Владимир Высоцкий без мифов и легенд, стр. 140

Надо отметить, что при оформлении разрешений на выезд Вы­соцкого всегда предупреждали, что отпускают его только во Фран­цию, о чем инспектор ОВИРа делал отметку в документе под назва­нием «расписка», а иногда и сам Высоцкий дописывал на ней фразу-обязательство:

«Кроме Франции, не выезжаю никуда».

Однако он будет эти обязательства достаточно часто нарушать, и именно во время поездок по разрешениям «только во Францию» ему удалось побывать в США, Канаде, Мексике, Италии, Англии, во француз­ской Полинезии и ряде других стран.

Вспоминает В.Аксенов: «Однажды после возвращения в Моск­ву Высоцкого пригласили на беседу сотрудники КГБ, чтобы выяс­нить, как он оказался в Америке.

«Так это мы путешествовали по Франции, ездили к детям

(о. Таити — французская колония)

и по пути заехали...»

— ответил Высоцкий». И действительно, все поезд­ки на Таити были связаны прежде всего с детьми Марины, которые жили там по одному, а иногда и все вместе у второго мужа Мари­ны — Жан-Клода Бруйе.

В конце апреля Владимир и Марина отправляются в Геную, чтобы там сесть на теплоход «Белоруссия», следующий по маршру­ту: Генуя — Касабланка — Канарские острова — остров Мадейра — Барселона — и обратно до Генуи. Этот круиз продолжительностью две недели проводил капитан Феликс Дашков, с которым Высоц­кий был знаком еще с 1967 года, когда тот был капитаном тепло­хода «Литва».

Впервые Высоцкий оказался на Африканском континенте.

Вспоминает Ф.Дашков: «Мы ездили в Касабланку в ресторан вечером и кушали омаров. Высоцкий, видимо, впервые в жизни это пробовал и часто потом вспоминал, как мы кушали омаров в Ка­сабланке.

Ночью теплоход идет от порта к порту. Утром приходит рано. Люди завтракают — и на автобусы, сразу же поехали на экскурсии. Кто не хочет, тот может взять себе такси или просто пешком пойти...

Я всегда им организовывал поездки. Потому что у меня воз­можность такая была. Я брал у морского агента машину. И мы, как правило, ездили вместе. На Канарах мы заходили на три острова: Лансароте, там останавливались в порту Аресифе, на острове Гран-Канария были в Лас-Пальмасе и на острове Тенерифе были в Санта-Крус-де-Тенерифе».

В этот раз из Касабланки ездили на посольском автомобиле в столицу Марокко — Рабат.

26 апреля Высоцкий посылает матери открытку из города Лас-Пальмас, расположенного на острове Гран-Канария:

«Мамочка! Это первая открытка, но уж больно здесь красиво — и телефона нет. Мы на пароходе поплыли из Генуи на Канарские острова. Отдыха­ем, глядим, восхищаемся, шастаем. 4-го будем в Париже, позвоним. Целую. Володя».

МИХАИЛ БАРЫШНИКОВ

«...К позорному столбу я пригвожден, к барьеру вызван я языко­вому. Ах, разность в языках!..»

— напишет Высоцкий в своем по­священии Марине. Из этой неудобной ситуации ему приходилось поначалу выбираться самому. Марина, занятая своими проблема­ми, не понимала затруднений мужа: «Языковой барьер? Нет, у Вы­соцкого его не было — ни тогда, когда он первый раз приезжал в Париж, ни потом, когда он уже мог вполне сносно изъясняться по-французски и обходиться без помощи переводчика».

А в дневнике Высоцкий писал:

«Очень меня раздражает незна­ние языка. Я все время спрашиваю: что? что? И это раздражает окружающих».

Вот поэтому там, как он любил говорить — в

«Парижске»,

он был рад любому поводу общения на русском языке. И тут такое везение: на одном из приемов в доме Одиль Высоцкий встречает Михаила Барышникова — одного из лучших танцовщи­ков мира. Они знают друг друга еще по Ленинграду. Их познако­мил тогда Кирилл Ласкари. Знаменитый балетмейстер ставил на те­левидении фильм-балет «Сказ о холопе Никишке», где дебютиро­вал М.Барышников.

Иван Дыховичный: «Это была короткая — одно лето, — но очень сильная дружба. Мы были в Ленинграде. Миша очень жи­вой человек, душевно живой... Тогда образовался такой круг людей с открытой душой...»

В то ленинградское время еще совсем юный Миша поражает всех красивым сложением, лицом балетного принца, идеальной ко­ординацией движений и легкостью танца; музыкальность, превос­ходно усвоенная безупречная форма исполнения и уникальный ар­тистический дар завоевывали зрительские сердца.

В 1966 году на конкурсе в Варне 18-летний Михаил Барышни­ков получил свою первую международную премию. В 19 лет он — солист Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова.

Он был лучшим на 1-м Международном конкурсе балета в Мо­скве. Критики писали, что Барышников сочетает прыжок Вацлава Нижинского с юмором. Но при росте 1,63 он стал не балетным ко­миком, а героем-любовником, часто иронизируя и над любовью, и над героизмом. В своих выступлениях Барышников никогда не по­вторялся — используя один и тот же музыкальный материал, на ка­ждом выступлении он интерпретировал его по-разному, в зависи­мости от настроения и сидящей в зале публики. «Человек-ртуть» называли его критики в советской печати. Новатор советской хо­реографии Леонид Якобсон ставил балетные спектакли в Мариинском специально на Барышникова.

В июне 1974 года 26-летний Барышников в составе группы ар­тистов из разных советских театров — на гастролях в Торонто. Из Нью-Йорка в Торонто к Барышникову прилетел давнишний друг и коллега по кировской труппе Александр Минц, который эмигриро­вал в США еще два года назад. Минц приехал не просто увидеть то­варища, а передать, что Американский балетный театр готов при­нять Михаила в свою труппу. Желание работать с хореографами самых новаторских направлений и пример Рудольфа Нуриева, ос­тавшегося за границей, был слишком ярок и заманчив, чтобы ему не последовать. И солист театра им. Кирова Михаил Барышников становится невозвращенцем.

Это был побег в буквальном смысле этого слова. Когда Барыш­ников 29 июня 1974 года после выступления выскользнул за кули­сы торонтского театра, а потом — на улицу, он бежал, мчался так быстро, что пронесся мимо машины с ожидающими его друзьями, которые должны были отвезти его в полицию для подачи заявле­ния о политическом убежище.

На родине невозвращение танцовщика было сенсацией и позо­ром — непонятно только, для кого: то ли для Барышникова, то ли для страны. «Чего ему не хватало, — говорили на собраниях в те­атрах. — Член Центрального Комитета комсомола, любимец пуб­лики, по распоряжению свыше получил роскошную квартиру и автомобиль». Скорее всего, ему не хватало творческой свободы и достойной оценки своего труда: он хотел иметь свою школу, хо­тел сам ставить балеты. Он не был первопроходцем. Первым был Рудольф Нуриев — 16 июня 1961 года, второй была Наталья Ма­карова — 4 сентября 1970 года. Третьим стал Барышников. Будут последователи...

В Париже Высоцкий встретил не только друга, но и посредника для знакомства со многими интересными и талантливыми людьми. Главным в этой череде новых друзей станет Михаил Шемякин.

И Высоцкий, и Барышников надеются встретиться в России:

Но Барышников в Россию не приедет.

«М.

CHEMIAKIN — ВСЕГДА, ВЕЗДЕ ШЕМЯКИН...»

Их биографии были схожими: военные семьи, отцы — полков­ники, детство в Германии... Их объединяло чувство независимости и внутренней свободы, и самое важное совпадение — стиль жиз­ни и мировосприятие, необыкновенная одаренность и талант обо­их. Дружба включала трогательную заботу друг о друге; их разде­ляли тысячи километров, границы, идеологические войны, но были встречи, письма, звонки... И случались загулы в русских ресторанах Парижа, когда оба, как выражался Высоцкий,

«входили в пике».

Но не гульба была сутью их дружбы. Основой всего было совместное творчество и духовное взаимное обогащение. Один жил на Западе, и его русское имя, известное всему миру, усиленно вычеркивалось в нашей стране из всех списков: мало кто знал художника Михаи­ла Шемякина. Другой жил в России, и из распахнутых окон каждо­го дома неслись его песни, и не было человека, который не знал бы Высоцкого, но его имя тоже отовсюду вычеркивалось...