Шпион, вернувшийся с холода, стр. 39
– Скажите-ка, – начал он, – вы человек состоятельный?
– Не валяйте дурака, – отрезал Лимас. – Вам прекрасно известно, на чем я купился.
– Да, в самом деле, – заявил Карден, – это был мастерский ход. Следовательно, мы можем допустить, что у вас вообще нет денег?
– Можете.
– А нет ли у вас друзей, готовых одолжить вам деньги или попросту подарить их? Или оплатить ваши долги?
– Будь у меня такие друзья, меня бы здесь не было.
– Значит, их нет? И вы не допускаете того, что какой-нибудь добрый дядюшка, о котором вы, возможно, и думать забыли, решит позаботиться о том, чтобы помочь вам встать на ноги, разберется с вашими кредиторами и тому подобное?
– Нет, не допускаю.
– Благодарю вас. Еще один вопрос. Вы знакомы с Джорджем Смайли?
– Разумеется, знаком. Мы с ним работали в Цирке.
– Он больше не работает там?
– Он ушел в отставку после дела Феннана.
– Ах да, того дела, в котором сыграл определенную роль и Мундт. И вы его с тех пор не видели?
– Пару раз видел.
– Вы видели его после того, как сами ушли из Цирка?
Лимас помолчал.
– Нет, – ответил он наконец.
– Он не навещал вас в тюрьме?
– Меня никто там не навещал.
– А до тюрьмы вы с ним встречались?
– Нет.
– А после, в день выхода из тюрьмы, когда с вами вступил в контакт человек по имени Эш?
– А что было в тот день?
– Вы пообедали с Эшем в Сохо, потом попрощались. А куда вы отправились?
– Не помню. Наверное, в пивную. Начисто не помню.
– Позвольте помочь вам вспомнить. Вы пошли на Флит-стрит, сели там на автобус, потом пересели на метро и наконец сели в чью-то машину. Не слишком профессионально для человека с вашим опытом. Вот так вы и попали в Челси. Вспоминаете? Если хотите, я могу предъявить вам письменное изложение событий, оно у меня под рукой.
– Должно быть, вы правы. Ну и что с того?
– В Челси живет Джордж Смайли. На Байуотер-стрит, сразу за Кингс-роуд. Вот о чем я и говорю. Машина привезла вас на Байуотер-стрит, и наш агент докладывает, что вы вышли у дома номер девять. А это дом Джорджа Смайли.
– Чушь какая-то. Я, наверное, пошел в «Восемь колоколов», это моя любимая забегаловка.
– И поехали туда на чьей-то личной машине?
– Ерунда. Я, скорей всего, ехал на такси. Когда у меня есть деньги, я не жмотничаю.
– А зачем вы так петляли по городу?
– Глупости. Они, должно быть, потеряли меня и пошли за кем-то другим. Такое бывает.
– Возвращаясь к вопросу, заданному мной ранее: допускаете ли вы, что Джордж Смайли мог проявить интерес к вам после того, как вы покинули Цирк?
– О Господи! Конечно, нет!
– И он не мог уладить ваши дела, когда вы попали в тюрьму? Уплатить ваши долги? И не захотел повидаться с вами после вашего знакомства с Эшем?
– Нет. Я не понимаю, куда вы гнете, Карден, но в любом случае мой ответ – нет. Если бы вы когда-нибудь увидели Смайли, вы не задавали бы подобных вопросов. Мы с ним далеко не пара.
Карден, казалось, был вполне удовлетворен услышанным. Он улыбался, кивал головой, поправлял очки и листал лежащее перед ним досье.
– Да, кстати, – сказал он, словно только сейчас вспомнив нечто важное, – когда вы попросили кредит у бакалейщика, сколько у вас было денег?
– Ни гроша, – беспечно ответил Лимас. – Я уже неделю сидел на мели. А может быть, и дольше.
– А на что вы жили?
– Да так, перебивался кое-как. Я перед этим болел. Простуда какая-то. Неделю вообще ничего не ел. Возможно, поэтому так и психанул. Сдали нервы.
– Но ведь вам кое-что причиталось в библиотеке?
– Откуда вы знаете? – вспыхнул Лимас. – Вы что, были…
– Почему же вы не пошли получить их? Тогда не пришлось бы просить кредита. Не так ли, Лимас?
Лимас пожал плечами.
– Не помню почему. Кажется, библиотека в субботу утром закрыта.
– Понятно. Вы уверены, что в субботу утром библиотека была закрыта?
– Нет, не уверен. Просто мне так кажется.
– Вот именно. Благодарю вас. Это все, что мне хотелось выяснить.
Когда Лимас сел на место, дверь открылась и в зал вошла огромного роста уродливая женщина в сером мундире с нашивкой на рукаве. Следом за ней шла Лиз.
Глава 22. Председатель трибунала
Она медленно вошла в зал суда, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами, похожая на разбуженного ребенка, попавшего в залитую светом комнату. Лимас успел забыть о том, как она молода. Заметив его между двумя охранниками, она остановилась.
– Алек!
Шедший рядом охранник положил руку ей на плечо и подтолкнул туда, где только что стоял Лимас. В зале было очень тихо.
– Как тебя зовут, детка? – быстро спросила председательница.
Лиз остановилась, опустив руки по швам и распрямив пальцы.
– Как тебя зовут? – уже громче повторила председательница.
– Элизабет Голд.
– Ты член британской коммунистической партии?
– Да.
– Сейчас гостишь в Лейпциге?
– Да.
– Когда ты вступила в партию?
– В тысяча девятьсот пятьдесят пятом. Нет, в пятьдесят четвертом. Кажется, так…
Ее отвлек шум в зале, грохот отодвигаемых стульев и голос Лимаса – страшный, угрожающий, истерический:
– Эй вы, ублюдки! Оставьте ее в покое!
Лиз в ужасе обернулась и увидела, что он вскочил с места, что лицо его залито кровью, а одежда в беспорядке. Она увидела, как охранник ударил его кулаком, так что он едва удержался на ногах. Потом они накинулись на него вдвоем и заломили назад руки. Голова его упала на грудь, затем дернулась в сторону от боли.
– Если он не успокоится, выведите его, – распорядилась председательница и, сурово кивнув Лимасу, добавила:
– Вам дадут слово позже, если пожелаете. А сейчас помолчите. – И, обернувшись к Лиз, резко сказала:
– Ты наверняка помнишь, когда вступила в партию.
Лиз ничего не ответила. Немного подождав, председательница пожала плечами и, пристально глядя не нее, спросила:
– Элизабет, тебе когда-нибудь объясняли, что партийные дела носят сугубо секретный характер?
Лиз кивнула.
– А тебе говорили, что никогда не следует пытаться узнать, какое именно место занимает тот или иной товарищ в организационной структуре партии?
– Да, конечно, – снова кивнула Лиз.
– Сегодня тебе придется пройти серьезную проверку в этом вопросе. Для тебя же лучше, гораздо лучше, что ты ничего не будешь знать. Ничего, – неожиданно подчеркнула она. – Тебе достаточно знать только одно: мы трое за этим столом являемся партийными работниками очень высокого ранга. Мы действуем по распоряжению нашего Президиума в интересах партии. Нам надо задать тебе несколько вопросов, и твои ответы имеют для нас большое значение. Отвечая на них честно и бесстрашно, ты поможешь делу социализма.
– Но кого здесь судят? – прошептала Лиз. – Что сделал Алек?
Председательница через ее голову взглянула на Мундта и сказала:
– Может быть, никого не судят. В том-то и дело. Может быть, только обвиняют. Для тебя не имеет значения, кого именно обвиняют. Твое незнание этого – гарантия беспристрастности твоих ответов.
На мгновение в маленьком зале воцарилась тишина, а потом Лиз спросила так тихо, что председательница, чтобы услышать, невольно наклонилась вперед.
– Это Алека судят? Алека Лимаса?
– Я тебе уже говорила: для тебя же лучше не знать ничего. Расскажешь правду – и тебя отпустят. Так будет разумнее всего.
Лиз, должно быть, снова прошептала что-то или сделала какой-то жест, потому что председательница вновь наклонилась к ней и настойчиво повторила:
– Послушай, детка, ты хочешь вернуться домой? Делай, как я скажу, и ты вернешься. А иначе… – Она запнулась, а потом добавила чуть загадочно, указывая рукой на Кардена:
– Этот товарищ хочет задать тебе несколько вопросов. Совсем немного. А потом тебя отпустят. Но только говори правду.
Карден поднялся и улыбнулся доброй, благодушной улыбкой.