Хмельницкий., стр. 43

Венгерские крестьянки по-матерински ухаживали за ним во время болезни: окружили его лаской и заботой, старались поднять казака на ноги, вселяли в его душу веру в то, что он будет жить и отомстит янычарам.

2

Все лето и осень лисовчики спорили друг с другом и со своими командирами. Причин для этого было достаточно. Война, из-за которой они, приглашенные австрийским цесарем, прибыли сюда, на придунайские земли, приутихла на какое-то время. Иногда только происходили небольшие столкновения с отрядами турок, союзниками Бетлена Габора, рыскавшими вдоль Дуная.

Бетлен капитулировал, выторговав у цесаря захудалое герцогство на Дунае. А может, только притаился в этом герцогстве, ожидая подходящего момента, чтобы снова объединить свое, ныне деморализованное разноплеменное войско.

После острых, долгих ссор между полками и сотнями, между казаками и жолнерами да их командирами лисовчики Стройновского разделились на два лагеря. В одном — преданные Стройновскому, в другом — безгранично преданные своей родине и ее свободе!

К последним присоединились и сотни элеаров, пришедших из-за Дуная, которые до сих пор воевали на стороне Бетлена Габора. Капитуляция князя перед Веной открыла им путь для воссоединения со своими братьями лисовчиками полковника Стройновского.

Прошел целый год, когда казаки и жолнеры впервые омыли в Днестре свои раны, а потом запили его водой тяжелую победу над войсками молодого султана. Кости султана, растерзанного собственным народом, уже тлеют в позорной могиле на турецкой земле. А казаки и жолнеры только теперь поняли, что они снова воюют не по воле народа, а по воле все тех же королей да из-за их корысти.

И они оставляли придунайские земли, возвращались на родину.

Полковники, сотники, атаманы создавали из них полки. Все опять, но уже по-новому, становилось на свои места. Люди отстояли свое право вернуться к родным очагам!..

— Осточертели эти скитания, панове старшины. Было бы за что кормить вшей на чужбине! А то все за те же обещания да добычу, которую мы, как разбойники, хапали в чужих краях и селениях… — возмущались пожилые казаки и жолнеры.

Полковник Стройновский тоже не сидел сложа руки, не выжидал. Он дал свое согласие цесарским комиссарам. Вот это согласие и заставило его скакать от полка к полку. Он уговаривал старшин, взывал к совести жолнеров и казаков, обещал хорошие заработки:

— С чем вернетесь домой, отвоевавшись, словно после всенародного восстания? А цесарь вон золотые гульдены присылает…

— Осточертела такая жизнь, пан полковник! В глазах у нас мелькают эти золотые гульдены, уже люди от голода и болезней слепнут… — стоял на своем полковник Ганнуся.

— Да хоть не подбивайте других. Поляков бы оставили в покое, не подстрекали бы их, — упрекал Стройновский. — Пришли сюда как полки, возглавляемые знатными шляхтичами. А возвращаются точно стадо трусов.

— Это стадо, как окрестил пан полковник людей своей же польской крови, а не старшины, геройски гибло вместе с казаками! — смело и несколько взволнованно сказал Станислав Хмелевский, стоявший в толпе старшин. — Вы правы, пан Стройновский, что ни один полковник из польской знати не возглавил благородных протестантов, польских воинов. А я, шляхтич Хмелевский, ротмистр войска Речи Посполитой, беру на себя обязанности полковника и поведу этих смелых патриотов Полыни! Я поведу их домой!..

— Поведет пан Хмелевский, шляхтич?

— Да, уважаемый пан! Шляхтич Станислав Хмелевский возглавит своих соотечественников жолнеров и поведет их на родину! Что казаки, что жолнеры одну чашу горя испили да чужбине. Сотни их погибли, помогая императору Австрии покорить чехов и венгров. Ведь приглашали нас только на несколько месяцев, чтобы поддержать цесаря в борьбе с турками. Я сам добровольно пошел, поверив монаршему слову. А оказалось… казаки и поляки вынуждены воевать против таких же людей, как и сами, только находящихся под знаменами другого князя! Ведь они тоже боролись за свободу своего народа!

— Дело не в покорении, пан ротмистр; Пора наконец шляхтичам понять, что уже настало время объединиться всем сторонникам римской апостольской церкви… Да и сбить спесь с зазнавшегося султана, освободить народы христианской веры от векового турецкого ига. Объединиться под знаменем римского распятия.

— Ну и шел бы, пан полковник, со своим распятием куда-нибудь в Царьград. Болгары вон тоже христиане. Есть кого защищать…

— Турки называют болгар неверными, как и всех диссидентов, не подчиняющихся государственным законам. Патриарха христианского, как и священников покойного Сагайдачного, очевидно, тоже турки посвятили… Да что мы тут, пан ротмистр, спорим, как торгаши! Уходите, никто вас не задерживает. Пан староста будет рад встретить своего сына-труса.

Хмелевский стремительно бросился к Стройновскому. Но кто-то из старшин придержал его за рукав. И это охладило молодого ротмистра. Остановился, искоса «посмотрел на полковника горевшими злостью глазами.

— Отец мой тут ни при чем, пан полковник!.. А вы должны знать, что и другие шляхтичи не менее заботятся о своей чести и патриотическом долге.

Станислав Хмелевский повернулся и ушел, сопровождаемый одобрительными возгласами казаков и жолнеров, которые решили отправиться домой. Полковник Ганнуся, улыбаясь, проводил ротмистра глазами и, не скрывая насмешки, закончил свой разговор с полковником Стройновским:

— Повоевали, покуда не отбили охоту к авантюрам у князя Габора, присоединили венгров и чехов к австрийскому цесарю — и хватит! Зачем нам тут еще торговаться, пан полковник? Или, может, обратно пойдем отвоевывать? На мой взгляд, — а полковником я не первый год, знаю, как и пан Стройновский, — вам тоже не мешало бы вспомнить о родной стране и людей отправить допой. Разумно поступили бы, пан Стройновский… Эй, панове казаки, старшины: собирайте людей, направляемых в Чехию, а потом на Подолье, в родные края! А пану Хмелевскому советую возглавить своих «протестантов», присоединиться с ними к нам. По пути на родину тоже нужны будут хорошие вооруженные силы. Не следует распылять их.

3

Колонна растянулась на три-четыре мили. Конные казаки и польские гусары ехали позади походной колонны, а посредине — возы с ранеными и больными, четыре отбитые у турок пушки. Утренний мороз бодрил людей, и они не задерживались долго на одном месте.

Ротмистр Станислав Хмелевский договорился, что конница его полка будет замыкать колонну казаков. А сейчас он догонял пешие хоругви [34] жолнеров, шедшие в голове колонны.

Полковник Ганнуся, отпустив старшин сборных полков, следил за продвижением колонн. Возвращение в родную страну так же сопряжено с трудностями, как и поход на войну. Износилась одежда, прохудилась обувь у воинов. Только оружие обновлялось, заменялось лучшим, отбитым у противника.

Хмелевский, поравнявшись с полковником Ганнусей, сказал:

— Большое вам братское спасибо и от жолнеров, пан полковник, что поставили нас, поляков, в авангард. Я еще молодой командир и такой поход совершаю впервые. Не оказали бы вы мне, пан полковник, любезность проскочить со мной вперед. Вместе посмотрели бы, как идут наши жолнеры, посоветовались бы.

— А что же, я не против, дружище ротмистр. Военной премудрости учились мы вместе. Да и каждый день… Очень хорошо, что не только казаки не пошли за Стройновским на Дунай! Этой войне, вижу, конца нам не дождаться. Сами христиане с благословения паны римского друг другу крестами головы расшибают. И не кардинальские, не графские головы падают на поле брани, а опять-таки простого народа… Лучше объединялись бы да голомозых людоловов изгнали с христианских земель. Люди хоть знали бы, за что умирают.

Ехали верхом на конях, перебрасывались словами с людьми. И воинам приятно было видеть вместе своих командиров, которые ведут их на родину.

— Верно говорите, пан полковник, что друг другу крестами головы расшибают, — продолжал Хмелевский. — Лучше бы навели порядок в своей стране да проучили как следует турок, чтобы им неповадно было зариться на чужие земли.