Волшебник Земноморья, стр. 4

Так паренек получил свое Имя из уст того, кто был мудр и знал, как пользоваться данной ему силой.

Празднество было в самом разгаре – стол уставлен яствами и напитками, а сказитель из Долины пел песню о славных деяниях Повелителей Драконов, когда маг тихо сказал Геду:

– Пойдем, парень. Простись со всеми, и пусть они веселятся.

Гед взял с собой только самое необходимое: хороший бронзовый нож, выкованный для него отцом, кожаную куртку, подогнанную под его размер вдовой кожевника, и ольховый посох, на который наложила заклятие колдунья. Это было все его имущество, если не считать одежды, что была на нем. Гед попрощался со всеми жителями деревни – с единственными людьми, которых он знал на белом свете, и бросил прощальный взгляд на беспорядочно разбросанные у подножия высоких утесов дома родной деревни… Затем он отправился в путь со своим новым учителем по извилистым лесным тропинкам, сквозь буйство красок и теней чудесной золотой осени.

2. «Тень»

Геду представлялось, что, будучи учеником великого мага, он тотчас окунется в тайны волшебства. Он думал, что сразу научится понимать язык животных и шепот листьев в лесу, управлять ветром, принимать любое обличье, какое пожелает. Возможно, они вместе с учителем побегут по лесу в облике оленей, или долетят до Ре Альби на орлиных крыльях.

Действительность жестоко обманула его ожидания. Они шли пешком – сначала вниз по Долине, потом свернули на юго-запад, огибая Гору. Иногда они ночевали в маленьких деревушках, но большей частью встречали рассвет под открытым небом, подобно бедным странствующим заклинателям, бродягам или нищим. Ни одного заколдованного замка не встретилось на их пути, никаких приключений. Дубовый посох мага, на который Гед поначалу взирал с благоговейным ужасом, казался обыкновенной палкой – на нее было очень удобно опираться при ходьбе. Прошло три дня, затем еще один, а Гед не услышал из уст Огиона ни одного заклинания, не узнал ни одного нового Имени, ни одной руны.

Несмотря на свою молчаливость, Огион был настолько спокойным и мягким человеком, что Гед быстро утратил благоговение перед ним и через пару дней набрался достаточно дерзости, чтобы спросить:

– Господин, когда же ты начнешь учить меня?

– Я уже начал, – ответил Огион. Некоторое время Гед молчал, как бы обдумывая что-то. Наконец он спросил:

– Но я же ничему новому не научился!

– Ты думаешь так, потому что не знаешь, чему я учу тебя, – ответил маг, все так же бодро шагая по тропе, ведущей через высокий перевал между Оварком и Виссом. Как и у большинства жителей Гонта, кожа Огиона была цвета темной меди; маг был светловолос, строен и жилист, как хорошая гончая, и мог шагать без устали много миль. Говорил он редко, ел мало, а спал еще меньше. Зрение и слух его были остры чрезвычайно, и Геду часто казалось, что Огион к чему-то прислушивается.

Мальчик промолчал: понять волшебника порою очень трудно.

– Тебе хочется знать заклинания, – неожиданно сказал Огион. – Ты выпил уже слишком много воды из этого источника. Не торопись. Быть мужчиной – значит уметь терпеть. Быть Мастером – значит быть в десять раз терпеливее. Скажи мне, что это за растение возле тропинки?

– Бессмертник.

– А вон то?

– Не знаю.

– Оно называется четырехлистник. – Огион остановился и показал окованным медью наконечником своего посоха на невзрачный сорняк. Гед внимательно рассмотрел его, взял засохший стручок, и, видя, что Огион не собирается что-либо добавить к уже сказанному, спросил:

– Какая от него польза, Мастер?

– Никакой, насколько я знаю.

Они пошли дальше, и Гед скоро выбросил стручок.

– Когда ты будешь узнавать четырехлистник во все времена года по корешку, по листочку и по цветку, по виду, по запаху и по семени, только тогда ты сможешь научиться произносить его Настоящее Имя. А это больше, чем знать, какую он приносит пользу. Много ли проку от тебя или от меня? Полезна ли Гора Гонта или Открытое Море? – Какое-то время они шли молча, и наконец Огион сказал: – Чтобы слышать, нужно молчать!

Мальчик нахмурился. Ему показалось, что учитель смеется над ним, и это Геду совсем не понравилось. Но он не показал виду. Когда же Огион снизойдет до того, чтобы научить его хоть чему-нибудь? Мальчику уже начинало казаться, что он узнал бы гораздо больше, взяв себе в наставники какого-нибудь собирателя трав или деревенского колдуна и, пока они огибали Гору, углубляясь в глухие леса за Виссом, Гед все больше задумывался над тем, в чем же заключается могущество великого Мага Огиона. Когда пошел дождь, Огион даже не попытался его остановить или отвести в сторону, что с легкостью сделал бы любой заклинатель погоды. В таких странах, как Гонт или Энлад, где волшебники в избытке, часто можно видеть, как грозовое облако мечется с места на место, гонимое летящими с разных сторон заклинаниями, пока, наконец, не окажется над морем, где сможет без помех избавиться от молний и пролиться дождем. Но Огион позволил дождю идти, где ему вздумается. Он нашел густую ель и прилег под ней отдохнуть. Гед угрюмо скрючился среди промокшей хвои и стал думать о том, какой смысл обладать властью, если ты слишком мудр, чтобы пользоваться ей. Лучше бы он пошел в ученики к старому заклинателю погоды из Долины, по крайней мере, спал бы на сухой земле. Но вслух мальчик не произнес ни слова. А его учитель улыбнулся украдкой и уснул под дождем.

К тому времени, как на перевалах Гонта начал выпадать первый снег, они добрались до Ре Альби – родины Огиона. Это было маленькое селеньице у подножия высоких скал Оверфелла, а его имя означало «Гнездо сокола». Отсюда открывался прекрасный вид на глубокую гавань и башни Порт-Гонта; на корабли, входившие в бухту между Боевыми Утесами, а в ясную погоду у самого горизонта виднелись подернутые голубоватой дымкой холмы Оранэа – самого восточного из Внутренних Островов.

Хотя в доме Огиона, большом и добротном, вместо обычного очага был настоящий камин с дымоходом, тем не менее он весьма походил на простую деревенскую хижину: всего одна комната, а в углу – загон для коз. В западной стене имелось что-то вроде ниши, где и спал Гед. Над его соломенной постелью находилось окно, выходившее на море, но большую часть времени ставни держали закрытыми, дабы защитить дом от ураганных ветров, дувших с севера и запада. В уютном полумраке этого дома Гед и провел зиму, обучаясь чтению и написанию Шестисот Рун Хардика. Он учил их с охотой, ведь без знания Рун простое зазубривание заклинаний не дает человеку настоящей власти. В языке Хардик было не больше магической силы, чем в любом другом языке, на котором говорили люди Архипелага, но корни его уходили в Древнее Наречие, которое все вещи в мире называет их Настоящими Именами. Путь к его пониманию начинается с этих Рун, записанных еще в те времена, когда Архипелаг только-только поднялся из морской пучины.

Никаких чудес по-прежнему не происходило. Всю зиму за стенами дома бушевала непогода, а Гед все так же переворачивал тяжелые страницы Книги Рун. Огион возвращался из своих путешествий по обледеневшему лесу, стряхивал снег с сапог и молча присаживался к огню. Бесконечно долгое молчание мага как бы заполняло комнату и, вместе с ней, мозг Геда, пока ему иногда не начинало казаться, что он забыл, как звучит человеческая речь, а когда Огион наконец что-то говорил, то его слова звучали так, словно он только что изобрел их, первым в мире обретя дар речи. Они, как правило, обозначали самые простые вещи: хлеб, воду, ветер, сон, не касаясь более сложных понятий.

Наконец, пришла весна, быстрая и яркая. Гед выполняя поручения Огиона, часто делал вылазки за целебными травами на горные луга над Ре Альби. Маг давал ему полную свободу, и Гед целые дни проводил в лесах и влажных от росы зеленеющих полях, странствуя по берегам бурных ручьев и получая при этом огромное удовольствие. Он уходил с рассветом, а приходил, когда уже темнело, но не забывал и о травах. Мальчик высматривал их, карабкаясь по скалам, бродя по лесу, переходя вброд мелкие речки, и всегда приносил что-нибудь домой. Однажды он случайно набрел на луг, где росло великое множество цветов, именуемых «белый орел», которые очень ценились у врачевателей. Гед вернулся туда на следующий день и обнаружил, что какая-то девочка уже опередила его. Он узнал ее – это была дочь лорда Ре Альби. Гед промолчал бы, но она сама подошла к нему и завела разговор.