Всегда возвращаясь домой, стр. 93

Так и поступают в Столице Разума. Их интересуют копии буквально всего на свете. Кое-что мы им отдаем. И вообще, что значит «не займут места»? Разве «место» – это всего лишь часть пространства?

Но нечто неуловимое… информация…

Уловимое или нет, но ты либо оставляешь вещь себе, либо отдаешь ее. Мы полагаем, что безопаснее ее отдать.

Но ведь не в этом суть хранения информации и ее выдачи! Тот или иной материал хранится для всех, кому бы он ни понадобился. Информация передается дальше и дальше, это основополагающий акт развития человеческой культуры!

«Хранение приумножает, дарение ведет к процветанию». Хотя любое дарение в чем-то несправедливо; возможно, для него требуется более дисциплинированный разум. Люди из Союза Дуба, обладающие этим свойством, историки, ученые, писатели, рассказчики, часто приходят сюда, они постоянно присутствуют здесь, вон вроде тех четверых, что бродят среди книг, что-то копируют, пишут какие-то рефераты. Книги, которые не читает никто, уходят быстро; книги, которые люди читают, тоже уходят, но только позже. Однако все они уходят обязательно. Книги смертны. Они тоже умирают. Книга – это деяние; она занимает место во времени, а не только в пространстве. Это не просто информация, но связь времен, зависимость.

Разговоры на эту тему вечно ведутся в Утопии. Мне удалось растормошить тебя, и теперь ты отвечаешь интересно, красноречиво и почти убедительно. Но можно бы и лучше!

Ах, тетушка, я, право, не знаю. А что, если бы вопросы задавала я? Что, если бы я спросила тебя, как ты относишься к моему несколько странному употреблению слова «безопаснее»? И насколько опасным тебе представляется бесконечное приумножение и хранение информации, как это делается в вашем обществе?

Ну, я…

Кстати, кто у вас контролирует хранение информации и ее выдачу? До какой степени материалы, хранящиеся в памяти, доступны каждому желающему их получить и до какой степени эта информация доступна тем, кто точно знает, что «она там есть», обладает необходимым уровнем образования, чтобы ею воспользоваться, и возможностями для получения такого образования? Как велико число грамотных людей в вашем обществе? Сколько из них разбираются в компьютерах? Сколько достаточно компетентны, чтобы пользоваться электронными библиотеками и банками памяти? Как велик тот объем информации, который доступен обычным людям, не принадлежащим ни к правительственным, ни к военным, ни к ученым кругам и даже не слишком богатым? Что значит «информация классифицирована»? Что именно в этой области покупается за деньги? В государстве, даже демократическом, при любой иерархии власти не станет ли хранение информации еще одним, дополнительным источником могущества для тех, кто и так уже облечен властью, еще одним поршнем в гигантской государственной машине?

Племянница, да ты, черт побери, настоящая луддитка!

Нет, ничего подобного. Машины мне очень нравятся. Стиральная машина – мой старый друг. Печатный станок, что стоит здесь, – пожалуй, даже больше чем друг. Знаешь, когда в прошлом году умер Источник, я напечатала на этом станке его поэму, целых тридцать копий, чтобы люди взяли домой или подарили хейимас. Это вот последняя копия.

Это хорошо. Но ты сплутовала! Твой вопрос был скорее риторическим.

Видишь ли, если культура того или иного общества имеет как устную, так и письменную литературную традицию, то люди в нем обычно хорошо владеют риторикой. Но мой вопрос отнюдь не был простой уловкой. Как же вы все-таки добиваетесь того, что информация не превращается в собственность и оружие властей предержащих?

Благодаря отсутствию цензуры. Благодаря наличию публичных библиотек. Обучая людей читать. И пользоваться компьютерами, и копаться в банках памяти. И еще у нас есть пресса, радио, телевидение, которые не полностью зависят от правительства или рекламы. Не знаю, что еще. Если честно, становится все труднее.

Я вовсе не хотела огорчить тебя, тетушка!

Я никогда не была такой, как эти чересчур разумные и самоуверенные жители Утопии. Они всегда и здоровее, и разумнее, и логичнее, и правильнее, и добрее, и упорнее, и мудрее, чем я, моя семья и все мои друзья. Люди, у которых на все есть ответ, чрезвычайно скучны, племянница! Скучны, скучны, скучны.

Но у меня вовсе нет ответов на все вопросы, и это совсем не Утопия, тетя!

Черта с два, именно она и есть!

Это просто мечта, явившаяся людям в плохие времена, заветная мечта тех людей, что ездят на снеговых санях, создают ядерное оружие, а директорами тюрем сажают пожилых домашних хозяек. Это критика той цивилизации, которая возможна только для людей, этой цивилизацией созданных; утверждение, претендующее на то, чтобы служить отрицанием; стакан молока для души, изъязвленной кислотным дождем; пацифистские призывы Жакерии и каннибальский танец дикарей в забытых богом кущах Дальнего Запада.

Как ты можешь так говорить!

Но это правда.

Давай-ка лучше спой хейю, как и подобает настоящему дикарю.

Хорошо, если и ты споешь со мною вместе.

Я не умею петь ваши хейи.

Я с радостью научу тебя, тетушка.

Что ж, племянница, учи.

Хейя, хейя, хей,

хейя, хейя.

Хейя, хей, хейя,

хейя, хейя.

Хей, хейя, хейя,

хейя, хейя.

Хейя, хейя, хей,

хейя, хейя.