Она так долго снилась мне..., стр. 28

Глава 8

Любовь — это книга

Что за ребяческая, дурацкая мысль! Я ее сначала с негодованием отринул, но в конце концов она меня одолела. И решение было принято: в следующий вторник я подстерегу мою таинственную чтицу на выходе из нашего магазина и прослежу за ней. Просто хотелось больше о ней узнать. Я чувствовал себя школьником, незрелым и нерешительным. Но факт остается фактом: я пока не был готов сказать ей хоть слово. Подойти к ней, произнести несколько банальностей, пригласить в кафе на стаканчик — такое начало казалось мне недостойным ее, недостойным той любви, которой я трепетно ждал. Книжный магазин был, несомненно, более романтическим местом и предоставлял неисчерпаемые возможности для беседы. Но я не мог ждать, пока слепой случай заставит ее снова изменить своим привычкам и явиться в другой день. Поэтому, прежде чем Провидение мне улыбнется или же в голову придет более или менее приемлемая идея, как с ней познакомиться, я хотел удовлетворить распаленное любопытство.

Как влюбленный подросток, я с утра подскочил с постели в радостном возбуждении и побежал к магазину, стараясь не думать, правильно ли я, вообще говоря, поступаю. Подойдя к двери, я не стал заходить, чтобы поздороваться с мсье Гилелем. Он бы сразу понял причину моего непредвиденного визита. Тогда я устроился в кафе напротив, подыскав столик с видом на вход в магазин.

Сидя за столиком, я рассеянно осматривал витрину нашего книжного. С моего наблюдательного пункта она казалась еще более странной и оригинальной. Каков хозяин, такова и вывеска: необычная, искренняя, деликатная, одинокая. Мне плохо была видна фигура старика, но я знал, что он сидит за своим рабочим столом, склонившись над работой. Я задумался о том, какой же трудной все-таки была жизнь этого человека, судя по тем обрывкам воспоминаний, которые он мне доверил, — и тут появилась она. Она была в вытертых джинсах, белых кроссовках и теплой куртке. Я изо всех сил вглядывался в нее, чтобы детали сказали о ней как можно больше, чтобы проникнуться всеми возможными чувствами, которые испытывал при виде ее.

Ее походка была легкой, упругой и изящной. Возможно, она раньше занималась танцами? Она глядела под ноги и так, не поднимая головы, и вошла в магазин. Влетела радостно, как к себе домой. Я разглядел, как она подошла к полке, где ждал ее недочитанный роман, схватила его и погрузилась в чтение. Ужасно захотелось подойти к ней, задать все вопросы, вызванные ее необычным поведением. Почему именно эта книга? До какой части истории она дошла? Какой отрывок, какую фразу сейчас читает? Влюбилась ли она в Солаля, как это случается со многими читательницами?

Луч солнца осветил витрину, и фигура девушки исчезла в его отблеске. Теперь она превратилась в неясный силуэт, и тем не менее я не мог заставить себя отвернуться. Я словно перенесся туда, к ней, словно окутал ее нежным, ласковым облачком. Мне казалось, я вдыхаю ее духи, слышу ее дыхание, ласкаю ее кожу. Тело мое оставалось за столиком кафе, а душа парила вокруг нее. Я гадал, какой у нее характер, чем она занимается, кто ее окружает, с кем она может поделиться впечатлениями от чтения.

Эта девушка обладала способностью распылять мою душу на атомы, рассеивать в воздухе все доводы рассудка.

Когда ее фигура за стеклом задвигалась, каждая частичка моей души ощутила необыкновенный подъем и наполнила вдохновением мою физическую оболочку. Она положила книгу и направилась к выходу. Быстрый взгляд на стенные часы — и я удостоверился, что она читала в течение получаса, а мне показалось, что я витал возле нее буквально несколько секунд.

Она вышла из магазина, одернула куртку и пошла вниз по улице. Я оставил на столе мелочь и бросился следом. На углу она свернула, и я припустил быстрей, опасаясь потерять ее в толпе. Она шла теперь довольно быстро, все так же глядя под ноги. Прошла улицей Густава Флобера, потом по улице Рейнекен вышла на улицу Понсоле и дальше на проспект Терн. Там она едва не затерялась в толпе, и мне пришлось бежать чуть ли не по пятам за ней. Но тут меня пронзила чудовищная мысль: что, если она идет на встречу с мужчиной? Мужчиной, который раскроет ей объятия, прижмет к себе, поцелует. Эта мысль ужаснула меня, и тут я осознал, что раньше мне это и в голову не приходило. Я представлял себе, что она одинока, свободна, вся, как и я, пребывает в ожидании нашей грядущей любви. Но в принципе у такой девушки вполне мог быть возлюбленный. К возбуждению от возможности узнать о ней больше прибавился страх: а вдруг меня ждет разочарование? Когда она свернула на авеню Ваграм, я помчался вслед почти бегом, лавируя между прохожими. Случайно толкнул нагруженную покупками женщину: один пакет упал, она принялась браниться. Я наскоро извинился, нагнулся, чтобы подобрать выпавшие на тротуар продукты, сложил их обратно в пакет, еще раз пробормотал извинения и попытался вновь взять след. Но ее нигде не было. Я прошел до следующего перекрестка, огляделся. Она исчезла. Вдоль улицы стояло несколько очень красивых особняков. Может быть, она вошла в один из них? А может, села на тот автобус, что только что отошел от остановки? Или повернула в один из переулков? Я стоял посреди улицы, одинокий и растерянный, и злился на себя, что оказался таким неумелым сыщиком. Потом смирился с поражением и решил отправиться домой. Но в пути по инерции обшаривал взглядом толпу, надеясь, что случай вновь столкнет меня с ней.

В общем, я чувствовал себя смешным и глупым. Последний раз, когда я следил за девушкой, мне было пятнадцать лет. Это была Милена, моя первая любовь.

— Романтик! Ну, какой же он у нас романтик! — воскликнула Хлоя, хлопнув рукой по ляжке. — А мы-то думали, он бесчувственный! А он, оказывается, просто романтик, — усмехнулась она. — Худший из романтиков: полный дебил.

— Потому что я с ней не заговорил? — спросил я обиженно.

В очередной раз я пожалел, что решился им что-то рассказать. Я знал, что вел себя как ребенок, и подозревал, что меня не поймут. Но мне казалось, что, если я облеку свою историю в слова, произнесенные вслух, она станет для меня самого более осязаемой, более реальной.

Мы сидели у Хлои, она быстро сообразила импровизированный ужин. Я участвовал в общей беседе с таким воодушевлением, что друзья насторожились: оно больше смахивало на нездоровое возбуждение.

Ну и, естественно, когда Хлоя заметила, что я изменился, я не удержался и поведал им о своей встрече с таинственной читательницей. Причем они с Жошем слушали так внимательно, что это расположило меня к еще большим откровениям. Я слишком раскрылся — и теперь в этом раскаивался. Существовала глубокая пропасть между моим внутренним миром, который управлялся сердцем, и миром Хлои, где царил рассудок…

— Нет. Потому что вся твоя история гроша ломаного не стоит, — ответила Хлоя. — Все так мило, нежно и… невероятно глупо. Ты знакомишься с девушкой, влюбляешься в нее, мечтаешь о встрече, выслеживаешь ее на улице… И все твои рассуждения о родственных душах или душах-половинках, как там ты это называешь, прости, но это просто смешно! Чушь ты несешь, Иона.

— Но ведь не у всего может быть рациональное объяснение, Хлоя! Некоторые вещи окружены тайной. Мне нравится верить в мистические совпадения, в подарки судьбы, в параллельные миры…

— Вот я и говорю: несешь ахинею, крыша у тебя поехала.

— Все, что со мной произошло в последнее время, очень странно и загадочно. Деньги на моем счете, появление этой девушки…

— Да ничего особенного! Банковская ошибка, случайная встреча плюс твоя писательская привычка к фантазиям, ко всякой возвышенной риторике — вот как я это объясняю!

— Жош, а ты-то что думаешь?

Был один шанс из ста, что он как-то выскажется, встанет на чью-либо сторону. Особенно учитывая, что за этим последует неизбежный поток слов, поскольку Хлоя так просто не сдается. Но я заметил в его глазах необычный блеск, пока я рассказывал свою историю.