Журнал «Если», 2001 № 06, стр. 39

— В какой-то старой книге я прочитал о том, что от брака Мельпомены и речного бога Ахелоя родились сирены.

— Кто такие сирены?

— Не знаю.

— К тому же я не речной бог.

— А вот это точно! — он рассмеялся.

Тут явилась Хора в сиянии изумрудов и сапфиров на пламенеющем одеянии, и мы отправились в обеденный зал.

Мне нравилось внимание, которое мы к себе привлекали. Обед был великолепен, но я пока еще не научился на практике оценивать тонкость вкуса суфле из контрабандных трюфелей, а стоимость полусухого «Шамполиона» поражала лишь воображение, но не желудок. Со временем научусь. Все вдолбленное в меня холодное знание прайсов на произведения искусства, на редкие и ценные предметы, все, что было раньше содержимым обучающих панелей по товароведению, теперь, слившись с чувством прекрасного, которое не поддается оценке, сделает жизнь мою богаче, полнее.

После обеда мы послушали музыкантов, главным достоинством которых было то, что они очень старались. Я удобно расположился в. обитом натуральной кожей кресле и, прикрыв глаза, пытался вспомнить: а что же я упустил из виду?

Во мне еще с утра вызревали слабые ростки беспокойства, медленно крепло ощущение, будто оставил на Параисо какой-то пустяк. Надо было сделать, узнать, разглядеть, и тогда, возможно, вся цельность, ясность нынешнего положения станет очевидной во всем совершенстве и красоте. Но ухватить за кончик нити все не удавалось. И чем больше я размышлял, тем меньше красоты находил в событиях последних дней. Немного раздражало, признаться, новое чувство, сбивающее привычную систему оценок. Правда, мироздание стало ярче, сочнее; обостренное восприятие знакомых сочетаний образов и звуков сейчас могло привести к неожиданному выплеску эмоций, новые глубины смыслов обнаруживались в словах, на которые прежде я бы не обратил ни малейшего внимания. Фальшь? Неискренность? Обман? Не было этого в словах и поступках дядюшки Теодора. Случись такое, Сатян первым бы унюхал неладное. Жизнь моя раньше была простой и ясной, а теперь внезапный дар порождал мелкие трещины сомнений. Я искал и находил в событиях последних дней что-то некрасивое, незавершенное, возможно, постыдное…

Ко всему еще, когда вздрогнул лайнер, доставив нас в Метрополию, поднялись щиты, и грянул приветственный марш, подобающий встрече лайнера первого класса, я вспомнил, что так и не повидал отца…

Владимир Михайлов

ТРИАДА КУРАНТА

Журнал «Если», 2001 № 06 - i_006.jpg
1.

В комнату вошла пара башмаков.

Нет, не то слово. Пара модных элегантных туфель с закрученными штопором носками и семигранными каблуками. Туфли ступали легко, слегка даже пританцовывая, хотя несли на себе пару толстых ног, на которых держалось весьма массивное тело, обладавшее полным набором рук (две) и головой, чьи волосы остались где-то в прошлом. Голова была укомплектована парой глаз, чей взгляд не назвать было иначе, как нахальным, а также губами; в данный момент они активно шевелились, заставляя воздух вибрировать так, чтобы получались более или менее различимые слова:

— Эй, если ты еще жив — докажи это как можно быстрее.

Вместо ответа Ястреб снова закрыл глаза, надеясь, что Листвен — всего лишь призрак, который, не получив на свой призыв никакого отклика, незамедлительно рассеется в воздухе. Упование оказалось тщетным. Туфли четким перестуком обозначили свой путь, остановились рядом с диваном, вслед за этим одеяло взлетело в воздух, чтобы приземлиться где-то у противоположной стены. Это заставило Ястреба испустить жалобный стон:

— Дай человеку выспаться! Я только в четыре часа вернулся! Ну, пожалуйста! Должна же у тебя быть хоть толика совести…

— Она-то мною и движет, — объяснил Листвен, ухватил Ястреба за плечи и таким образом привел его в сидячее положение. — Беспробудный сон сотрет в тебе и последние признаки человеческого, останется одно птичье. Поставить тебя на ноги? Или отнести в ванную и окунуть? Воду я уже пустил. Ледяную.

— Слушай, неужели…

Листвен не дал Ястребу продолжить, сказав лишь три слова — с которых, собственно, и следовало начать: их бы вполне хватило.

— Младой ждет. Тревога.

— А будьте вы все прокляты, — пожелал Ястреб, окончательно просыпаясь.

2.

В конторе «Прозрачного мира», частного сыскного агентства с достаточно высокой репутацией, и в самом деле физиономии у всех были кислее квашеной капусты.

Чего это вы так? поинтересовался Ястреб. Может, все перешли на лимонную диету? Или закрывают наконец нашу контору?

— Сейчас бы это меня порадовало. — Младой попытался усмехнуться, но у него это не очень получилось.

— Тогда и подавно незачем было вытаскивать меня из кровати!

— Сочувствую, — сказал Младой, постукивая ногтями по столешнице. — Более того, жалею. Но помочь не могу.

— Пожалел волк кобылу, — пробормотал Ястреб.

— Я ведь работал Триглазого, — хмуро напомнил Ястреб. — Двое суток не спал ни минуты. Еще каких-нибудь пару часов — и я проснулся бы в лучшей форме, и до вечера его закогтил бы. А если вы станете меня отрывать — как бы не пришлось начинать все сначала: его к вечеру наверняка и след простынет. А я его неделю пас…

— Кого? — спросил Младой с мягкой укоризной в голосе. — Кого, спрашиваю? Кто таков Триглазый? Мелочь! Не много ли для него чести, чтобы его Ястреб когтил? Не бойся, никуда он не денется. Его перенял Виталич и возьмет сразу же, как только Тришка выведет на деньги. То была, как говорится в народе, службишка, не служба. От безделья рукоделье.

Младой любил цитировать старинных авторов вперемежку с поговорками.

— Какая же будет служба? — не удержался от вопроса Ястреб. Хотя и старался не проявлять явного интереса.

— Смоляр.

Ястреб только присвистнул сквозь зубы.

— Вы что, заболели? Случай массового помешательства? Но я тут ни при чем, у меня здоровье в порядке. Разве что хронический недосып — но это никак не повод…

— Уймись, — посоветовал Младой. — Если кто и спятил, то не мы. Час тому назад позвонил Президент. И просил заняться этим делом. Все понял?

— Понял, — проговорил Ястреб, помолчав.

— Да, — сказал Младой. — Вот так-то.

— А может, — проговорил Ястреб задумчиво, — мне сразу подать в отставку? Не теряя времени?

— Ты что, — едва ли не испуганно вопросил Младой, — и в самом деле не выспался?

— Разве нет у нас поговорки: «Послать на Смоляра»? Когда приходит пора от кого-то избавиться? Задание на засыпку.

— Нет, — сказал Младой и даже руку приложил к сердцу в знак полной искренности. — Все не так. Если кто-то и может взять его, то только ты. Поверь, мы долго перебирали, каждого подсада разобрали по косточкам. Ты — и никто больше.

— А зачем? — Ястребу очень не хотелось браться за предложенную задачу. — Смоляр вроде бы сидит тихо, ни у кого давно уже не вызывает головной боли… Зачем будить спящую собаку?

— Ты успокойся, — посоветовал Младой. — Подумай о чем-нибудь приятном, а потом я тебя введу в курс дела со всеми подробностями. Выпьешь чего-нибудь?

Синильной кислоты с тоником, — ответил Ястреб, пытаясь прийти в себя. Но вместо этого принялся вспоминать все, что было известно о Смоляре.

3.

В «Прозрачном мире» Смоляр уже много лет был притчей во язы-цех. О нем знали, кажется, все — и никогда ничего не могли доказать. Ему приписывалась разработка и организация самых крупных преступных операций за последнюю четверть века, но ни по одному из дел не было найдено ни намека на соучастников и ни единого свидетеля. Сам Смоляр уверял, что все слухи о его участии распускаются завистниками.

Профессионалы были уверены в его виновности во многих и многих крутых делах хотя бы потому, что методом исключения были отсеяны все другие подозреваемые — им выполнение проектов такого масштаба было просто не по силам. Например, мгновенное — за неделю — разорение могучего «Треста-92», владевшего тремя четвертями добываемых в Галактике уранидов. Акции Треста обрушились после того, как все средства информации опубликовали сверх-достоверные сообщения о катастрофах с трагическим исходом на самых продуктивных разработках; скатившиеся ниже номинала ценные бумаги были мгновенно скуплены «Галактинвестом», о котором было известно, что принадлежит он Смоляру, хотя юридически это недоказуемо. Как только акции скупили, начали приходить опровержения: никаких катастроф не произошло, и якобы погибшие люди свидетельствовали о своем полном здравии. Произошедшее, впрочем, квалифицировали просто как злостное хулиганство, автор сообщения получил условный приговор и был с позором изгнан из журналистики, но не застрелился, как ожидали некоторые, а приобрел издательскую фирму и процвел. Да, все прочие авторитеты третьей власти (какой, рядом с властями государственной и общественной, издавна была власть теневая, правонарушительская) находились, по сравнению с супертяжеловесом Смоляром, в категории «пера».