Хозяин небесных гор, стр. 34
Это был первый самостоятельный обед Серебрянки. Голодная лиса съела зайца вместе с лапками и частью шкурки. Утолив голод, она почувствовала смутное беспокойство. Непривычное желание заставило её растерянно оглянуться. Она сделала несколько шагов в одну сторону, постояла и пошла в другую сторону. Далёкое слабое журчание ручейка, напоминавшее плеск воды, наливаемой в поилку, заглушило беспокойство. Лиса спустилась в ложок и долго лакала воду. Но после этого её снова обуяла «тоска по дому», если допустимо так образно сказать о звере.
Поразительная способность животных легко ориентироваться в незнакомой местности ярко проявилась у Серебрянки: она вдруг повернулась в сторону далёкой станции на границе с Маньчжурией и уверенно побежала в этом направлении. Если бы взять линейку и на карте Восточной Сибири положить её одним концом на станцию Борзя, а другим на начало того направления, по которому побежала лиса, – это была бы прямая линия, самое короткое расстояние между двумя точками. Именно так нередко поступают птицы и звери, насильственно увезённые от своих нор и гнёзд. Как оказалось, Серебрянка не была исключением.
Легко себе представить, что пришлось пережить Серебрянке на её тысячекилометровом пути. Горную забайкальскую тайгу сменили степи. Широкую реку Селенгу пришлось переплывать. Но лисицам не нужно, как людям, учиться плавать, они рождаются умелыми пловцами.
В дневные часы лиса пряталась где-нибудь в укромном месте, а все ночи напролёт бежала лёгкой рысцой всё прямо и прямо – «домой». По пути ей удавалось перекусить спящими на земле птицами или мышами, а иногда приходилось бежать впроголодь. Тогда на день она затаивалась голодной. Серебрянка похудела, но мускулы её окрепли. С каждой сотней километров её всё сильнее охватывало могучее стремление вернуться «домой», заглушая все другие желания, даже голод. Она бежала всё прямо, словно прекрасно знала дорогу и много раз уже пробегала по ней.
Наступило утро, когда работница зверофермы Даша вдруг увидела около забора свою любимицу Серебрянку. Лиса с виноватым видом подползла к ней на животе, завиляла хвостом и лизнула руку.
ДОМОЙ
Приятно посидеть у костра на берегу озера за кружкой чая с «дымком». Впереди целый день наедине с собой среди воды и тальников. Только вздрогнешь, когда крупная рыба рванёт под воду поплавок. А потом опять пьёшь чай и удивляешься проворству маленького муравья. Он схватил крошечную белую точку от булки и бойко понёс её. С разбегу сунулся в траву и застрял со своей ношей. Через завалы сухих травинок крошку хлеба пришлось перетаскивать, пятясь и напрягаясь изо всех муравьиных сил. Сантиметр за сантиметром одолевает маленький труженик пространство, отделяющее его от муравейника. Но вот впереди потухающий костёр. Он слабо дымится, но раскалённые угли ещё пышут жаром. Где-то там, по ту сторону костра, родной муравейник. Скорее туда с аппетитной добычей! И муравей пошёл... напрямик.
Тысячи лет муравьи носили добычу в муравейник по кратчайшему пути. И этот муравей «не имеет права» уклоняться в сторону ни на метр и обойти костёр по дремучей траве. Нельзя терять драгоценное время. И муравей со своей ношей идёт прямо через костёр. Он легко пробегает остывшую золу. С каждым миллиметром зола горячей, но муравей скорее погибнет, чем вернётся назад с добычей в челюстях.
Муравей из последних сил взбирается на нестерпимо горячую головешку, и тут же крупинка хлеба валится вниз, а сам муравей падает на спину.
Жизненный путь муравья-труженика закончен.
ОЗЁРНЫЕ КУКУШКИ
Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но восток ярко пылал. На берегу степного озера сделалось совсем светло. Где-то далеко едва слышно закричали журавли. Посередине озера в зарослях басовито перекликались гуси. Отчаянно загалдели чайки над огромным скопищем гнёзд на заломах тростника.
Знакомое с детства кукование послышалось из тростников. Как странно слышать его здесь: ведь каждый знает, что кукушка – лесная птица!
Но вот она и сама летит над вершинками тростниковых зарослей и садится на тростинку, а та не ломается, но покорно склоняется дугой под тяжестью птицы. Приподняв хвост и опустив крылья, кукушка долго кукует, покачиваясь на тростинке, совсем как в лесу на ветке. Кукушка здесь не одна. Едва солнечный шар показался над горизонтом, как в разных местах озера раздалось кукование. Кукушек здесь оказалось во много раз больше, чем в любом лесу на такой же площади.
Эти кукушки внешне ничем не отличаются от живущих в лесах. Но их предки приспособились из года в год подкладывать свои яйца в гнёзда только птичкам камышовкам. Маленькие жертвы бездомных кукушек, не подозревая опасности, беззаботно распевают в зарослях, взлетая на самые вершины тростников. А беда тут рядом: только отлучится от гнезда камышовка, а такого же, как и у камышовки, цвета кукушкино яйцо уже в её гнезде. С этого момента гнездо принадлежит уже не птенцам камышовки, а кукушонку. Одного за другим он выбросит в воду птенчиков камышовки, даже если вылупится позднее их. Убийцу своих птенцов камышовки выкормят, он вырастет, один улетит в тёплые страны и не заблудится, до сих пор удивляя этим учёных. А весной опять прилетит на это же озеро, чтобы сделать своих птенцов паразитами камышовок. Сколько гнёзд найдёт кукушка, столько будет погублено выводков камышовок. Хорошо, что этих птичек множество на озере.
Но чем объяснить, что здесь же, на самом берегу озера, есть гнёзда трясогузок, но в них кукушка не положила ни одного своего яйца? В окрестностях же Алма-Аты кукушки подкладывают свои зеленоватые в крапинку яйца в гнёзда трясогузок. А в савальском сосновом бору кукушки сносят голубые яйца в гнёзда горихвосток.
ПРЕДСКАЗАТЕЛИ ВОДЫ
Раскалённый воздух Бетпак-Далы невыносим после полудня. Но люди, казалось, не замечали этого. Загорелые, измученные ежедневной жарой, они собрались около буровой вышки и горячо спорили, бурить глубже или нет. На пятидесятом метре было так же сухо, как и на поверхности. Воды не было, как и в других местах, где они бурили в это лето. А вода была нужна именно здесь, и нужна во что бы то ни стало.
Решено было переехать и бурить ещё в одном месте пустыни. Но сознание, что и там труд и время могут быть затрачены впустую, не придавало энергии. Все удручённо разошлись под тень пологов.
В это время на горизонте показалось облачко пыли. Оно быстро приближалось, и вскоре запылённый «газик» подлетел к буровой вышке и остановился, зашуршав покрышками по раскалённому песку.
Люди выскочили из-под пологов – гости в пустыне бывают редко. Из машины вышел загорелый, энергичный мужчина с биноклем на шее и фотоаппаратом на боку.
– Мариковский, – отрекомендовался он, протягивая руку подошедшему бригадиру. – Вижу, опять впустую трудились.
– Не можем нынче на воду наткнуться – и баста, с весны мучаемся, – невесело сказал бригадир буровиков и показал на удручённые фигуры рабочих.
Гость ничего не ответил. Он внимательно осмотрел почву вокруг себя, прошёлся туда-сюда, глядя под ноги, и уверенно сказал:
– Здесь и не могло быть близко воды!
– Почему?
– Нет муравьев.
Все удивлённо переглянулись.
– Шутите, товарищ Мариковский, – несмело проговорил бригадир.
– Нет, совершенно серьёзно. Я научу вас, как надо искать воду.
– Сделайте одолжение!
Гость порылся в карманах и вытащил маленькую пробирку.
– Вот смотрите! – пригласил он.
Все с интересом столпились около него.
– Там, кажись, мураши! – разочарованно воскликнул один из рабочих.
– Совершенно верно, это муравей-жнец. Видали таких в пустыне?
– Сколько раз. Их тут немало бегает, – ответил бригадир.
– Это очень важно для вас, – пояснил учёный. – Муравей-жнец в пустынях живёт только там, где неглубоко есть водяные линзы или подземные озёра. Муравьи роют норки до тридцати метров глубины. Иногда и глубже. Там, в сырых подземных кладовых около воды, они размачивают зёрна пустынных злаков и только тогда поедают их. Вот и надо бурить там, где есть эти муравьи.