Трава по сравнению с землей казалась ярко-зеленой, ее постоянно обрызгивали крутящиеся поливалки. Местность абсолютно плоская, если не считать полоски тополей вдоль оросительной канавы.

„Как мог человек, выросший в таком безлюдье, научиться воздействовать на миллиарды людей?“ — думал Майо.

Чем дольше он наблюдал за чрезмерной самовлюбленностью политиков, тем больше презирал их. Он повернулся и сплюнул в муравейник красных муравьев, промахнувшись по входу всего на несколько дюймов. Потом откашлялся и начал в микрофон описывать сцену.

Марголин вернулся в дом. Президент, держась так, словно журналистский пул остался в Вашингтоне, пошел к амбару, даже не взглянув на газетчиков. Вскоре заработал мотор, и президент снова появился на зеленом тракторе „Джон Дир“ 2640-й модели; к трактору была прикреплена сенокосилка. Президент сидел в открытой кабине под навесом, на поясе у него был маленький транзисторный приемник, в ушах наушники. Корреспонденты принялись выкрикивать вопросы, но он, очевидно, не слышал за шумом двигателя и музыкой.

Чтобы не дышать пылью и выхлопными газами, президент по-бандитски повязал нижнюю часть лица красным носовым платком. Потом запустил сенокосилку, и вращающиеся ножи начали срезать траву. Президент ездил по полю взад и вперед, постепенно удаляясь от толпившихся у ограды.

Примерно двадцать минут спустя корреспонденты начали упаковывать оборудование и возвращаться в кондиционированный комфорт своих фургонов и трейлеров.

— Все, — провозгласил Митчелл. — Пленка кончилась. Если, конечно, не хочешь, чтобы я переписал.

— Да ладно. — Майо обмотал микрофон проводом и протянул Монтроузу. — Давайте уберемся из этого пекла и посмотрим, что у нас есть.

Они перебрались в прохладу трейлера. Митчелл достал из видеокамеры кассету, вставил в видеомагнитофон и перемотал.

Когда он готов был показывать запись, Майо подтащил стул и сел в двух футах от монитора.

— Что мы ищем? — спросил Монтроуз.

Майо не отрывался от изображения на экране.

— По-твоему, это вице-президент?

— Конечно, — ответил Митчелл. — А кто ж еще?

— Ты принимаешь то, что видишь, как само собой разумеющееся. Смотри внимательней.

Митчелл наклонился.

— Ковбойская шляпа закрывает глаза, но рот и подбородок похожи. Телосложение тоже. Мне кажется, это он.

— Ничего странного в манерах?

— Парень стоит руки в карманы, — непонимающе сказал Монтроуз. — Ну и что?

— Значит, ты не заметил ничего необычного? — настаивал Майо.

— Ничего, — сказал Митчелл.

— Ладно, ну его, — сказал Майо, когда Марголин повернулся и ушел в дом. — Теперь смотрите на президента.

— Если это не он, — ядовито заметил Монтроуз, — значит, у него есть брат-близнец.

Майо пропустил это замечание мимо ушей и наблюдал, как президент медленной, знакомой миллионам телезрителей походкой прошел к амбару. Он исчез в темном амбаре и две минуты спустя снова появился, на тракторе.

Майо неожиданно выпрямился.

— Останови запись! — крикнул он.

Удивленный, Митчелл нажал кнопку на магнитофоне, и изображение на экране застыло.

— Руки! — возбужденно сказал Майо. — Руки на руле.

— У него десять пальцев, — с кислым выражением проворчал Митчелл. — И что?

— У президента только обручальное кольцо. Посмотрите снова. Нет кольца на среднем пальце левой руки, но на указательном крупный камень. А на правом мизинце…

— Вижу, о чем ты, — перебил Монтроуз. — Плоский синий камень в серебряной оправе, вероятно, аметист.

— Разве президент не носит обычно часы „Таймекс“ с серебряным индейским браслетом с бирюзой? — заметил Митчелл, которого тоже захватило наблюдение.

— Думаю, ты прав, — сказал Майо.

— Детали нечеткие, но я бы сказал, что у него на запястье хронометр „ролекс“.

Майо ударил себя по колену.

— Вот оно! Известно, что президент никогда не носит и не надевает ничего иностранного производства.

— Подождите, — медленно сказал Монтроуз. — Это безумие. Мы говорим о президенте Соединенных Штатов так, будто он не настоящий.

— О, он из плоти и крови, тут все в порядке, — сказал Майо. — Просто тело на тракторе принадлежит кому-то другому.

— Если ты прав, у тебя в руках бомба, — сказал Монтроуз.

Энтузиазм Митчелла пошел на убыль.

— Можем отдыхать. Доказательства чертовски несущественные. Нельзя выйти в эфир, Керт, и заявить, что какой-то клоун изображает президента, если у тебя нет неопровержимых доказательств.

— Кому и знать, как не мне, — согласился Майо. — Но я не позволю этой истории выскользнуть у меня из рук.

— Значит, негласное расследование?

— Я верну свое корреспондентское удостоверение, если у меня не хватит духу разобраться в этом. — Он взглянул на часы. — Если выехать сейчас, в полдень буду в Вашингтоне.

Монтроуз сидел перед экраном. Лицо у него было как у ребенка, который поутру обнаружил, что его зуб по-прежнему лежит в стакане с водой.

— Вот интересно, — обиженно сказал он, — сколько раз наши президенты использовали двойников, чтобы дурачить публику.

Глава 41

Владимир Полевой оторвал голову от стола, когда в кабинет целеустремленно вошел Сергей Иванов, его первый заместитель и второе лицо в самой крупной в мире разведке.

— Ты выглядишь так, Сергей, словно тебе утром кочергой прижгли зад.

— Он сбежал, — коротко сообщил Иванов.

— О ком ты?

— Павел Суворов. Он сумел вырваться из тайной лаборатории Бугенвилей.

Полевой вспыхнул от гнева.

— Черт побери!

— Он позвонил в наше прикрытие — аукционный центр в Нью-Йорке — из телефона-автомата в Чарльстоне, Южная Каролина, и запросил инструкции.

Полевой встал и принялся сердито расхаживать по ковру.

— Почему он заодно не позвонил в ФБР и не попросил инструкций еще и у них? Или еще лучше — дал бы рекламу в „Ю-эс-эй тудей“.

— К счастью, его руководитель сразу отправил нам шифрованное донесение и сообщил об инциденте.

— По крайней мере хоть кто-то думает.

— Есть кое-что еще, — сказал Иванов. — Суворов захватил с собой сенатора Ларимера и конгрессмена Морана.

Полевой остановился и повернулся.

— Идиот! Он все поставил под угрозу!

— Винить нужно не его одного.

— Как ты пришел к такому заключению? — цинично спросил Полевой.