Ловушка для волшебников, стр. 35

Говард, шатаясь, встал. Катастрофа подпрыгнула и радостно повисла на ближайшей ноге Громилы.

— Отцепись! — велел Громила, схватил обоих за руки и потащил прочь со двора.

Говард напоследок обернулся и увидел, что медитирующие, о чудо, ожили и испуганным стадом сбились к дальней стене.

— Я так и знала, что ты нас выручишь! — пропыхтела Катастрофа, пока Громила волок их на улицу. — Мне Торкиль подмигнул! Я видела!

— Показалось, — буркнул Громила.

Они выбежали на улицу.

— Вон туда, — сказал Громила. — Там ваша мама на машине.

Они промчались через переулок и свернули за угол. И правда, там их ждала знакомая и родная машина с распахнутыми дверцами, а за рулем сидела мама и тревожно оглядывалась через плечо. Громила впихнул Говарда с Катастрофой на заднее сиденье, а сам сложился пополам и с трудом влез на переднее. Хлопнула дверца.

— Поехали, быстро, — скомандовал он. — Шик окучивает весь район.

Мама рванула с места так, что завизжали покрышки.

— Я так переволновалась! — воскликнула она. — Больше никогда так не делайте! Куда вы убежали, кстати?

— Искали Хатауэя, — мрачно объяснил Говард.

— Тут не найти, — веско заявил Громила. — В прошлом живет. Сказано ж вам.

— По-моему, вы обязаны поблагодарить Громилу, — заметила мама, когда они промчались мимо Городского совета. — Он единственный знал, куда вы забрели.

— Огромное спасибо! — спохватился Говард.

Он покосился на сестру: а вдруг она до сих пор во власти чар, которые навела на нее Шик?

Катастрофа клятвенно заверила, что чары ее не взяли.

— Не хочу никому подчиняться! — вознегодовала она. — Хочу быть главной. А Шик — жуткая и жирная, просто ужас. Зато Торкиль смешной — он так вырядился, обхохочешься. И он мне подмигнул, вот что хотите, а подмигнул!

Из-за дорожных работ Хатауэя пришлось оставить машину на углу Верхней Парковой и идти к дому пешком, зато дома было замечательно — тепло и светло. Папа жарил на плите выпрошенные у соседей рыбные котлеты. Он обрадовался возвращению Говарда и Катастрофы не меньше, чем мама. Говард ощутил, что никогда раньше не ценил по достоинству простые радости: свет, тепло, родителей и рыбные котлеты.

— Арчер оставил и электричество, и газ? — спросил он.

— Да. Подозреваю, что он собирается изводить меня как-нибудь иначе, — ответил папа. — А вот Торкиль все еще ласкает наш слух из чулана и телевизора. Хатауэй отозвал своих людей только на ночь.

«Кстати, о Хатауэе», — подумал Говард, а вслух спросил:

— Пап, где бы ты поселился, если бы жил в прошлом?

— В Атлантиде, — незамедлительно ответил папа. — О, я понимаю, о чем ты. Скорее всего, я выбрал бы антикварную лавку.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ловушка для волшебников - glava10.jpg

Утром в пятницу люди Хатауэя опять перебудили весь дом ни свет ни заря — они бурили глубокую канаву вдоль всего фасада. Громила застонал, стиснул подушку, привязанную на ночь к голове, и повернулся на другой бок, так что теперь его ножищи заполняли не только комнату Говарда, но и часть коридора. Фифи перепрыгнула через них и, весело напевая, сбежала по лестнице.

Похоже, что вчера Фифи вернулась поздно, но сегодня она была свежа, как майская роза. Когда Говард, шатаясь спросонья, выбрел к завтраку, Фифи бодро хлопотала у стола, оживленная и цветущая.

— Санта-Клаус, Санта-Клаус на санях летит, ждать недолго нам осталось, он уже в пути… — пела она.

В хорошем настроении Фифи всегда пела рождественские песенки.

— Ой, Фифи, хоть вы не начинайте, нам и Торкиля предостаточно! — заворчал сонный папа.

Громила вздохнул, да так тяжко, что из всех тарелок разлетелись кукурузные хлопья.

Когда Говард и Катастрофа собрались в школу, уже на пороге выяснилось, что выйти из дома можно только прыжком. Канава Хатауэя начиналась прямо у нижней ступеньки крыльца и шла вдоль всего дома, а шириной была футов семь, не меньше. Все люди Хатауэя залезли в канаву и возились там среди слоев асфальта и желтой грязи — только макушки касок и было видно.

Говарду было непонятно, как мама сумела выйти из дому. Сам он перепрыгнул через канаву, использовав для равновесия футляр со скрипкой. Катастрофе такой прыжок был не по силам. Громила подхватил ее под локотки и перенес на ту сторону. Только он один во всей округе мог перешагнуть канаву — у остальных ноги были коротки. Почтальон канаву тоже не преодолел, однако и не растерялся: позаимствовал у обитателей дома номер одиннадцать удочку, насадил на нее пачку писем и метнул через канаву на крыльцо в тот самый момент, когда Говард приземлился.

— Почта! — крикнул почтальон, сматывая удочку.

Папа вышел на крыльцо в халате.

— Говорят, дом англичанина — его крепость, — заявил он, перекрикивая грохот многочисленных отбойных молотков. — У нас теперь и доказательство имеется — крепостной ров!

Папа вернулся в дом, почтальон пошел отдавать удочку соседям, и тут один из рабочих в канаве поманил Говарда.

— Я вспомнил! — громко сказал он. — Хатауэй — это жена Шекспира, ее звали Анна Хатауэй.

— Спасибо! — крикнул Говард.

Вот досада! А он-то надеялся, что рабочий и правда знает, где искать Хатауэя.

Громила, как обычно, проводил Говарда и Катастрофу в школу. Шайка рыжего Хинда, караулившая их за углом Верхней Парковой, пустилась следом, но на очень, очень безопасном и почтительном расстоянии от Громилы. К восторгу Катастрофы, главарь шайки, сам Рыжик Хинд, щеголял внушительным синяком под глазом. Говарду совсем не понравилось, как злобно Хинд глянул на него и подбитым, и здоровым глазом. Ясное дело, Шик все еще за ними охотится, но у Рыжика теперь к Говарду персональный счет.

Однако мальчик решил об этом не беспокоиться. Весь день он всячески прикидывал, как и где искать Хатауэя. И твердо решил найти его. Или ее? Как знать, вдруг Хатауэй — еще одна сестрица из этого семейства, ведь оказались же Шик и Диллиан женщинами! Так или иначе, а похоже, без Хатауэя конца-края неприятностям не видать. Поскольку папа посылал слова именно ему, Хатауэй наверняка знает, как отвязаться от прочих членов своего семейства. Значит, надо сделать что? Найти его (или ее) и уговорить его (или ее). Вряд ли это будет просто, потому что уговаривание остальных шло со скрипом. С другой стороны, вспомнил Говард, он ведь пока даже не пытался вести себя мило и любезно хоть с кем-нибудь из семейки.

В большую перемену Говард, подгоняемый своими соображениями, пошел в школьную библиотеку, где старшеклассники собирали макет города. Здесь были и рисунки, и модели, и план, и разные экспозиции и рефераты по истории, очень тщательно составленные. Еще тщательнее были подобраны материалы по промышленности и архитектуре, особенно новой. Говард пересмотрел все. Его впервые заинтересовал этот проект. Кто-то даже нарисовал будущий новый корпус Политехнического колледжа. Корпус смахивал на египетский храм, и Говард, вспомнив Торкиля, хмыкнул.

Особенно внимательно он разглядывал план города. Район Вершины и западную часть наверняка окучивает Диллиан. Территория Торкиля начинается, скорее всего, у торгового центра и тянется на восток, к дискотеке, а заканчивается у собора. Арчер, судя по всему, владеет центром города — Главной улицей, Городским советом и Верхней Парковой. Собственно, получалось, что Арчер заграбастал себе большую часть центра, если не считать старинных улочек у собора, которые, видимо, оттяпали у него Торкиль и Шик. Если Шик окучивает все остальное к юго-востоку оттуда, то что остается Вентурусу? Территория Эрскина должна быть к востоку, потому что там мусоросжигательный завод. Получается, что у Вентуруса только новые жилые постройки на юге города. Правда, ему должны принадлежать еще и все школы и колледж. Канализационные трубы Эрскина и всякие кабели и газовые трубы Арчера оплетают весь город, как паутина. Они проникают повсюду, и выходит, что Хатауэю вообще ничего не остается!