За борт!, стр. 29

Антонов посмотрел: подходили егеря с фазанами, и снова взглянул на Полевого.

— Найди Лугового, — тихо сказал он, — а все остальное решим со временем.

В четырех милях от них в фургоне перед сложным микроволновым приемником сидели двое. Они записывали разговор Антонова с Полевым в лесу.

Это были специалисты из французской разведки. Оба говорили на шести языках, включая русский. Они одновременно сняли наушники и обменялись любопытными взглядами.

— Как думаешь, что бы это значило? — спросил один.

Второй пожал плечами.

— А черт его знает? Вероятно, какой-нибудь русский шифр.

— Интересно, извлекут ли наши аналитики что-нибудь важное?

— Важное или нет, нам этого никогда не скажут.

Первый помолчал, надел наушники, немного послушал и снова снял.

— Теперь они говорят с президентом Л’Эстранжем. Это все, что мы получили.

— Ладно, закрываем лавочку и отправляем запись в Париж. У меня в шесть свидание.

Глава 22

Солнце уже два часа как поднялось над восточным краем города, когда Сандекер через задние ворота въехал на территорию Вашингтонского национального аэропорта.

Он оставил машину на как будто бы пустой стоянке, на заросшем травой поле далеко от площадки, где обслуживали самолеты. Подошел к боковой двери, с которой давно слезла краска, и нажал на маленькую кнопку рядом с массивным замком. Через несколько секунд дверь бесшумно раскрылась.

Огромное помещение было выкрашено белой краской, отражавшей яркие солнечные лучи, которые проникали в окна на вогнутой крыше, как купол, и напоминало музей транспорта. На гладком бетонном полу в четыре ряда аккуратно стояли старинные и классические автомобили. Большинство сверкало так же, как в день, когда мастера в последний раз прикоснулись к их кузовам. Сандекер задержался у величественного Роллс-ройса „Серебряный призрак“ 1921 года выпуска с корпусом „Парк-Уорк“ [14] и массивной красной „Изотты-фраскини“ 1925 года с торпедообразным кузовом „Сала“.

Центральное место в этой экспозиции занимали трехмоторный самолет „Форд“, известный любителям авиации как „Оловянный гусь“, и железнодорожный пуллмановский вагон начала двадцатого века с надписью „Манхеттен лимитед“ на стальном боку.

По круглой железной лестнице Сандекер поднялся на второй этаж; наверху в дальнем конце ангара располагалась жилая квартира. Гостиную украшали морские древности. Вдоль одной стены тянулись полки, а на них в стеклянных витринах стояли модели кораблей.

Питт стоял перед плиткой и изучал странную смесь в сковороде. На нем были потрепанные шорты защитного цвета, стоптанные теннисные туфли и футболка с надписью „Поднимем „Лузитанию“ на груди.

— Вы точно к завтраку, адмирал.

— Что у вас тут? — спросил Сандекер, с подозрением разглядывая смесь на сковороде.

— Ничего особенного. Острый мексиканский омлет.

— Ограничусь чашкой кофе и половинкой грейпфрута.

Они сели за кухонный стол, и Питт налил кофе. Сандекер нахмурился и помахал газетой.

— Ты занял всю вторую полосу.

— Надеюсь, в других газетах тоже.

— Что ты хочешь доказать? — спросил Сандекер. — Собираешь пресс-конференцию и объявляешь, что нашел „Сан-Марино“, хотя не нашел, и „Пайлоттаун“, что должно было оставаться тайной. Ты что, с ума сошел?

Питт сделал перерыв между двумя кусками омлета.

— Я не упоминал о нейротоксине.

— К счастью, вчера армия все благополучно захоронила.

— Значит, никакого вреда. Теперь, когда „Пайлоттаун“ пуст, это просто очередной ржавеющий след катастрофы.

— Президент посмотрит на это иначе. Не улети он в Нью-Мексико, мы бы сейчас отскребали себя от ковра в Белом доме.

Сандекеру помешал договорить звонок. Питт встал и повернул рычажок на панели.

— Кто-то пришел? — спросил Сандекер.

Питт кивнул.

— Это грейпфрут из Флориды, — проворчал Сандекер, выплевывая косточку.

— Ну и что?

— Я предпочитаю техасские.

— Возьму на заметку, — с улыбкой сказал Питт.

— Вернемся к вашей невероятной истории, — сказал Сандекер, выдавливая в ложечку последнюю каплю сока. — Я хотел бы знать причины.

Питт объяснил.

— Почему бы не передать все это министерству юстиции? — спросил Сандекер. — Им за это платят.

Взгляд Питта стал жестким; последовал угрожающий взмах вилкой.

— Потому что никто и не подумал привлечь министерство юстиции к этому делу. Правительство не собирается признавать, что свыше трехсот человек погибли от нейротоксического газа, которого, как считается, не существует. Судебные процессы и критика в прессе растянутся на годы. Они хотят, чтобы никто ничего не знал. Очень вовремя случилось извержение Огастина. Сегодня пресс-секретарь президента представит дело так, будто во всех смертях виноваты облака серного газа.

Сандекер несколько мгновений внимательно смотрел на него. Потом спросил:

— Кто тебе это сказал?

— Я, — ответил женский голос от двери.

Лорен обезоруживающе улыбалась. Она вернулась с пробежки и была одета в атласные шорты с соответствующей майкой и повязкой на голове. Влажный воздух Виргинии заставил ее вспотеть, и она чуть задыхалась от бега. Вынув из-за пояса маленькое полотенце, она вытерла лицо.

Питт познакомил их.

— Адмирал Джеймс Сандекер. Конгрессмен Лорен Смит.

— На заседаниях комиссии по морским делам мы сидим друг напротив друга, — сказала Лорен, протягивая руку.

Сандекеру не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, каковы отношения Питта и Лорен.

— Теперь я понимаю, почему вы всегда поддерживаете мои предложения по бюджету НПМА.

Если Лорен и смутило это заявление, она никак этого не показала.

— Дирк очень убедительный лоббист, — с улыбкой сказала она.

— Кофе хочешь? — спросил Питт.

— Нет, спасибо. Кофе мне не напиться.

Она подошла к холодильнику и налила себе стакан простокваши.

— Вы знаете тему сегодняшнего пресс-релиза Томпсона, пресс-секретаря? — спросил Сандекер.

Лорен кивнула.

— Мой помощник по связям с прессой и его жена дружат с Томпсонами. Вчера они вместе ужинали. Томпсон упомянул, что Белый дом собирается забыть о трагедии на Аляске, но и только. Никаких подробностей он не сообщил.

Сандекер повернулся к Питту.

— Если будете продолжать вендетту, слишком многим отдавите ноги.

— Я не отступлю, — серьезно сказал Питт.

Сандекер взглянул на Лорен.

— А вы, конгрессмен Смит?

— Лорен.

— Лорен, — согласился он. — Можно спросить, каков ваш интерес в этом деле?

Она помедлила всего долю секунды и сказала:

— Скажем, простое любопытство конгрессмена к возможному правительственному скандалу.

— Вы не назвали ей истинную цель вашего аляскинского рыболовного эксперимента? — спросил Сандекер у Питта.

— Нет.

— Думаю, следует рассказать.

— Это официальное разрешение?

Адмирал кивнул.

— Друг в конгрессе может пригодиться до окончания охоты.

— А вы, адмирал, — какова ваша позиция? — спросил Питт.

Сандекер через стол внимательно смотрел на Питта, разглядывая его чеканное лицо так, словно видел впервые. Он думал: вот человек, способный выйти далеко за обычные рамки, причем не преследуя никакой личной выгоды. На этом лице он видел только непреклонную решимость. За годы, что он знал Питта, он не раз видел такое выражение.

— Буду поддерживать вас, пока президент лично не прикажет пустить вас в расход, — сказал он наконец. — Тогда вы уж сами барахтайтесь.

Питт сдержал вздох облегчения. Все складывалось хорошо. И более чем.

Мин Корио оторвала взгляд от газетной страницы.

— Что скажешь об этом?

Ли Тонг склонился над ее плечом и прочел вслух первую фразу статьи: „Вчера Дирк Питт, начальник отдела специальных проектов НПМА, объявил, что найдены два корабля, долгие годы считавшиеся погибшими. Это корабли серии „Либерти“ „Сан-Марино“ и „Пайлоттаун“, построенные в годы Второй мировой войны. Их обнаружили на дне в северной части Тихого океана у берегов Аляски“.