Вампир из Мексики. Жмурик–проказник. Стеклянная рука, стр. 23

От мощного толчка «уазик» перевернулся вверх колесами. На траву потекли аккумуляторы, внутри что–то хрустнуло, правый бак треснул, и на траву закапал бензин. Потом, совсем как в фильмах, проскочила искра.

— Бум, — сказал я шепотом.

Но «уазик» не взорвался, он просто загорелся. И Доход немного загорелся, вернее, не он сам, а прикрывавшая его палатка.

Доход зашевелился, стараясь палатку сбросить.

— По земле катайся! — крикнул я.

Доход стал неуклюже кататься по земле, стараясь сбить пламя. Надо было встать, помочь ему, но я опасался, что вот–вот взорвутся баки и тогда нам всем наступит зеленый капец.

Но тут произошло то, чего я даже ожидать не мог. Из двери вышла Тоска, держа в руках здоровенный красный огнетушитель. Она подошла к машине, треснула огнетушитель о борт и в минуту затушила разгоравшийся огонь.

И Дохода заодно затушила.

Я был в восхищении. Никак не ожидал от Тоски подобного поступка. Я даже как–то ее зауважал.

Тоска бросила огнетушитель на землю.

— Два года в кружке юных пожарных, — прошептала она.

И удалилась обратно к себе.

Все это произошло так быстро, что я даже подумать об этом толком не сумел.

В дверях показался Радист. Он сошел на землю, огляделся по сторонам, пощупал голову, затем с железным грохотом рухнул в траву.

Вслед за Радистом из дома выбежал и Чугун. Чугун воровато подскочил к перевернутой машине, понюхал. Потрогал пальцем пену, неприветливо что–то буркнул, потом задумчиво направился в лес. Но до опушки не дошел, уселся на землю и стал обгрызать ногти на правой ноге.

Выглядело это отвратительно. Чемпион по байдарочному спорту, обгрызающий ногти на ноге, — что может быть хуже? Да еще и на фоне догорающей машины.

Гундосов выбрался из дома нормально. Перевернутая и сожженная машина его нисколько не удивила. Вид у него был по–прежнему несколько пришибленный. Но в целом Гундосов был уже вроде бы вменяем. Он подошел ко мне и сказал:

— Мне кажется, что надо заклеить ей рот.

После чего Гундосов тоже свалился на землю.

— Я теперь знаю, чего она хотела, — лежа сказал Гундосов. — Она хотела стать баньши.

— Кем? — спросил дымящийся Доход.

— Баньши. Ведьмой–крикуньей.

Доход захихикал. От смеха все его мускулы пришли в движение, и казалось, что каждая мышца смеется сама по себе.

— А ты чего хотел? — спросил Доход. — Ты, Гундосов? Кем хотел стать?

— Да ничего я не хотел. — Гундосов смотрел в сторону. — Ничего. И ни в кого превращаться не хотел. Со мной же ничего не случилось!

— Достоверная информация, — сказал очухавшийся Радист. — С ним ничего не случилось. Но из этого логически не вытекает, что он ничего не пожелал. Может, он пожелал.

— Он пожелал стать конструктором холодильников! — прошептала Тоска из окна своей комнаты. — Все–таки какие выживатели тухлые типы!

Впрочем, выживатели и меня удивляли. Мне все больше и больше начинало казаться, что на самом деле они даже в песочнице бы и то не выжили, не то что в лесу.

— Машина сгорела, — напомнил я.

— Все равно не наша, — глупо ответил Доход, прикладывая к ожогам прослюнявленные подорожники.

— Пешком отсюда не выбраться! — снова напомнил я.

Выживатели слегка загрустили. Гундосов даже стал изучать, насколько сильно машина повреждена.

И Чугун забыл про свой маникюр и еще раз обежал вокруг «уазика».

— Не сильно сгорррела, — сказал он. — Тоска вовррремя успела. Молодец, сестррренка!

Это он уже крикнул.

— Сам дурак, — ответила из окна Тоска.

Радист подошел к «уазику», томившемуся в кверхуколесном положении, и перевернул его. Легко. Одной рукой.

Глава 7. Окончательное особачивание

Остаток третьего дня пребывания на Чертовом омуте прошел бессмысленно. А ночь прошла неспокойно. Лично меня жрали какие–то ненасытные комары, Доход, заночевавший на улице, тоже стонал от насекомых, ворочался и охал, отчего мне казалось, что под окном мучается выбросившийся на мель кит. Морской эффект усиливали разоравшиеся на озере чайки. Эти ворочания, крики и вздохи не добавляли мне сна, я все время думал, чем бы кинуть в Дохода, но под рукой ничего, кроме тумбочки, не было. А тумбочкой Дохода было не пробить.

Именно поэтому я проснулся поздно. Не спеша спустился вниз.

День был холодный и пасмурный, даже пар изо рта шел. Я решил затопить камин, но камин отсырел и, кроме едкого дыма, ничего не производил. Я бился с ним минут сорок, но так ничего и не добился. И уже думал сходить к «уазику» за бензином, но в гостиную влетел Гундосов.

— Там это… — бешено выдохнул Гундосов. — Это…

— Чего это? — спросил я.

— Там Радист с собой поканчивает…

— Как именно?

— Топится!

— Вода же с утра холодная…

Гундосов сделал неопределенный жест руками.

Я оторвался от камина и проследовал к озеру.

На берегу озера имело место самоубийство. Вернее, приготовление к оному. Радист стоял в десяти метрах от воды и являл собой вид типичного саморазрушителя. Всклокоченные волосы, замерзший взгляд. Только камня на шее не хватает. Того и гляди, в пучину вод бросится.

Тоска сидела рядом на песке и строила избушку из камешков.

— Вот он, — Гундосов указал пальцем. — По виду он все уже решил…

Я осторожно подошел к Радисту.

— Радист, ты чего? — спросил я.

— Ничего.

— Чего ты? Жизнь только начинается! Рукой можешь рубить дрова! Можешь стать кем угодно!

Радист посмотрел на меня непонимающе.

— Как ты себя чувствуешь? — я решил отвлечь его разговором.

— Удовлетворительно, — ответил Радист. — Мне не хочется есть, мне не хочется пить, мне не больно. Только вот это меня настораживает.

Радист оттянул нижнее веко.

Под веком блестел металл.

— Так это же здорово! — сказал я. — Все только мечтают об этом…

Радист молча направился к озеру.

Мы с Гундосовым попытались схватить его за руки, попытались остановить, только у нас ничего не получилось. Радист сделал легкое движение плечами, и мы разлетелись в стороны, как щенки.

Радист вошел в воду.

— Пусть идет, — просипела Тоска.

Будто ей в горло вставили трубку.

— Он же утонет! — крикнул Гундосов.

Тоска промолчала и по своему обыкновению улеглась на песке.

Гундосов посмотрел на меня, я пожал плечами. Холодно. Бросаться в воду за Радистом мне совершенно не улыбалось. Гундосову, видимо, тоже.

Радист медленно погружался. Сначала он вошел в озеро по пояс, затем по плечи, а потом и вообще скрылся под водой.

— Да… — протянул Гундосов.

— Черт–те что… — сказал я. — Зачем я вообще сюда поперся? И где, кстати, Чугун? В конце концов, он за всех нас отвечает…

Тоска хихикнула.

— Где Чугун?

Тоска кивнула в сторону леса.

— Чего?! — не понял я. — Охотится? За барсуками?

Тоска опять кивнула.

— А как же подготовка к выживанию?

Тоска умудрилась лежа пожать плечами.

На месте затонувшего Радиста шли пузыри и всплывал ил вперемежку с водорослями.

— Гундосов, — спросил я, — а ты чего–нибудь чувствуешь? В смысле угрызений совести?

— Жрать охота, — сказал Гундосов. — Ты бы сготовил чего–нибудь калорийного…

— Надо все–таки как–то его достать…

Гундосов махнул рукой. Странно, но я тоже не испытывал каких–то особых чувств — мне казалось, что с Радистом ничего не случится.

Так и оказалось. Не прошло и пятнадцати минут, как вода заволновалась и над поверхностью появилась голова Радиста. На голове Радиста сидела крупная наглая лягушка. Это было красиво.

Радист стряхнул лягушку в воду и выбрался на берег.

— Рыбы полно, можно ловить, — сказал он. — Под водой могу дышать свободно. Сегодня же набью окуней.

Я посмотрел на Гундосова — оказывается, Радист вовсе и не собирался топиться. Гундосов отвернулся.

— Я же говорила, что он не утонет, — просипела Тоска. — Некоторые предметы не тонут, знаете ли, сколько ни топи…