Уиллоу, стр. 7

Он спросил, почему я живу с тобой, и я сказала ему, что убила своих родителей. Конечно, они разговаривали и о других вещах, но эти темы — под запретом.

 Может быть, в прошлом году Уиллоу не постеснялась бы сказать Дэвиду, что Гаю нравится тот книжный магазин в центре, но теперь она не может. Не может, потому что любое упоминание об этом месте, которое так любит Дэвид, вызовет слишком много воспоминаний об их отце. Это он привел их туда в первый раз.

 — Хммм, кажется, он сказал, что мы похожи. — Уиллоу в отчаянии посмотрела на брата. Невозможно не заметить, как он устал, как изнурен, как пусты его глаза.

Ей бы так хотелось, чтобы она могла убрать эту пустоту.

Но потом она вспомнила, что еще Гай сказал ей. То, что не причинит боли Дэвиду, когда он услышит, и она ухватилась за эту мысль как за спасательный трос.

 — О, знаешь что? Я чуть не забыла, — она старалась, чтобы ее голос звучал восторженно. — Он считал тебя отличным преподавателем, я имею в виду, он продолжает так думать.

 Это — ничто, это не вернет их родителей, не сделает его жизнь легче, но сказать это — все, что она может для него сделать.

 — Правда? — протянул Дэвид. Конечно, он не испытывает восторгов от сказанного, но его взгляд кажется заинтересованным, а его глаза — не такими безжизненными.

 — Правда. — Выразительно сказала Уиллоу. Она пытается придумать, что бы еще такого сказать. Добавить что-нибудь к комплименту. — Думаю, он говорил, что серьезно собирается заняться антропологией, в смысле посвятить себя ей, когда поступит в колледж. Он сказал, что твои занятия убедили его, что это именно то, чем он должен заниматься.

 Конечно, ничего подобного он не говорил. Уиллоу понятия не имеет, чем он хочет заняться. Да, и в любом случае, это "Унылые тропики" так на него повлияли, а не ее брат. И все же, она не может не чувствовать слабый проблеск удовлетворения, наблюдая как меняется выражения лица Дэвида.

 — Ну же! — внезапно воскликнула Кэти. Расстроенная, она откладывает ложку и банку детского питания. — Я не могу заставить ее съесть хоть что-то.

 — Ну, а на что ты надеешься? — спрашивает Дэвид, рассматривая банку. — Органическое пюре из зелёного горошка? Кому бы это понравилось? У нее хороший вкус, только и всего. — Он встает и снимает Изабель с ее детского стульчика. — Ты скорее съешь свиную грудинку, правда? — спрашивает он у ребенка.

 — О, Дэвид, прошу тебя! — Кэти бросает на него выразительный взгляд.

 — Ок, я не серьезно. Но как насчет мороженого? Ей его можно, правда? Нет ничего плохого в мороженом — даже мы его едим.

 — В нем много чего плохого, — рассержено говорит Кэти.

 — Но ты бы хотела его поесть, разве нет? — говорит он Изабель, держа ее над головой. — Поверь мне, ты будешь девочкой, любящей шоколадное мороженое. Ну же. — Дэвид снова поворачивается к Кэти. — Интересно было бы посмотреть, понравится ли оно ей.

 Уиллоу не ревнует к своей племяннице, и она определенно не хочет, чтобы ее брат разговаривал с ней, как с младенцем. Но, наблюдая, как Дэвид играет с Изабель, видя как лицо его, наконец, оживляется, ей, возможно в тысячный раз, становится ясно, что она потеряла своего брата.

 Уиллоу равнодушно отодвигает Булфинча. Уже час ночи, и, несмотря на то, что она сидит за столом последние четыре часа, она почти ничего не сделала. Она не только, не сделала работу, и слишком возбуждена, чтобы уснуть, но еще и умирает от голода, что не удивительно, так как она едва ли прикоснулась к чему-нибудь за ужином.

Может ей стоит пойти вниз и перекусить чем-нибудь, может тогда она сможет сосредоточиться на работе. Она поднимается со стула, идет к двери и открывает ее со скрипом. В квартире совершенно темно. Хорошо. Уиллоу медленно украдкой спускается по лестнице, заботясь о том, чтобы не издать ни звука. Но приблизившись, она в тревоге замечает, что все же не одна. В кухне – Дэвид сидит за столом в окружении десятков бумаг. Она оставил зажженным только один светильник.

Ну, у нее нет желания идти на кухню сейчас. Она может представить себе, как неловко это будет для них обоих, но как бы сильно она не хотела подняться наверх, она не может не посмотреть на своего брата. Есть что-то неправильное в том, как он сидит.

Дэвид обхватил голову руками. Это потому что он смеется? Но над чем он смеется? Она достаточно слышала, как он жаловался по поводу бумаг по аттестации студентов, чтобы понять, что он не находит это занятие самым забавным. Кроме того, он едва издает хоть какой-нибудь звук. А потом Уиллоу понимает, почему его плечи, таким образом, трясутся, и причина оказывается настолько ужасной, настолько волнующей, что у нее буквально перехватывает дыхание. У нее с трудом хватает сил, чтобы устоять.

Ее брат плачет, он несчастен и сломлен. И хотя его рыдания едва слышны, он плачет с полной абсолютной силой. Она никогда его еще таким не видела. Она еще никого не видела в таком состоянии. Такое явное проявление эмоций тревожит и пугает одновременно.

Уиллоу нетвердой рукой хватается за перила и опускается на ступеньки лестницы. Она знает, что то, что она делает – неправильно, что она должна оставить Дэвида наедине с собой. Но она чувствует, что вынуждена наблюдать.

Уиллоу пристально смотрит на него в изумлении. Сама она никогда так не делает, она никогда не дает выход своему горю таким образом. Уиллоу интересно: может ли она подойти к нему. Но она знает, что не может. Потому что она та, кто поставил его в такое положение, это ее действия причинили ему такую боль.

Пока она думает об этом, Кэти подходит к Дэвиду сзади. Он ее не видит, но Уиллоу видит. Ее темные волосы струятся по спине, путаясь в розовой шали, которую она накинула поверх ночнушки.

Кэти обвивает руками Дэвида. Не поворачиваясь, он сжимает ее руки, притянув ближе.

Уиллоу прикована к месту. Отпечатавшиеся на лице Дэвида тоска и нужда приковывают взгляд. Она наблюдает, как Кэти обнимает его крепче, как можно крепче, потом наклоняет голову, чтобы поцеловать его.

Она чувствует себя как мотылек, неумолимо бросающийся в пламя. Каково это плакать вот так? Каково это, когда тебя вот так утешают?

Если бы она позволила себе, то утонула бы в море боли. Но она не может позволить этому случиться, она просто не справится с этим, точно не с такой болью.

К счастью, она знает, как это предотвратить.

Уиллоу тянется к карману халата, нащупывая то, что, она знает, там лежит.

Она ни на секунду не отводит от них глаз, делая надрезы на своей плоти. Бритва врезается так глубоко, что она почти падает в обморок, но все же не перестает смотреть на Дэвида и Кэти.

Ее кровь льется также обильно, как слезы Дэвида. Она беспрепятственно течет вниз по ее руке на пол, пока Уиллоу наблюдает, как Кэти осушает глаза Дэвида своими длинными-предлинными волосами.

Уиллоу знает, что ей следует уйти. В любой момент они могут поднять глаза. Но она не может уйти, не может пошевелиться. Она может только все глубже вгонять лезвие. Бритва не причиняет ей боли. На самом деле нет.

Не так, как смогли это сделать некоторые вещи. Уиллоу в бешенстве с силой ударяет по запястью.

 Не так, как смогли это сделать некоторые вещи.

Глава 4

В школьном саду Уиллоу прислонилась к липе и с глубоким вздохом закрыла книгу. Последние полчаса она пытается читать, но безрезультатно. Она просто не может сконцентрироваться. Вместо страниц перед собой она продолжает видеть своего бедного брата.

Она боится того, что может произойти во время их следующего разговора. Выдаст ли ее лицо? Она знает, что ему не хотелось бы, чтобы она видела ту сцену.

Это было личное... интимное — единственное слово, которое она могла подобрать — что-то интимное, как в самом горе, так и в том, как Кэти утешала его.

На этот раз она пошла в школу с чувством облегчения. Она вышла из дома специально рано, только чтобы не столкнуться с кем-то из них: надеясь, что если ей не придется за столом во время завтрака видеть лицо Дэвида с красными глазами, то она сможет забыть о том, что видела.