Штурман дальнего плавания, стр. 49
Ходила на литературный вечер, посвященный памяти Маяковского. Прекрасно читали его стихи. Очень понравилось. Жаль, что он так рано умер. Не знаю, успеет ли мое письмо в Одессу, поэтому писать больше не буду. Пиши больше обо всем и о своей жизни. Я жду с нетерпением твоих писем. Желаю всего хорошего.
Женя».
В Одессе заканчивались черноморские рейсы. Здесь мы должны были грузиться на Плимут, а потом «Гдов» отправлялся в Мурманск. А мне так хотелось в Ленинград!
На юге уже чувствовалось приближение весны. Почки набухли, снег стаял, и шаги гулко, по-весеннему звенели на асфальтовых тротуарах. Воздух был чист и прозрачен. На Приморском бульваре начали появляться гуляющие. Дни стояли теплые, напоенные запахом зелени и моря.
«Гдов» вышел в рейс. Проходим Бискайский залив. Дует свежий попутный ветер. Небо безоблачное. Море — с белоголовой зеленой зыбью. Плимут уже недалеко.
Мы с Тубакиным обедали в столовой, только что сменившись с вахты. Неожиданно бешено застучал гребной вал в машине. Затем все стихло. Мы выскочили на палубу. «Гдов» медленно разворачивался бортом к зыби, потом остановился и беспомощно закачался на волне. Из машины, на ходу застегивая китель, выскочил старший механик и побежал на мостик. Наверное, случилось что-то серьезное. Вскоре раздался свисток с мостика, и Журенок пробежал мимо нас. Через несколько минут он появился снова и объявил:
— Всем собраться на передней палубе!
— А что случилось, Паша?
— Винт, кажется, соскочил с вала!
Все собрались на передней палубе. «Гдов» продолжал качаться на волнах. Его понемногу бортом дрейфовало по ветру.
К нам вышел Андрей Федорович. Лицо его было озабоченно.
— Я собрал вас для того, чтобы все знали, что случилось с судном и какое решение я принял, — сказал капитан. — По сообщению Ивана Павловича, мы потеряли винт. Причина пока неизвестна. Скорее всего, отдалась гайка крепления винта. Это мы выясним в порту. Теперь наша задача — найти выход из трудного положения.
— Надо запросить по радио, нет ли поблизости наших судов, которые могли бы взять нас на буксир, — предложил Чернышев.
— Уже известно, — хмуро ответил Андрей Федорович, — близко никого нет. Самые близкие — в пятистах милях от нас. А за это время, если переменится ветер, мы можем очутиться на берегу.
— Тут, по-моему, думать нечего. Нужно вызвать французский буксир, и пусть он отведет нас в ближайший порт, а там мы поставим запасной винт своими силами, — сказал Иван Павлович.
— Просто, конечно, но дорого. Знаете, сколько возьмут они, если узнают о нашем положении? Сотни тысяч. За спасение всего судна.
— Ну какое же здесь спасение? Простая буксировка… — возмутился стармех.
— Плохо вы знаете этих «спасателей».
Свежий ветер дул нам в спину, и мне стало холодно.
Я переменил место и машинально подумал, что «Гдов» до потери винта шел на фордевинд.
«А что, если… — мелькнуло у меня в голове, — что, если под парусами?.. Нет, это невозможно. Дико…» Но эта мысль не оставляла меня. «Поставить паруса и идти на фордевинд. Почему невозможно?» И я сказал:
— Андрей Федорович, а что, если под парусами… Ветер попутный…
— Ты скажи еще «на веслах»! — засмеялся Квашнин. — Совсем зарапортовался!
Но Андрей Федорович недовольно посмотрел на него:
— А я вот тоже решил идти под парусами. До Плимута восемьдесят миль. Если такой ветер продержится пятнадцать — двадцать часов, мы дойдем, а, судя по прогнозу, смены ветра не предполагается.
— Что вы, Андрей Федорович! На современном паровом судне какие паруса? — удивился стармех.
Он принял слова капитана в шутку. Но Андрей Федорович оставался серьезным и не думал шутить:
— Все, товарищи. Объявляю аврал. Паруса ставить! Пар держите на руль и динамо. Павел Васильевич, спустите стрелы. На каждую стрелу поставьте по трюмному брезенту. Закрепите как следует, заведите шкоты, и так попробуем идти. Хуже не будет. Как бы ни пошли, а все будем ближе к Плимуту и к нашим судам, идущим навстречу. Давайте всех наверх.
Через десять минут на палубе работали все: матросы, кочегары, машинисты. Разбились на две бригады. Одна на носовой палубе поднимала брезенты под руководством боцмана, а второй руководил плотник Куксас на кормовой палубе. Павел Васильевич опять объявил соревнование — кто скорее поставит «паруса». Все работали дружно и весело. Идея прийти в Плимут под парусами, своим ходом, без посторонней помощи понравилась всем.
Вот где пригодятся мои познания в парусном деле! Я работал на носовой палубе с Павлом Васильевичем и давал свои советы по заводке фалов и креплению парусов. Боцман прислушивался к ним и иногда делал так, как я говорил. То, что мой маленький опыт приносил пользу, наполняло меня гордостью и радостью, и я работал вдохновенно — забирался на мачту, продергивал фалы, закреплял брезент за нок стрелы. Я чувствовал необыкновенный подъем. У меня с капитаном были одинаковые мысли! Значит, я все-таки кое-что понимаю в морском деле.
Через час «паруса» на носовой мачте были поставлены.
— Готово! — крикнул Чернышев на мостик.
Брезенты, как заправские паруса, полоскали.
— Подберите шкоты! Разнесите паруса на оба борта! — скомандовал Андрей Федорович, нетерпеливо прохаживаясь по мостику в ожидании постановки «парусов». Мы выполнили приказание. Брезенты наполнились ветром, и «Гдов» пошел вперед, пеня носом воду.
— Настоящий клипер, — смеялись кочегары.
— А вот придем в Плимут, покажем вам клипер! Всю машинную команду рассчитаем. Будем теперь только под парусами ходить, — отвечали мы.
— Поднимите шар! Пусть уж все знают, что мы идем под парусами, хотя и имеем трубу, — распорядился капитан.
Чулков поднял на штаге черный шар. Это означало, что мы идем только под парусами, и все паровые суда должны уступать нам дорогу.
Вечером к «Гдову» подошел французский буксир-спасатель. Весь его экипаж высыпал на палубу и, показывая пальцами на наши самодельные паруса, что-то горячо обсуждал. Смуглый усатый капитан, стоя на крыле своего буксира, жестами объяснял Андрею Федоровичу, что готов взять его на буксир. Рябинин улыбался, отрицательно качал головой и показывал на «паруса». Француз, по-видимому, выругался. Он еще долго крутился около нас, надеясь, что изменится ветер и он поставит русскому судну свои условия. Но ветер не изменился. Расчет Андрея Федоровича был правильным.
Утром показались берега Англии, а еще через некоторое время Андрей Федорович, не сходивший с мостика почти сутки, закричал:
— Приготовиться к отдаче якоря! Шкоты трави!
Плимут был уже виден. Из порта навстречу нам шел заказанный капитаном буксир. Загрохотала якорная цепь, и «Гдов» остановился, хлопая своими брезентовыми «парусами».
На буксире оказались и корреспонденты. Они щелкали фотоаппаратами и восхищенно смотрели на «Гдов».
На следующий день капитану привезли кипу английских газет, в которых были помещены фотографии «Гдова» под парусами и заметки с заголовками: «Отличное знание морской практики!», «Находчивость и смелость советских моряков!», «Лесовоз «Гдов» пришел в Плимут под парусами!»
Глава десятая
Рейсы были тяжелые. Зима выдалась бурная, и Баренцево море давало нам «прикурить», как говорили моряки. «Гдов» делал рейсы между Англией и Мурманском. Он неделями кланялся на черных маслянистых волнах: ветер почему-то всегда был противный; тонны холодной соленой воды обрушивались на палубу, грозя смыть груз. Но мы не зевали. Павел Васильевич лично проверял крепления, возвращаясь с такой проверки мокрым с ног до головы.
Трудно приходилось кочегарам. Они выбивались из сил, шуруя в топках и поддерживая нужное давление пара, а хода не было. Частенько в вахтенном журнале появлялись такие записи: «За вахту прошли две мили», «За вахту прошли полторы мили». Это вместо восьми-девяти миль в час в хорошую погоду. Вообще «Гдов», несмотря на его прекрасные бытовые условия, ходок был неважный.