Журнал «Если», 2001 № 7, стр. 60
Инопланетянин вытащил брикет из сумки. Пластиковая обертка была жирной. Собравшись с мужеством и храбро улыбаясь, я сожрал все до конца. Сливки, цикорий с небольшим привкусом корицы… восхитительно, если бы не то печальное обстоятельство, что ток'кли намертво прилип к зубам, языку и небу.
И НЕ ХОТЕЛ ОТЛИПАТЬ!
(Позже мне пришлось потратить четыре часа на то, чтобы содрать эту мерзость щеткой, ножом и чуть ли не напильником.)
— Вкусно… и э-э-э… необычно, — заключил я.
— Прошу вас быть моим гостем на ужине, который я даю сегодня в честь галактического гроссмейстера Лонг, — пригласил инопланетянин. — У меня так мало знакомых среди людей. Боюсь, что найду общество своих начальников несколько… угнетающим.
— Кроме меня и Лонг, других людей не будет?
— Вашу расу так трудно встретить, а еще труднее понять!
Прежде чем поспешить наверх, инопланетянин сообщил мне время
и место встречи. Я остался и, облокотившись на перила, глянул вниз. Съемки закончились. Галактический гроссмейстер Лонг примостилась на стуле. Прекрасное замкнутое лицо. Пустое, бесстрастное, как выключенный телевизор.
Бесконечно долго я изучал ее безупречную голубую кожу и бездонные серебряные глаза. Кажется, моя неделя в аду наконец обрела истинный смысл.
И тут я улыбнулся. Черт с ним, со всем! Колбасный Король сегодня на коне!
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
Критика
Вл. Гаков
Фантастическая игра
Играм — в основном, кровавым и агрессивным (военным и спортивным) — в научно-фантастическом кино был посвящен обзор в рубрике «Видеодром» (см. «Если» № 5, 2000). На сей раз разговор пойдет о материях, на первый взгляд, куда более спокойных. О древней игре, где соревнуются интеллекты, а не мускулы, выдержка, а не реакция, трезвый расчет, а не спортивный азарт. Речь, конечно, о шахматах.
Мы играем, нами играют… Мысль, ставшая трюизмом от частого употребления, своей глубины и драматичности при этом отнюдь не утратила. Даже не забираясь в метафизические дебри относительно того, является ли человек игрушкой неведомых высших сил или способен на самостоятельную собственную Игру, называемую жизнью, — можно отметить более «прикладную» сферу, где от подобных размышлений отмахнуться никому не удастся. Всякий раз, строя определенные планы в жизни, касающиеся в том числе и других людей, заранее предугадывая сопутствующие или мешающие этим замыслам обстоятельства, человеку приходится задумываться и о возможных реакциях тех самых «фигур», которыми он собирается «играть». Корень неудач многих социальных стратегов лежит именно в этом: они не допускают и мысли, что пешки могут воспротивиться и начнут ходить так, как им заблагорассудится.
На протяжении многих веков действо, представлявшее собой странную смесь науки и искусства, и в то же время не потерявшее живости и непредсказуемости спортивного поединка (ибо, по мнению автора этих строк, настоящее искусство и настоящую науку элемент соревновательности губит окончательно и бесповоротно), оставалось примером неагрессивного интеллектуального ристалища. Интеллигентные люди (многие даже в очках!) пожимали друг другу руки, садились за стол, думали, двигали фигурки, записывали ответы, и в конце снова пожимали руки; все чинно, мирно, культурно!
Впрочем, воображение писателей-фантастов рисовало и иные картины — более драматичные, а порой и трагичные.
Но, прежде чем обратиться к собственно «фантастике на 64 клетках», стоит упомянуть еще один ряд произведений, в которых местом действия Игры становится не поле битвы и не спортивная арена, а само общество.
Речь пойдет об играх глобальных, всеохватывающих, пронизывающих социальную ткань социума и во многом определяющих его иерархию, культуру, кодекс поведения и мировоззрение людей. Собственно, а что такое социум, возразит специалист-культуролог, как не определенная игра по выработанным на протяжении многих поколений правилам? Верно, но в реальной жизни сей факт очевиден только для специалистов — чтобы оттенить его в сознании массового читателя, сделать более доступным, писателям приходится прибегать к научно-фантастической гиперболе.
Пример знаменитой философской утопии Германа Гессе «Игра в бисер» (1943) все последующие полвека не давал покоя авторам научной фантастики. Цивилизации и культуры, основанные на некоей Игре с большой буквы, если и не наводнили мировую science fiction, то во всяком случае занимают в ней заметное место.
К примеру, в альтернативной истории австралийского автора Джеральда Мурнейна «Равнины» (1982) действие развертывается в «параллельной» феодальной Австралии, где местные сеньоры не только воюют и угнетают вассалов, но и покровительствуют искусствам — в частности, поголовно вовлечены в непрекращающуюся сословную «ритуальную» игру. В аналогичных глобальных играх проводят жизнь герои романов с похожими названиями — «Играющий» (1988) Йэна Бэнкса и «Игрок» (1975) Джорджа Алека Эф-финджера, рассказа Джоанны Расс «Игра Влет» [13] (1974) и многих других произведений. А если обратиться к кино, то первым на память приходит странный и завораживающий фильм Роберта Олтмена «Квинтет».
Впрочем, фантастический поворот сюжету могут сообщить и вполне обыденные, известные всем игры, если в них начинают играть не отдельные люди, а все общество в целом — даже порой не подозревая об этом, на уровне «коллективного бессознательного». Так, герой романа Барри Молзберга «Покрышка» (1972) играет на скачках и все время проигрывает, несмотря на разнообразные стратегии выигрыша, примененные при помощи «науки». Под этой обыденной историей есть и второй пласт: по мнению автора, вся окружающая действительность изначально абсурдна и в философском плане не допускает «выигрыша» человечества даже в принципе.
Свой социальный шанс пытаются найти в планетарной лотерее и жители мира, изображенного в первом романе Филипа Дика «Солнечная лотерея» (1955), не раз и не два обращавшегося в своем творчестве к теме Игры [14]…
Примеры можно множить, однако перейдем к обещанной конкретике: игре в шахматы, особенно популярной среди писателей-фантастов (неслучайно многие из них сами играли и играют на вполне приличном уровне — разрядника или даже мастера).
Шахматы — это, вероятно, древнейшая из известных человечеству «сложных», стратегических игр (в отличие, скажем, от бросания костей или примитивных карточных забав). Известно, что уже в VI веке нашей эры в шахматы играли индусы и китайцы, а в Европу шахматы были занесены спустя полтысячелетия. Что касается литературы, то, вероятно, первое упоминание об этой игре встречается именно в фантастическом произведении: одна из новелл цикла кельтских мифов «Мабиногион» повествует о магических шахматных фигурах, которые «зажили своей жизнью». Живые шахматы упоминаются также в легендах о волшебнике Мерлине, позже вошедших в артуровский цикл. Наконец, мастерами играть в шахматы были представители «малого народца» из ирландских и шотландских циклов: феи обычно предлагали смертным сыграть с ними три партии со все увеличивавшейся ставкой на кону — и давали выиграть первые две, чтобы затем обыграть в финальной, где ставкой становилась, как нетрудно догадаться, сама жизнь!
У истоков современной фантастики, посвященной шахматам и шахматистам (часто весьма необычным), стоят четыре «столпа» — произведения классиков, задавших четыре основных направления поисков для последующих авторов. Это, во-первых, бессмертная «Алиса в Зазеркалье» (1871) Льюиса Кэрролла, где детально разыграна эксцентричная шахматная партия с фигурами-персонажами (ее подробно разобрал математик и популяризатор Мартин Гарднер в своей блестящей книге «Аннотированная Алиса»). Во-вторых, новелла Амброза Бирса «Хозяин Моксона» (1893), в которой изображен шахматный автомат, восставший против своего создателя и погубивший его. Далее, рассказ «Гамбит трех моряков» (1916) лорда Дансени, герои которого ведут поединок за шахматной доской со слугами самого Дьявола, которые подглядывают верные ходы в хрустальном талисмане. Наконец, роман Эдгара Райса Берроуза «Шахматисты Марса» (1922), где описана фантастическая инопланетная игра «джетан», представляющая собой модификацию земных шахмат.