Граф Карлштайн, стр. 27

Потом мы двинулись дальше, и Шарлотта одной рукой прижимала к себе эту деревянную голову в парике, а второй цеплялась за меня, потому что шла с закрытыми глазами и без конца спотыкалась — то ли спала на ходу, то ли глаза ей резал солнечный свет. Да и мне было трудно смотреть на это бесконечное сверкание. Кроме того, перед глазами у меня все время что-то мелькало, и я решила, что либо чем-то отравилась, либо у меня начинается горячка.

И тут Шарлотта взмолилась:

— Люси, я больше не могу! Еще шаг, и я просто в обморок упаду…

— Если мы устроимся тут отдохнуть и случайно уснем, то наверняка погибнем, — возразила я. — Во сне мы тут же замерзнем и станем похожи на мумию из коллекции синьора Ролиполио, о которой, помнишь, нам рассказывала мисс Давенпорт.

Шарлотта вздрогнула и еще крепче прижала к груди господина Вуденкопфа.

— И станем такими же страшными и морщинистыми? — пролепетала она.

— Да, ужасно морщинистыми и очень страшными. Нет, Шарлотта, нам надо идти вперед.

— Но нам никогда не найти верный путь в этих ужасных… — Голос у нее прервался, и она, махнув рукой в сторону ледника, даже зажмурилась: ей страшно было хоть минуту смотреть на него. — Мы непременно упадем в трещину, как Отто в «Тайнах Севера», и разобьемся в лепешку. Или заблудимся и станем ходить кругами, а потом сойдем с ума. Ох, Люси, я просто больше не могу… Мы так далеко зашли… Теперь-то уж они нас ни за что не найдут! Пожалуйста, давай немножко отдохнем, а?

Я тоже, конечно, страшно устала, но, будучи старшей, была вынуждена притворяться, что еще вполне держусь на ногах. Ответственность ведь всегда ложится на старших, на тех, кто обладает значительно большим опытом. Никакой награды, правда, я за свое мужественное поведение не получила, но это так, между прочим.

— Нет! — сказала я. — Мы должны идти дальше, Шарлотта. Постарайся думать о южных краях…

— Но я не могу…

— Ничего, сможешь, если захочешь! Ты только попробуй. Вспомни… апельсиновые деревья, оливковые рощи, пышная южная растительность…

— Я не люблю оливки.

— Ну, хорошо, думай о дынях. О горячем…

— Дыни холодные!

— Знаешь, Шарлотта, ты начинаешь мне надоедать! — сказала я сурово.

— Но я так стараюсь не думать о еде… — сказала она, явно меня не расслышав, так что я больше не стала с ней объясняться, а просто взяла ее за руку и потащила за собой.

Она три раза упала, разбила коленку и расплакалась. Потом у господина Вуденкопфа свалился парик, пришлось его надевать. Потом оказалось, что платье у нее совершенно промокло, а мое превратилось в клочья. Потом я подвернула ногу, поскользнувшись на льду, а Шарлотта упала в четвертый раз да так и осталась лежать, заливаясь слезами. Вот тут-то я и подумала в полном отчаянии: «Нет! Это конец. Мы погибнем. Умрем…»

Мне казалось, что средь ясного дня вокруг нас сгущается тьма.

Я чувствовала, что все больше замерзаю, и мне страстно хотелось стащить с небес эту нависшую над нами тьму и закутаться в нее вместе с Шарлоттой, как в одеяло. Теперь я понимаю: эта тьма и была нашей смертью. Но тогда, даже понимая это, я бы точно стащила ее вниз, если б смогла.

Потом я услышала чей-то голос, кто-то тряс меня за плечо… Это была Шарлотта, которая шептала:

— Люси! Люси, проснись! Это тот человек, которого я видела в лесу… Люси!

Я увидела перед собой маленький ручеек, который отчего-то не сковали эти ужасные льды, и он весело бежал, вздымая маленькие фонтанчики брызг, сверкавшие, как алмазная крошка. А на том берегу ручья стоял какой-то мужчина и звал нас. Он приветливо помахал нам рукой, заметив, что мы проснулись, и, легко, но осторожно перепрыгивая с одного камня на другой, перебрался через ручей. Вид у него, надо сказать, был весьма усталый.

— Мне не нужно даже спрашивать, кто вы такие, — сказал он. — В этих горах, по-моему, найдутся только две такие девочки. Вот, держите, я принес вам письмо.

Я решила, что это, видимо, сон. Однако свернутый листок бумаги, который он протянул мне, вынув его из внутреннего кармана, был еще теплым и вполне настоящим, и я даже узнала его: это была та самая записка, которую я нацарапала в горной хижине!

— Но это ведь я сама и написала… — сказала я дрогнувшим голосом.

— А вы переверните листок, мисс, — посоветовал незнакомец.

Я перевернула да так и подскочила, узнав знакомый почерк.

— Шарлотта! Смотри! Это писала мисс Давенпорт!

Она тоже вскочила на ноги и склонилась над запиской, чтобы получше ее рассмотреть, а потом мы хором прочли ее.

В ней говорилось:

— Люси, это она! Действительно, она! — вскричала Шарлотта.

Я была рада ничуть не меньше Шарлотты, но все же что-то меня царапнуло. Дело в том, что я очень горжусь своим почерком и считаю его, во-первых, вполне взрослым, а во-вторых, очень необычным и интересным.

— Ну что, пошли? — спросил незнакомец.

— Ой, простите… Да, конечно, сейчас идем!

Я видела, что он очень замерз: он хлопал себя руками по бокам и без конца переступал с ноги на ногу, но при этом делал вид, что ему ничего не стоит торчать на высоте в несколько тысяч метров среди заснеженных гор.

— Как ваше имя? — спросила я. — Меня, например, зовут Люси, а ее — Шарлотта.

— Макс Гриндофф, — представился он, и мы пожали друг другу руки. Потом Макс указал на господина Вуденкопфа в сползшем набок парике, который, лучезарно улыбаясь, смотрел на нас с вершины большого валуна. — Хорошо, что вы его туда пристроили, — заметил Макс. — Иначе я бы вас не заметил. Это он мне на глаза попался, когда я мимо шел, а вас обеих за валуном и видно не было.

Шарлотта страшно обрадовалась его словам и крепко прижала к груди господина Вуденкопфа.

— Вот видишь! — торжествующе заявила она, глядя на меня. — Я же говорила, что он счастье приносит!

— Ох и пришлось же мне побродить тут, пока я вас искал! — признался Макс. — Идемте скорее вниз, а по дороге я вам расскажу, что вчера в деревне творилось. Так, значит, вы, мисс, и есть та самая «египетская принцесса»?

— Да, я! А как вы узнали? Вы видели доктора Кадаверецци? Он выбрался из тюрьмы? Или его выпустили?

— Ах вот он где! Мне следовало бы догадаться… Видите ли, мисс, я его слуга. Ну, если он в тюрьме, то и беспокоиться нечего — он вскоре оттуда сбежит. Выберет подходящую минутку, навешает этому сержанту лапши на уши, а потом спокойненько выйдет прямо через главный вход, и держаться будет в высшей степени достойно и хладнокровно. Уж будьте уверены! Он просто чудо, этот доктор!

Короче, пока мы в очередной раз спускались с гор в деревню, Макс успел рассказать нам обо всем, что за это время произошло. И я почувствовала, что в моей душе вновь пробудилось одно странное чувство, то самое, которое столько раз вырывали с корнем и втаптывали в грязь, что я даже решила, что оно умерло навсегда, — я имею в виду надежду.

Рассказ Хильди

(продолжение)

Мисс Давенпорт с помощью карманной лупы успела разжечь отличный костер как раз к тому времени, когда Макс привел девочек к нам, и хотя даже таланты этой замечательной женщины не могли помочь добыть пищу из воздуха — ибо все мы были ужасно голодны, — мы по крайней мере согрелись.

Но даже жар этого костра не мог сравниться с жаром встречи мисс Давенпорт со своими ученицами. Люси и Шарлотта были несказанно рады ее видеть. Мне кажется, я бы так же бросилась в объятия к маме, если б нас разделили столь же печальные и опасные обстоятельства, но мы с мамой, слава богу, никогда не разлучались, так что я могу лишь представить себе подобную встречу. Однако же, когда мисс Давенпорт принялась излагать свой план действий, она стала совершенно серьезной, лица девочек словно застыли, а у меня так и вовсе сердце похолодело.