Шпион, выйди вон, стр. 60

– В котором часу точно это произошло? – спросил Смайли, едва заметно нахмурив брови. – Ведь было уже, наверное, довольно поздно.

Сэм посмотрел на него так, будто заранее просил прощения.

– В час пятнадцать, – сказал он.

– Довольно поздновато для чтения телетайпных лент, правда?

– Вопрос не ко мне, старина.

– Билл ведь состоит в клубе «Сэвил», если не ошибаюсь?

– Не знаю, – упрямо повторил Сэм. Он отпил немного кофе. – На него любо-дорого было посмотреть, это все, что я могу тебе сказать. Я привык думать, будто он дьявольски неуравновешенный тип. Но в ту ночь это был совсем другой человек, поверь мне. Да, конечно, поначалу он был потрясен. А кто бы не был на его месте? Он приехал, зная только, что произошла какая-то безобразно-скандальная заварушка со стрельбой, вот, пожалуй, и все. Но когда я сказал ему, что стреляли не в кого-нибудь, а в Джима, он уставился на меня, как сумасшедший. Я думал, он сейчас набросится на меня с кулаками.

«Застрелили? Как застрелили? Насмерть?!» Я сунул ему в руку все сводки, и он просмотрел их все одну за другой…

– А он разве еще не знал этого из телетайпного сообщения? – как бы про себя спросил Смайли вполголоса. – Я думал, все новости тогда с этого и начинались: «Эллис застрелен» – и так далее. Это ведь чуть ли не во всех заголовках было, разве не так?

– Ну, наверное, это зависит от того, какая из сводок первой попалась ему на глаза, – отмахнулся Сэм. – Так или иначе, но он принял дежурство на коммутаторе и к утру постарался собрать воедино всю информацию на тот час, представляя собой чуть ли не воплощение спокойствия. Он позвонил в МИД и сказал им, чтобы они твердо стояли на своем и не поддавались на провокации; он связался с Тоби Эстерхейзи и отправил его притащить парочку чешских агентов, студентов Лондонской школы экономики. До сих порон их не трогал и наблюдал, как они копошатся, намереваясь когда-нибудь перевербовать их и запустить обратно в Чехословакию. «Фонарщики» Тоби сцапали эту парочку и упрятали под замок в Саррате. Затем Билл позвонил главному чешскому резиденту в Лондоне и довольно грубо пригрозил, что разденет его догола и выставит на посмешище перед всем шпионским миром, если хотя бы один волос упал с головы Джима Придо. Еще он посоветовал ему передать все это своим хозяевам. У меня было такое чувство, будто я в толпе зевак наблюдаю за аварией на улице, а Билл – это доктор, единственный из всех, кто знает, что нужно делать. Он позвонил также какому-то знакомому газетчику, поставлявшему ему информацию, и передал строго конфиденциальную версию о том, что Эллис чешский наемник, работающий по контракту с американцами; Билл сказал, что при изложении этой версии не стоит ни на кого официально ссылаться.

Фактически эта история и была использована в вечерних выпусках газет. Как только у Хейдона выдалась свободная минута, он убежал к Джиму на квартиру, чтобы удостовериться, не осталось ли там чего-нибудь, на что могут натолкнуться журналисты, если вообще найдется такой умный журналист, который сможет обнаружить связь между Эллисом и Придо. Я подозреваю, что он проделал тщательную работу по заметанию следов. Подчиненные и все такое прочее.

– У него не было подчиненных, – сказал Смайли. – Кроме, я полагаю, Билла, – добавил он еле слышно.

Рассказ Сэма подходил к концу:

– В восемь часов появился Перси Аллелайн, он выклянчил у военных специальный самолет. Все время ухмылялся. Не думаю, что это выглядело очень умно с его стороны, если принять во внимание чувства Билла, но – что было, то было. Он принялся допытываться, почему я оказался на дежурстве, и я выдал ему ту же историю, что и Мэри Мастсрман; негде, мол, спать. Он позвонил с моего телефона Министру, чтобы договориться с ним о встрече, и все еще продолжал беседовать, когда пришел Рой Бланд, весь на взводе и с перепоя, пытаясь дознаться, кто посмел совать свой нос на его территорию, и фактически обвиняя меня. Я сказал: «Бог ты мой, парень, да ты знаешь, что со стариной Джимом? Ты бы хоть пожалел его, если уж на то пошло», но наш Рой – он ведь парень простой, живых он любит больше, чем мертвых. Я с радостью уступил ему свое место, спустился позавтракать в «Савой» и почитать воскресные газеты. Большинство из них передали сообщения Пражского радио и насквозь фальшивые опровержения нашего МИДа.

Под конец Смайли спросил;

– И после всего этого ты улетел на юг Франции?

– Да, и провел там два чудесных месяца.

– Кто-нибудь спрашивал тебя снова – например, о Хозяине?

– Пока я не вернулся – нет. Ты все время тогда был не в себе, Хозяин лежал в больнице. – Сэм слегка понизил голос:

– Он ведь не наделал никаких глупостей, скажи честно?

– Он просто умер. А что было дальше?

– Перси исполнял обязанности начальника. Он позвал меня и снова стал расспрашивать, почему это я дежурил вместо Мастерман и что за разговор состоялся у меня с Хозяином. Я не отступал от своей истории, и Перси назвал меня вруном.

– Так они что, за это тебя и выгнали – за вранье?

– За пьянство. Вахтеры-таки отыгрались на мне. Они насчитали в мусорной корзине дежурной комнаты пять банок из-под пива и доложили администрации.

Есть, оказывается, инструкция: никаких пьянок в помещении. Через некоторое время дисциплинарная комиссия под каким-то глупым предлогом признала меня виновным, так что пришлось податься в букмекеры. А что произошло с тобой?

– Ах, да почти все то же самое. Я, кажется, таки не смог убедить их, что не был во всем этом замешан.

– В общем, если тебе потребуется кому-нибудь перерезать глотку, – сказал Сэм, тихонько выведя его через боковую дверь в уютный внутренний дворик, – звякни мне. – Смайли погрузился в задумчивость. – А если как-нибудь захочешь сделать ставочку, – продолжал Сэм, – приведи с собой пару этих умников, дружков Энн.

– Послушай-ка, Сэм. В ту ночь Билл занимался любовью с Энн. Погоди, не перебивай. Ты позвонил ей, и она сказала, что Билла у нее нет. А как только повесила трубку, тут же выпихнула его из кровати, и через час он уже появился в Цирке, зная о стрельбе в Чехословакии. Если бы ты мне рассказывал все без утайки – скажем, в письме, – ты бы примерно так все и выложил, да?

– Если честно, то да.

– Но о Чехословакии ты по телефону ей ничего не…

– Он заехал в свой клуб по дороге в Цирк.

– Если только он был открыт. Очень хорошо: почему тогда он не знал, что в Джима Придо стреляли?

При дневном свете Сэм вдруг резко постарел, хотя усмешка по-прежнему не сходила с его лица. Он, казалось, хотел что-то сказать, но затем передумал.

Было похоже, что он сначала рассердился, потом хотел что-то возразить, и в конце концов лицо его снова перестало выражать что-либо.

– Пока, – сказал он. – Береги себя. – И он удалился в вечный полумрак избранного им ремесла.

Глава 27

Когда Смайли в то утро вышел из «Айли» и направился к Гроувенор-сквер, небо было голубым и улицы заливал такой яркий солнечный свет, что глазам делалось больно. Сейчас же, когда он проезжал мимо унылых фасадов Эдгвар-роуд на шикарном «ровере», взятом напрокат, ветер затих, небо почернело, явно намекая на дождь, а все, что осталось от солнца, – это тусклые красноватые отблески на асфальте. Джордж припарковался на Сент-Джонс-Вуд-роуд, во дворе перед новым высотным зданием со стеклянным подъездом, однако через главный вход не вошел. Обогнув большую скульптуру, изображавшую, как ему показалось, какой-то бессмысленный вселенский хаос, под мелким ледяным дождиком он направился к наружной лестнице, ведущей вниз.

Там висела табличка «Только для выхода». Первый пролет был выложен кафелем «терраццо», а перила сделаны из африканского тика. Однако на этом щедрость подрядчика, видимо, закончилась. На смену роскошной отделке пришли грубо оштукатуренные стены, а воздух переполняло зловоние разбросанного повсюду мусора. Движения Смайли можно было назвать скорее осторожными, чем крадущимися, но когда он достиг Железной двери, то постоял несколько секунд в нерешительности, прежде чем положил обе руки на Длинную ручку и внутренне собрался, как перед тяжелым испытанием. Дверь приоткрылась не более чем на полметра и с глухим стуком во что-то уперлась; в ответ на это послышался свирепый окрик, многократно повторенный эхом, как в плавательном бассейне: