Кладбищенский фантом. Кошмары Серебряных прудов, стр. 17

— Мама, ты, кажется, меня с детства убеждала, что к людям следует относиться терпимее!

— Слушай, мой милый, позволь, я как–нибудь сама решу, к кому и как мне относиться, — резко ответила мать и, хлопнув дверью, удалилась.

Какая муха укусила? Раньше она ко всем моим друзьям относилась вполне нормально и ровно.

И уж тем более никого из них при мне не ругала. Мало того, даже когда я с кем–то ссорился, советовала: не руби сплеча. Лучше постарайся понять, отчего у вас вышел конфликт. Люди иногда ссорятся только потому, что не хотят выслушать друг друга.

Словом, она скорей выступала в роли миротворца. Что же теперь изменилось? В мои невольные размышления ворвались громкие звуки телевизора. Я прислушался. Кажется, мать снова смотрела какой–то сериал. Я потянулся к книге. Однако от чтения голова начала болеть еще сильней. Таблетки почему–то совершенно не действовали. Мысленно проклиная зловредного невропатолога, я отложил книгу в сторону и закрыл глаза.

Кажется, мне стало немного легче. Правда, изрядно мешал звук телевизора, доносившийся из большой комнаты. Восклицания, охи и музыка молотом били меня по мозгам. Я сунул голову под подушку и, наверное, в результате задремал. Потому что звонок телефона сперва представился мне будильником. Думая, будто опаздываю в школу, я резко вскочил на ноги и только после этого врубился в окружающую действительность.

Телефонная трубка лежала на письменном столе. Я схватил ее.

— Федя, это я, — послышался в ответ голос Жанны.

Я посмотрел на часы. Шесть вечера. Сколько же они с Макси–Котом проболтались на кладбище?

— Ты чего так долго? — произнес я вслух.

— Лучше не перебивай, — сказала Жанна. — Сейчас я тебе все быстренько изложу, а потом мы с Пирсиком пойдем отлавливать фотографа. Он как раз в это время гуляет.

— Валяй, — уже сгорал от нетерпения я.

— Ты сидишь или стоишь? — спросила она.

— Стою.

— Тогда быстро сядь, — потребовала она.

— А что случилось? — меня охватило беспокойство. — Где Макси–Кот?

— Домой твой Кот едет. Тебя же просили не

перебивать.

— Молчу, молчу, — скороговоркою выдохнул я.

— Вот и молчи. Понимаешь, пока мы вышли из дома, пока обогнули его. В общем, старухи уже нигде не было видно.

— Знаю, — внес ясность я.

— Откуда? — поинтересовалась Жанна.

— От верблюда. В бинокль за вами следил.

— Федор–недремлющее–око, — фыркнула Жанна и недовольным голосом продолжала: — Опять ты меня со своей ерундой перебил.

— Ничего себе, я перебил! — охватило праведное негодование меня. — Сама спросила, откуда я

знаю про старуху…

— Плевать. Не отвлекайся, — проявила типично женскую логику Жанна. — В общем, старухи уже не было. Поэтому мы перво–наперво отправились к склепу Князя Серебряного. И ты представляешь: там никакого упавшего дерева нету. А крест на куполе цел и невредим.

Глава VI

МЕРЦАЮЩИЙ ГЛАЗОК

Жанны поверг меня в состояние, близкое к шоку.

— Выходит, мы сё тобой видели то, чего на самом деле не было? — пролепетал я.

— Не знаю, — по голосу Жанны чувствовалось: она растеряна не меньше меня.

Вдруг я нашел самое простое объяснение. Ну конечно же. Как мы раньше не догадались.

— Слушай, — произнес я в трубку. — Наверное, за вчерашний день дерево убрали, а склеп отремонтировали.

— Разбежался, — отвергла мою версию Жанна. — Мы с Максом все там тщательно обследовали. Верхушка дерева совершенно цела. Пойми: она не отламывалась и не падала.

— Че–го? — только и смог выговорить я.

— Что слышал, — с волнением продолжала моя собеседница. — Мы все вокруг склепа обшарили. Потому что Макс сначала решил, что сломанное дерево могли спилить. Но ни единого пня там тоже нет.

— Может, выкорчевали? — еще оставалась надежда у меня.

— Нет, — откликнулась Жанна. — Там везде старые листья и всякий мусор. А если бы пень выкорчевали, было бы видно.

Меня вдруг начал бить озноб. Прямо как при высокой температуре. Схватив с дивана плед, я накинул его на себя и плотно завернулся, но теплей мне не сделалось.

— Макс говорит, — продолжала тем временем Жанна, — что и крест на склепе явно никто не чинил. Там все такое старинное, потемневшее.

— То есть мы с тобой действительно видели то, чего не было на самом деле? — Я почувствовал, как волосы на моей голове не спеша встают дыбом.

— Федор, — растерянно произнесла моя собеседница. — Пойми, я сама не знаю, что думать. Совершенно не знаю.

— А Макси–Кот чего по этому поводу говорит? — на всякий случай поинтересовался я.

— Он полностью обалдел, — объяснила Жанна. — Говорит, если бы вы с ним столько лет не дружили, он наверняка бы решил, что мы врем. Ладно, Федор. Время гулять с Пирсом. Иначе фотографа упущу.

— Нет уж, пожалуйста, не упускай, — взмолился я.

— Тогда жди дальнейших сигналов, — и в трубке послышались частые гудки.

Я едва добрел от стола до дивана. Ноги у меня подкашивались. Может, я и впрямь серьезно болен? Голова продолжала болеть. Перед глазами плыли черные круги. Кажется, без новой порции таблеток не обойтись. Однако, если я попрошу лекарство у матери, она поднимет панику. И тогда они вместе с невропатологом упекут меня на целый месяц в постель. Нет уж, не выйдет! А таблетки от головной боли можно и самому принять. Кажется, мама держит их на кухне.

Тихонько отворив дверь, я выбрался в коридор. Уже смеркалось, но свет почему–то нигде не горел. Лишь сквозь открытую дверь большой комнаты в коридор проникали пульсирующие отблески телевизора.

Я в который раз за сегодняшний день удивился. Моя мать просто ненавидит темные комнаты. Даже на старой квартире у нас почти в каждом углу висело или стояло какое–нибудь осветительное приспособление. Едва только смеркалось, мать зажигала их все.

Я заглянул в большую комнату. Мать развалилась в кресле перед телевизором и даже не двигалась. Опять, что ли, заснула? Впрочем, теперь мне это было даже на руку. Проследовав на кухню, я зажег свет и принялся искать таблетки, но не нашел. Зато обнаружил на столике газету «Серебряные пруды». Жанна, что ли, забыла? Но она даже не приближалась к кухне.

Значит, это наш экземпляр. «Ну, да, естественно, наш, — продолжал размышлять я. — Газета ведь местная, бесплатная. И ее наверняка доставляют всем жителям этого района».

Номер был тот же самый. Посвященный Князю Серебряному. Еще не отдавая себе отчета, зачем развернул газету, я принялся разглядывать уже знакомые фотографии. Вот и снимок, к которому подмонтирована старуха в черном. Присмотревшись внимательней, я остолбенел. Никакой старухи не было. А на том месте, где мы ее видели в экземпляре Жанны, самым естественным образом стояли два бритых мужика.

Мой разум отказывался что–либо воспринимать. Слух нестерпимо резали пронзительные звуки. Опять этот телевизор! Будто рядом со мной скребли ножом по стеклу.

Сунув газету за пазуху, я зажал ладонями уши, опрометью бросился к себе в комнату и затворил за собою дверь. Но и здесь звуки из большой комнаты по–прежнему действовали мне на нервы. Я схватил со стола плейер, нацепил на голову наушники и врубил музыку. Мне стало чуть легче. Даже вроде бы голова немного начала отходить.

Кое–как восстановив способность мыслить, я снова уставился на фотографии в газете. Ни намека на старуху в черном. Два бритых типа, и точка. Я снова почувствовал себя очень плохо. «Неужели схожу с ума? — возникли у меня самые худшие подозрения. — А если не схожу, то как такое могло случиться? Выходит, старуху подмонтировали к снимку только в одном экземпляре газеты? То есть этот экземпляр издали отдельно. Зачем, спрашивается? И почему чести получить газету с эксклюзивным снимком удостоились Жанна и Юлия Павловна?

«Стоп! — начал я размышлять в ином направлении. — А если просто половина тиража вышла со снимком, как у меня, а другая половина — с подмонтированной старухой? Значит, кто–то из влиятельных в районе людей вмешался, когда газету уже печатали».