Быть котом, стр. 25

— Что?

Собака крепко зажмурилась.

— Раньше я чего-то стоил! Я работал в охране! Но думаю ли я о том, чтобы вернуться? Нет! Да! Нет! Нет! Да! И все-таки нет. Я не могу. Подушки меня не пустят. А даже если бы пустили, я бы все равно не пошел, потому что сейчас у меня другие хозяева. И я смиряюсь, я принимаю все как есть. — Сейчас он казался скорее грустным, чем сумасшедшим. — Это мой долг.

— Послушай, пожалуйста, мне нужна твоя помощь, — сказал Барни как можно мягче и спокойнее.

Пес не обратил на него внимания и процитировал одно печальное стихотворение, известное среди доберманов:

Полюбить меня непросто:
Я неправильного роста,
У меня нет длинной челки,
Как у пули или йорка.
Я не милый и пушистый
Пудель с шерсткою душистой.
Нет, я пес другого рода.
Я особенной породы!
Только тот мне будет равен,
Кто умом и сердцем славен,
Тот, кому всего важней
Верность истинных друзей.

Леонард, казалось, был далеко, там, куда унесли его скорбные и безумные мысли.

Но тут у Барни возникла идея.

— Послушай, пожалуйста, ты должен мне помочь. Э-э… подушки говорят, что ты должен мне помочь.

Пес навострил уши.

— Что? Они так сказали?

— Да, — сказал Барни, соображая на ходу. — Они говорят, ты должен сообщить мне все, что тебе известно про Мориса. Они хотят, чтобы ты мне объяснил, почему ты думаешь, что он убежал?

— Чтобы увидеться с мамочкой, — сказал пес, посасывая переднюю лапу. — Он хотел увидеть мамочку. Как будто мы все не хотим увидеть мамочку!

— Карамельку?

— Карамельку! Карамельку! Карамельку! И так весь день. Карамелька…

Барни задумался. Карамелька. Мисс Хлыстер.

— Морис — сын мисс Хлыстер!

Пес внимательно рассматривал его. На миг Барни ясно увидел прежнего Леонарда: серьезную сторожевую собаку.

— Однажды пришел рыжий кот. Принес сообщение.

— Какое сообщение?

— Не знаю. Он передал его шепотом. Я знаю только, что после этого Морис был сам не свой. Он сказал, что собирается сбежать. Он хотел найти сливу.

— Сливу?!

— Или иву. Барную сливу или иву. И почему-то он думал, что если найдет ее, все станет хорошо.

Барная Ива.

Барни Ив.

Барни понял: вчера он не случайно встретил того кота.

— Значит, это все было запланировано. Он специально меня искал. Но почему меня?

— Не знаю. Пожалуйста, скажи подушкам, что я прошу прощения.

— Они… больше на тебя не сердятся, — заверил его Барни. — Мне кажется, они все понимают.

Барни попятился, подальше от этих безумных глаз, горящих из-под кровати, и выбежал в коридор. Он понимал, что содержание сообщения, переданного Морису, объяснило бы все. Потом он вспомнил слова мисс Хлыстер, которые она произнесла, хвастаясь конвертом с адресом. «Это мои билеты. Для меня и того единственного человека, которого я люблю. Билеты, чтобы навсегда уехать отсюда. Завтра в это же время я уже буду на пути в Старый Сиам. Это в Таиланде».

Итак, теперь Барни знал, где искать Мориса. Придется наведаться в дом к мисс Хлыстер. Но он также знал, что времени у него в обрез, ведь его настоящее тело скоро сядет в самолет и улетит на другой конец света.

И тут сердце Барни ушло в пятки, потому что он услышал грохот входной двери и восторженный писк Флоренс:

— Гав-Гав пришел! Гав-Гав пришел!

Проблема туалета

Гэвин пробыл дома пять минут, и три минуты из этих пяти он простоял на хвосте Барни.

Барни спрятался в ванной. Проблема была в том, что Гэвин всегда заходил в туалет, когда возвращался домой из школы, и он захлопнул дверь прежде, чем Барни успел выскользнуть вон.

И вот теперь Гэвин сидел на унитазе со спущенными штанами, а подошва его тяжелого левого ботинка стояла на хвосте Барни, причиняя ему такую боль, с которой бы не сравнилась бы даже боль от удара мяча для регби.

— Ооо, — стонал Барни. (Это единственное слово, совпадающее в кошачьем и человеческом языках.)

— Что-что? — сказал Гэвин, посмеиваясь. — В чем дело, Морис?

— Пожалуйста, убери ногу с моего хвоста.

— Не понимаю, что ты говоришь.

— Все ты понимаешь, псих ненормальный. Пожалуйста. Мне больно.

Гэвин уставился на Барни.

— Ты что-то изменился. Каким-то хилым стал. Ты похож на… — Он тряхнул головой, словно выгоняя глупую мысль. — Кстати, как ты оказался утром на остановке? Я не потерплю, чтобы за мной в школу таскался кот. Потому что я — Гэвин. А Гэвин по-гречески значит «камень». (На самом деле нет, и Гэвин просто тупица.) — И это действительно так. Я большой крепкий камень.

— Я бы тебя по-другому назвал, — провыл Барни.

— Так что не вздумай снова так делать, меховая морда, или ты труп, — продолжил Гэвин. — Понял меня? Т. Р. У. Б. Труп.

«Вообще-то Т. Р. У. П.», — подумал Барни.

Гэвин не понял этой колкости, но на всякий случай наступил на хвост посильнее. Так что когда внизу зазвонил дверной звонок и Гэвин наконец поднял ногу, Барни испытал ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Кто это? — прокричал Гэвин, отрывая длиннейший кусок туалетной бумаги.

Послышался мамин голос:

— Гэвин! Гэвин?! Можешь открыть! Я на велотренажере!

— Угу-у, — голосом пещерного человека промычал он.

Гэвин закончил свои дела в туалете и пошел вниз, а Барни поспешил за ним по пятам. Гэвин открыл дверь.

— Добрый день, — сказал торговец одеждой и метелками для стирания пыли. — Могу я поговорить с владельцем дома, молодой человек?

Но ответа Гэвина Барни уже не услышал. Он шмыгнул в дверь и бросился бежать. Нельзя было терять ни секунды.

Платановая аллея, 63

Платановая аллея была самой обыкновенной улицей из всех обыкновенных улиц. Она была настолько обыкновенной, что, даже оказавшись тут впервые, ты был уверен, что уже бывал тут не раз: настолько она была похожа на все остальные улицы мира. На ней стояли обыкновенные дома с обыкновенными дверями и обыкновенными окнами. Правда, на стене в конце улицы было нарисовано граффити, но улица была настолько скучной и не вдохновляющей, что на граффити было написано просто «Граффити».

Дом номер 63 тоже был самым обыкновенным и ничем не отличался от других домов.

Зажатый между обычным домом 61 и обычным домом 65 — где когда-то жили дети Фриманов (те, что оторвали фейерверком хвост одной небезызвестной нам кошки), — дом номер 63 был обычным настолько, что рядом с ним обычные соседские дома со шторами в цветочек и наклейками общества охраны общественного порядка смотрелись прямо-таки безумно. Я серьезно, дом номер 63 выглядел таким скучным, что можно было запросто забыть, как он выглядит, даже глядя прямо на него.

Но Барни, который подошел к этому дому в гаснущем вечернем свете, ощущал все что угодно, но только не скуку. Ведь он знал, кто живет в этом доме. И он знал, что если и есть возможность снова стать собой, то искать ее нужно именно здесь.

Он с облегчением заметил, что серебристой машины мисс Хлыстер перед домом нет. Сегодня среда. А по средам в школе собрание начальства. Отлично. Он как раз все успеет: забраться внутрь, найти Мориса и смыться, пока она не вернулась.

Барни прошел по тропинке между домами 63 и 65 и скользнул в деревянную калитку.

— Постой, котик, — промычала добросердечная мокрица, висевшая вниз головой на прогнившей доске. — Там опасно.

— Спасибо, — поблагодарил Барни, но совету ее не последовал. Он пересек лужайку, отметив, что рыбный запах с каждым шагом становится все сильнее, и подошел к кошачьей дверце в задней двери. Дверца была сделана из прозрачной пластмассы — к сожалению, слишком грязной, чтобы рассмотреть, что там внутри. Перед тем как просунуть голову внутрь, Барни быстро оглядел сад. Он был страшно заросшим, лужайка выглядела так, словно ее не стригли много лет, а все клумбы заполонили сорняки. У задней стены дома стоял старый велосипед настоящей мисс Хлыстер, теперь заброшенный и покрытый ржавчиной. Видимо, блестящая серебристая машинка, на которой ездила мисс Хлыстер, появилась уже после того, как директриса поменялась телами со своей кошкой.