Техану. Последняя книга Земноморья, стр. 17

– Почему ты думаешь только о себе? Всегда только о себе? Выйди на минуту за дверь, – рявкнула она на него. – Я хочу раздеться и лечь в постель.

Ошеломленный, он вышел из дома, бормоча себе под нос какие-то извинения. А она подошла к алькову, быстро разделась и скользнула в постель, уткнувшись лицом в теплый шелковистый затылок Ферру.

«Зная, какая жизнь ее ждет…»

Ее злость на него, глупое отрицание очевидного, были следствием глубокого разочарования. Хотя Ларк постоянно твердила ей, что ничего нельзя поделать, она все же в глубине души надеялась, что Тенар сможет исцелить раны девочки. Да и сама Тенар, несмотря на все свои слова о том, что даже Огион не смог бы ничего поделать, надеялась, что Гед вылечит Ферру – просто положит свою руку на шрам, и тот затянется, ослепший глаз прозреет, изувеченная рука заживет, и пошедшая наперекосяк жизнь войдет в свою колею.

«Зная, какая жизнь ее ждет…»

Перекошенные от отвращения лица; жесты, призванные отогнать нечистую силу; страх и любопытство, унизительная жалость и неприкрытая враждебность – зло всегда тянет за собой новое зло… К ней никогда не прикоснется ни один мужчина. Ей не на кого будет опереться, кроме Тенар. Да, Гед был прав, лучше бы девочка умерла тогда. Мы – она, Ларк и Иви, вечно сующие нос не в свои дела, мягкосердечные и, одновременно, жестокие старухи, – должны были позволить малышке уйти в безводную страну. Он был прав, он всегда оказывается прав. Но тогда и те мужчины, что использовали ее, и та женщина, что позволила им сделать это – они тоже поступили правильно, когда избили ее до потери сознания и бросили в костер на верную гибель. Только они не довели дело до конца. Они струсили и не добили ее. Вот в чем была их ошибка. А вот она, Тенар, с самого начала пошла по ложному пути. Она безропотно позволила темным силам, скрывающимся под личиной ребенка, обмануть себя, и была съедена ими. Неужели она всерьез рассчитывала на то, что, переплыв море, выучив чужой язык, выйдя замуж и родив детей, она сумеет зажить собственной жизнью, навсегда забыть те времена, когда она была их покорной служанкой, их пищей, безвольной игрушкой? Уничтожив Гробницы, она унесла частицу похороненного под их обломками зла с собой, став его невольным носителем.

Густые, теплые волосы Ферру издавали приятный аромат. Девочка спала, свернувшись калачиком в объятиях Тенар. Разве может малышка причинить кому-то вред? Да, ее изуродовали, изуродовали на всю жизнь, но она не озлобилась, не потеряна навеки. Тенар еще крепче обняла девочку и погрузилась в светлую пучину сна. Ей снился бездонный океан пронизанного светом неба, а в ушах звучали Имя дракона и Имя звезды – Лебединое Сердце, Стрела, Техану.

Тенар вычесывала гребнем из шкуры черной козы густой подшерсток. Опытный ткач превратит его в пушистую шелковистую ткань, которой издавна славился остров Гонт. Старую козу расчесывали уже несчетное число раз, и ей это жутко нравилось. Она всем телом подавалась навстречу движениям жесткой проволочной щетки. Серо-черный пух собирался в мягкие облачка на полу, которые Тенар по окончании работы затолкала в мешочек. Затем она в знак благодарности несколько раз провела гребнем за ушами козы и дружески похлопала ее по мясистому боку.

– Бе-е! – проблеяла коза и отбежала в сторону. Тенар вышла из загона и, обойдя кругом дом, бросила взгляд на луг, дабы убедиться, что Ферру по-прежнему играет там.

Мосс в свое время показала ей, как плести из травы корзиночки, и теперь она осваивала эту премудрость, работая настолько ловко, насколько позволяла ей искалеченная рука. Сейчас Ферру сидела на лугу с недоделанной корзинкой на коленях, но вместо того, чтобы работать, наблюдала за Соколом.

Он стоял вдалеке, у самого края утеса, спиной к ним, и не подозревал, что за ним кто-то наблюдает. Он следил за молоденькой пустельгой, а та, в свою очередь, высматривала в траве добычу. Она шумно била крыльями, надеясь, что какая-нибудь мышка испугается и в панике выскочит из норки. Человек стоял, впившись в птицу таким же нетерпеливым, голодным взглядом. Затем он медленно вытянул вперед правую руку, держа ее ладонью вверх и, похоже, что-то проговорил, хотя ветер унес его слова прочь. Пустельга метнулась в сторону, издав высокий пронзительный крик, набрала высоту и полетела в сторону леса.

Человек опустил руку и замер, глядя вслед птице. Ребенок и женщина тоже не сдвинулись с места. Лишь пустельга свободно парила в вышине.

– Однажды он явился ко мне в облике сокола-странника, – обмолвился одним холодным зимним днем Огион, когда они сидели у очага, и он рассказывал Тенар о заклинаниях Изменения, о перемене облика, о маге Борджере, который превратился в медведя.

– Сокол прилетел откуда-то с запада и сел на мое запястье. Я внес его в дом и посадил у огня. Он не говорил на языке людей, но я узнал его и потому смог помочь. Он сбросил с себя оперение сокола и вновь стал человеком. Но в нем навсегда осталось что-то от птицы. В родной деревне Геда прозвали Соколом потому, что крылатые хищники прилетали к нему по первому его зову. Кто мы такие? Что это за создание такое, человек? Прежде, чем Гед получил свое Имя, свои знания, свою силу, в нем уже было что-то от сокола, так же, как и от человека, и от мага… Больше того, в нем скрывалось нечто, что мы не в силах выразить словами. То же можно сказать и обо всех нас.

Сидевшая тогда у огня девушка вся обратилась в слух. Она всматривалась в языки пламени и видела ястреба; видела юношу; видела, как птицы, названные их Настоящими Именами, слетаются на его зов и, хлопая крыльями, садятся на его руку, осторожно обхватывая ее грозными когтями; видела себя в облике ястреба, вольной птицы.

7. Мышки

Однажды вечером в дом мага заглянул Таунсенд – скупщик овец, который в свое время доставил послание Огиона на ферму в Срединной Долине.

– Теперь, когда господина Огиона не стало, не продашь ли ты его коз?

– Возможно, – уклончиво ответила Тенар. Она уже задумывалась над тем, на что они будут жить, если решат остаться в Ре Альби. Огиона, как и любого другого волшебника, содержали люди, которым он служил верой и правдой, отдавая им все свои силы и все мастерство. А старого мага почитал весь Гонт. Стоило ему только попросить, и он тут же получил бы все, в чем нуждался. Люди с радостью исполнили бы любую его просьбу, ибо расположение мага дорого стоит, да ему никогда и не приходилось просить. Более того, он вынужден был отсылать обратно горы пищи, одеяний, инструментов и всевозможной домашней утвари всех видов и расцветок, которые ему приносили или просто оставляли на пороге его дома.

– Что же мне со всем этим делать? – растерянно спрашивал он, держа в руках выводок негодующе пищащих цыплят, рулоны материи или горшочки с маринованной свеклой.

Но у Тенар, в одночасье собравшейся и покинувшей Срединную Долину, не было времени на то, чтобы собраться с мыслями и подумать, как долго она собирается отсутствовать. Тенар даже не захватила с собой заначку Флинта – семь кусочков кости. В их деревне за деньги покупали лишь землю и домашний скот, а также рассчитывались ими с торговцами из Порт-Гонта, снабжавшими мехом пеллави и шелками с Лорбанери богатых фермеров и знать Гонта. Ферма Флинта полностью обеспечивала ее и Ферру едой и одеждой, в отличие от шести коз и маленького огорода, которые Огион завел скорее ради собственного удовольствия, чем по суровой необходимости. До сих пор Тенар жила за счет кладовой, щедрости жителей деревни, подкармливающих ее из уважения к памяти старого мага, и великодушия тетушки Мосс. Не далее, как вчера, старая ведьма сказала:

– Дорогуша, у моей несушки вылупились цыплята. Я дам тебе троечку, когда они подрастут. Маг не держал кур, говорил, что от них много шума и мало толку, но дом не дом, если у дверей не копошатся куры, разве не так?

И впрямь, дверь дома Мосс всегда была открыта для кур, они спали на ее кровати, и ими пропахла и без того вонючая, задымленная комната.