Герои и антигерои Отечества (Сборник), стр. 33

…В истории царствования и биографии императора Александра I имеется еще немало спорных и неизученных проблем. Так, до сих пор не выяснено до конца, чем были вызваны в 1821 г. отказ Александра I от открытого судебного преследования, выявленного по доносам, декабристского тайного общества «Союза благоденствия» или решение не обнародовать такой важный документ, как манифест 1823 г. о передаче престола Николаю, минуя Константина. Биографами так и не объяснены причины «душевной депрессии» Александра в последние годы его царствования. Недостаточно изучена сущность «правительственного либерализма» в начале царствования Александра I, характер его социальной политики. В литературе весьма разноречивы оценки его позиции в «польском», «финляндском» и «греческом» вопросах. Жизнь и деятельность этого, несомненно, незаурядного монарха России ждет обстоятельного монографического исследования.

Андрей Шолохов

Генерал от инфантерии Скобелев

Смерть, потрясшая Россию

Утром 26 июня (8 июля) 1882 года Москва напоминала растревоженный улей. На улицах собрались группы что-то горячо обсуждавших людей, местами они сливались в гудящие толпы. Всех потрясло трагическое известие: ночью при таинственных обстоятельствах в номере девицы легкого поведения скончался народный герой Михаил Дмитриевич Скобелев, прозванный за свое пристрастие к белым лошадям и кителям «белым генералом».

Писатель В. И. Немирович-Данченко, (брат известного театрального деятеля, друживший с военачальником. — А. Ш.) вспоминал:

«Кто-то в толпе стал было рассказывать о последних часах жизни М. Д. Скобелева.

Слушал, слушал старик какой-то. Крестьянин по одежде…

— Прости ему, господи, за все, что он сделал для России. За любовь его к нам, прости, за наши слезы!

— Не вмени ему во грех. И он человек был, как мы все. Только своих-то больше любил и изводил себя за нас.

И вся окружающая толпа закрестилась — и если молитва уносится в недосягаемую высоту неба, — эта была услышана там, услышана богом правды и милости, иначе понимающим и наши добродетели, и наши преступления…

В другой толпе рассказ шепотом.

— Был я у Тестова… Вдруг входит он и садится с каким-то своим знакомым… Я не выдержал, подхожу к нему… Позвольте, говорю, узнать, не доблестного ли Скобелева вижу? Дозвольте поклониться вам. Он вежливо так встал тоже… С кем имею честь говорить? — спрашивает. — Бронницкий крестьянин такой-то, говорю. Подал он мне руку и так задушевно, по-дружески пожал мне мою… Ушел я, заплакал даже!

— Он простых любил, сказывают.

— Сам ведь из простых был.

И целый ряд рассказов, один за другим, слышался в толпе. Появились солдаты, лично знавшие покойного…

Невольно думалось, сколько с ним похоронено надежд и желаний… Какие думы, какие яркие замыслы рождались под этим выпуклым лбом… В бесконечность уходили поля сражений, где должно было высоко подняться русское знамя… Невольно казалось, что еще не отлетевшие мысли, как пчелы, роятся вокруг его головы. И какие мысли, каким блеском полным были они… Вот те мечты о всемирном могуществе родины, о ее силе и славе, о счастье и свободе народов, — дружных с нею, родственных ей. Сотни битв, оглушительный стихийный ураган залпов, десятки тысяч жертв, распростертых на мокрой земле… Радостное „ура“, торжество победы, мирное преуспеяние будущего… Грезы о славянской независимости.

— Отчего он умер? — слышится рядом.

— Говорят, от паралича сердца…

— Ну, а когда мы с вами умрем… У нас будет ведь тоже паралич сердца?

— Тоже!

— Следовательно, это все равно, что умер от смерти?

— Да!

Вот и те, которые всю жизнь клеветали на него, вставляли ему палки в колеса, интриговали при дворе…

Один из них говорит лицемерные слова, а с лица у него не сходит улыбка. Едва сдерживает ее…

— Это ужасно… ужасно… Народный герой и такая смерть. Такая смерть, что скажут немцы. И вообще иностранцы. Ай-ай-ай.

К нему подходит бледный, взбешенный скобелевский ординарец.

— Ваше высокопревосходительство…

— Что вам угодно?

— Предлагаю вам от лица боевых товарищей покойного, собравшихся здесь, — выйти отсюда.

Наконец отворили дверь на площадь. В ее просвет народ увидел в цветах венков лицо Скобелева. Раздалось многотысячное рыдание.

— Москва плачет… — доносилось отовсюду.

— Народные похороны… — говорили в толпе.

И действительно, траурная процессия со всех сторон была охвачена целым морем голов. Кругом виднелись заплаканные лица, десятки тысяч рук поднимались, чтобы издали перекрестить своего любимца. Черные сюртуки, изящные дамские платья — и тут же грязная потная рубаха рабочего сибиряка, крестьянина.

Гроб Скобелева был перенесен в церковь Трех Святителей, что у Красных Ворот, заложенную его дедом Иваном Никитичем (И. Н. Скобелев в сражениях потерял руку, но дослужился до генерала, одно время являлся комендантом Петропавловской крепости, был известен также как способный литератор. Генералом стал и его сын Дмитрий Иванович, отец нашего героя. — А. Ш.). Епископ Амвросий свою речь перед гробом Скобелева закончил следующими словами: „Ради любви его к нашему православному отечеству, ради любви к нему народа твоего, ради слез наших и сердечной молитвы нашей о нем, паче же ради твоей бесконечной любви, благоволительно приемлющей чистую любовь человеческую во всех ее видах и проявлениях, будь к нему милостив на суде твоем праведном“».

На другой день вся церковь была окружена войсками.

На панихиду съехались высшие воинские чины: у гроба Скобелева стояли известнейшие русские генералы Радецкий, Ганецкий, Дохтуров… Черняев, заплаканный, положил серебряный венок от туркестанцев… Кругом, сплошною стеною сомкнулись депутаты от разных частей армии, от полков, которыми командовал Скобелев. Гроб утопал в цветах и венках. Один из них от Академии Генерального штаба. На нем надпись: «Герою Скобелеву, полководцу, Суворову равному». Александр III прислал сестре М. Д. Скобелева телеграмму: «Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для русской армии незаменимая, и, конечно, всеми истинно военными людьми сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно, терять столь полезных и преданных своему делу деятелей».

Чем же заслужил такую популярность Михаил Дмитриевич Скобелев и почему его смерть породила множество слухов? Ответить на эти вопросы нам помогут факты и только факты. Вспомним, что война — всегда трагедия, но нет народа, который не гордился бы своими военными героями, не вспоминал бы их подвиги и не стремился им подражать. Да, слава Скобелева связана как с русско-турецкой войной 1877–1878 гг., освободившей балканских славян от почти пятивекового турецкого ига, так и с присоединением Туркестана (Средней Азии) к России процессом хотя и прогрессивным, но не лишенным жестокостей. Да, в характере этого сложного человека тесно переплелись отвага и честолюбие, доходившие до авантюризма; либеральные убеждения и консерватизм, вера в славянскую идею и бонапартизм. Это был типичный представитель российского дворянства с известной долей европейского космополитизма, и в то же время пламенный патриот, глубоко любящий и понимающий свой народ с его добротой и жертвенностью, терпением и неприхотливостью.

М. Д. Скобелев являлся не только важным субъектом общественно-политической жизни России 70–80-х годов прошлого века, но и игрушкой в чьих-то руках, жертвой закулисных сил, куда более мощных, чем даже самодержавие. Гибель 39-летнего генерала в расцвете сил и по сей день таит в себе загадку.

Разобраться во всем этом трудно, порой невозможно. И все же, думается, сложность и противоречивость жизни и деятельности М. Д. Скобелева ни в коей мере не должны служить поводом для замалчивания его недолгой, но яркой роли в отечественной истории.

Еще об одном хотелось бы предупредить читателя. Те, кто стремится внедрить в сознание народов национализм, действуя по принципу «разделяй и властвуй», спешат обвинить Скобелева в «имперском мышлении», причислить к панславистам. При этом намеренно забывается, что сам термин «панславизм» возник в начале 40-х годов XIX века в кругах немецкой и венгерской националистической буржуазии, опасавшейся национально-освободительного движения славян. Применялся термин по отношению ко всякому национально-освободительному движению, направленному против немецкого господства в Австро-Венгрии и турецкого гнета. Изначально он служил жупелом, с помощью которого немецкий шовинизм запугивал собственных обывателей и общественность других стран мнимой славянской и русской угрозой. Между прочим борьбой с «панславизмом» оправдывал свою агрессию Гитлер. О «советском панславизме» неизменно кричат и нынешние поборники «атлантической солидарности» в США и Европе.