Хозяин небесных гор, стр. 22
СОЛОВЬИНЫЕ ОСТРОВА
НА РАЗЛИВЕ
Ещё с вечера вода в реке Или прибыла и кое-где стала затоплять прибрежные низинки. Ночью вода хлынула через края берегов и к утру залила тугаи. По низким покосным местам она ушла на несколько километров.
Домик бакенщика, где я жил в эту весну, стоял на высоком месте и был недосягаем для весенних разливов. Мимо него неслась мутная река, необычайно широкая и необузданная в своём весеннем величии. Она несла сор, ветки и целые деревья, смытые с берегов. Где-то далеко внизу шлёпал колёсами пароход, и его дымок едва виднелся за островами. На залитых лугах чернело несколько полосок земли, не покрытых водой. На них собрались перепела со всего луга, и странно было слушать, как они кричали все враз – хором.
Яркое солнце поднялось из-за гор, и алые лучи заиграли на водном просторе. Оно осветило картину бедствия птиц и зверьков в затопленных тугаях. Здесь всюду были слышны тревожные голоса мелких птиц и цоканье фазанов.
Натуралист в такое время может повидать много интересного. И вот я уже бреду по тугаям с биноклем и фотоаппаратом, в высоких резиновых сапогах, привязанных к поясу. Палкой проверяю путь – возможны ямы, в которых теперь и дна не достать.
Всюду всплыл неподвижный древесный сор, палки и даже целые деревья. Влажный воздух насыщен запахом мокрой древесины. Разлив прекратился. Вода больше не прибывала. Река вылила свои излишки за берега и успокоилась.
Первый, кого я встретил, был заяц. Совершенно сухой, он сидел на поваленном дереве, которое возвышалось над водой. При виде меня зверёк сжался в комочек, замер. Только биение сердца частыми толчками колыхало его шкурку на боку. По зайцу полз большой жук-навозник, но заяц терпел, боясь пошевелиться.
Я стоял в нескольких шагах и фотографировал зайца. Из этих снимков у меня потом получились прекрасные цветные фотографии зайца с жуком на спине.
Недалеко из воды поднимался длинный сухой бугор, покрытый кустами и деревьями. Но почему же заяц сидел на дереве, а не спасался от наводнения на этом бугре? Очевидно, бугор заняла лиса или дикий кот. Надо проверить эту догадку. Я шагнул в сторону бугра, но в этот момент нервы зайца не выдержали, он взлетел в воздух гигантским прыжком и неумело шлёпнулся в воду, окунувшись с головой. Затем удивительно быстро и легко заяц поплыл к берегу, вскочил на бугор и притаился под первым же кустом. В бинокль было видно, как он дрожал, весь мокрый и необычайно тонкий.
Конечно, где-то поблизости был хищник, иначе заяц не остался бы около самой воды. Стороной, чтобы не беспокоить зайца, я поднялся на бугор. Это был небольшой, удлинённый островок среди затопленного тугая. В самом конце его заметалась в разные стороны лисица. Вероятно, где-то поблизости затопило её нору с лисятами. Не допустив меня на «выстрел» фотоаппарата, лисица бросилась в воду и быстро уплыла, скрывшись за деревьями.
Я побрёл дальше по затопленному тугаю.
Над самой головой с джиды слетела фазанка и уселась на другое дерево с криком и хлопаньем крыльев. Я двинулся к ней с фотоаппаратом наготове, прячась за деревьями. Но фазанка опять перелетела немного дальше.
«Ага! Она отводит от птенцов», – догадался я, вернулся обратно и стал внимательно осматриваться. Но всюду была вода и ни одного клочка сухой земли, где могли бы скрываться фазанята.
И вдруг я заметил их. Под деревом, с которого слетела фазанка, возвышался из воды небольшой пенёк. Он был покрыт пуховой шапочкой из крошечных фазанят. Они вывелись не более как три-четыре дня тому назад. Вся «жилплощадь» пенька была так плотно занята ими, что невозможно было сосчитать, сколько их там сидит.
Пока я фотографировал фазанят, их испуг прошёл. То один из них, то другой стали вытягивать шейки и что-то склёвывать с пенька. Тогда я заметил, что вверх по пеньку непрерывно поднимаются муравьи, которыми фазанята и питались. Под пеньком, вероятно, был затоплен муравейник, и множество его обитателей спасалось от воды тоже на пеньке и под его корой.
Фазанка с шумом уселась на соседнее дерево, тревожно цыкнула и улетела. Фазанята сразу замерли, обратившись опять в неподвижную пуховую шапочку. Ни одна головка больше не двигалась, хотя муравьи ползали даже по фазанятам.
Я задумался. Что же делать с птенцами? Они погибнут на этом пеньке. Пришлось переложить пуховые тёплые шарики в шапку. Их было шесть. Больше на пеньке места не было. Слабых, очевидно, унесло водой. Я знал, что недалеко за лесом вдоль берега тянется песчаный бугор, заросший кустами. Вскоре добрался до него и выпустил там трёх фазанят. Они бойко побежали по песку, словно плюшевые шарики на тоненьких ножках. За ними потянулись крошечные полукрестики следов. Вот один юркнул в сторону и затаился в траве. Двое ещё бегут. Вскоре свернул в траву второй. А третий фазанёнок, самый сильный, убежал дальше всех и тоже скрылся в траве.
Ну, теперь всё в порядке. Если мать найдёт фазанят, они будут жить. Трёх я оставил в шапке и бережно понёс к бакенщику. Вчера я видел, что у него курица вывела цыплят.
Дедушка Сидорыч сидел на завалинке и курил. Седой, в сером ватнике и серых валенках, он был весь словно покрыт инеем. Он всё ещё считался одним из лучших бакенщиков.
– Зачем принёс фазанят? – спросил сурово Сидорыч, и, его брови нахмурились. – Иди отнеси их обратно.
– Да вот, дедушка, – затопило их в тугаях, я и принес. Под вашу курицу выпустить – пускай растут, а трёх я на бугор...
– Тебе говорю, иди сейчас же выпусти! – прервал меня ещё более сердито Сидорыч. – Неужели не знаешь, что фазанята не будут жить с курицей? Даже если она высидит фазаньи яйца, и то фазанята вылупятся, высохнут и сейчас же разбегутся. Иди скорее, отнеси их обратно!
Сидорыч встал и ушёл в избушку, не сказав мне больше ни слова. Обескураженный такой встречей, я побрёл обратно с шапкой в руках. В ней тихо попискивали три беспомощных сиротки. Теперь я и сам припомнил, что фазанят очень трудно выращивать под курицей: где-то давно я читал об этом.
Крики фазанов в тугаях давно смолкли. Все они устроились на небольших островках.
Вот и песчаный бугор, на котором я выпустил фазанят. Чёткий, крупный след фазанки поверх моих следов говорил о том, что она прилетела сюда вслед за мной, услыхав писк птенцов. Следы шли по песку вдоль берега через большие интервалы, – значит, фазанка быстро бежала. Но вот она перешла на шаг, и в этом месте из травы на песок выбежали крошечные полукрестики её цыплёнка. Фазанка пошла дальше, а поверх её следов были следы фазанёнка – он бежал за матерью. Вот ещё такие же полукрестики выбежали из травы на песок, и теперь три птицы двигаются дальше. Наконец, по следам видно, как навстречу прибежал третий птенец, очевидно услыхав зовущий голос матери. Фазанка всё бежит вперёд и вперёд: птенцов слишком мало, где-то должны быть ещё...
Наконец следы всего семейства свернули в траву.
Мне долго пришлось бродить по кустам в поисках выводка. Но вот из-под самых ног взвилась фазанка. С неё уже в воздухе упал пуховый птенец в траву. Вероятно, она грела фазанят под собой и так неожиданно взлетела, что один из них не успел выбраться из перьев и был поднят на несколько метров в воздух.
На этом месте я высыпал фазанят из шапки в прошлогоднюю траву и бегом бросился обратно в кусты.
Возвращался я к бакенщику с таким чувством, будто у меня с плеч свалилась тяжесть. Всюду в воздухе звенели песни жаворонков, как бесконечное, звонкое журчание невидимых ручейков.
СОЛОВЬИНЫЕ ОСТРОВА
Река Или, поколесив по соседней стране, снова возвращается к нам и быстро мчится навстречу Балхашу. Река словно торопится наверстать упущенное время, пока была в гостях у соседней страны. Из-за этой торопливости буксирные пароходы, борясь со встречным течением, тащатся всего по пять километров в час.