Ведьмак (большой сборник), стр. 453

«Это уж точно», — подумал Галахад.

— Владычица Озера?

— Меня зовут Цири. И не называй меня Владычицей Озера. У меня это вызывает неприятные ассоциации. Неприятные и скверные. Так меня называли в Стране… Как ты назвал ту страну?

— Faerie, или, как говорят друиды, Аннуин. А саксы — Эльфланд.

— Эльфланд? — Она накинула на плечи полученный от него клетчатый пиктовский плед. — Знаешь, я бывала там. Вошла в Башню Ласточки и — трам–тарарам — оказалась среди эльфов. А они именно так меня называли — Владычица Озера. Мне вначале даже нравилось. Льстило. Пока я не поняла, что в том краю, в той башне и над тем озером никакая я не Владычица, а обыкновенная пленница.

— Уж не там ли, — не выдержал Галахад, — ты испачкала одежду кровью?

Она долго молчала. Наконец ответила:

— Нет, — и ему показалось, что голос у нее слегка дрогнул, — не там. А у тебя острый глаз. Ну что ж, от правды не убежишь, голову в песок прятать нет резону. Да, Галахад. Последнее время я пачкалась частенько. Кровью врагов, которых убивала. И кровью близких, которых пыталась спасти… И которые умирали у меня на руках… Почему ты так на меня смотришь?

— Не знаю, кто ты — богиня или смертная… Но ведь ты обретаешься на грешной земле.

— Будь добр, ближе к делу.

— Я хотел бы, — у Галахада разгорелись глаза, — услышать твою историю. Не соблаговолишь ли ты, Владычица, поведать ее?

— Слишком долго рассказывать.

— У нас есть время.

— И не очень хорошо она заканчивается.

— Не верю.

— Почему?

— Ты пела, когда купалась в озере.

— А ты наблюдателен. — Цири повернулась к нему, стиснула губы, а ее лицо вдруг сморщилось и стало совсем некрасивым. — Да, ты наблюдателен. Но очень наивен.

— Поведай мне свою историю. Пожалуйста.

— Ну что ж, — вздохнула она. — Пусть так, коли хочешь… Расскажу.

Она уселась поудобнее. Он тоже. Лошади гуляли на опушке леса, пощипывали траву.

— С начала, — попросил Галахад. — С самого начала…

— Эта история, — заговорила она после недолгого молчания, плотнее кутаясь в плед, — все больше кажется мне историей без начала. И я вовсе не уверена в том, что она закончилась. Понимаешь, в ней жутко перемешались и переплелись прошлое с будущим. Некий эльф сказал мне, что она похожа на змея, который ухватился зубами за собственный хвост. Имя этого змея тебе полезно знать — Уроборос. А то, что он грызет собственный хвост, означает, что кольцо замкнулось. В каждом миге таится прошлое, настоящее и будущее. В каждом мгновении — вечность. Понимаешь?

— Нет.

— Не беда.

Глава 2

Ветерок тронул парящую как котел поверхность озера, погнал по ней клочья тумана. Ритмично скрипели и потрескивали уключины, выныривающие из вод лопасти весел рассыпали градины блестящих капель. Кондвирамурса опустила руку за борт. Лодка двигалась настолько медленно, что водная гладь почти не взбурлила и не вспенилась на ее ладони.

— Ах, ах, — сказала Кондвирамурса, стараясь придать голосу побольше сарказма. — Ах, какая скорость. Прямо–таки мчимся по волнам. И от скорости аж дух захватывает и голова кругом идет.

Лодочник — невысокий, коренастый и плотный мужчина — гневно и невнятно пробормотал что–то в ответ, даже не подняв головы, покрытой седоватыми, вьющимися будто каракуль волосами. Адептке уже вконец осточертело бурчание, покашливание и хрипы, которыми невежа гребец отделывался от ее вопросов с тех самых пор, как она села в лодку.

— Осторожней, — процедила она, с трудом сохраняя спокойствие. — От такой бурной гребли можно и заболеть.

На этот раз крепыш поднял загорелое, темное как дубленая кожа лицо, что–то пробурчал, прокашлялся, движением заросшего седой щетиной подбородка указал на укрепленную на борте деревянную моталку и скрывающуюся в воде леску, натянутую движением лодки. Видимо, считая объяснение вполне достаточным и исчерпывающим, он продолжил грести в прежнем темпе. Весла вверх. Пауза. Весла в воду до половины лопасти. Долгая пауза. Протяжка. Еще более долгая пауза.

— Ага, — медленно сказала Кондвирамурса, посматривая на небо. — Понимаю. Важна блесна, которая тянется за лодкой и должна двигаться с соответствующей скоростью и на соответствующей глубине. Главное — рыболовство. На остальное начхать.

Сказанное было настолько очевидным, что мужчина даже не потрудился фыркнуть или даже просто кашлянуть в ответ.

— Кому какое дело до того, — продолжала монолог Кондвирамурса, — что я провела в пути целую ночь? Что я голодна? Что ягодицы у меня болят, а между ними свербит от жесткой скамейки? Что мне хочется писать? Нет, главное — ловля рыбы на дорожку. К тому же ловля бессмысленная, ибо никто не клюнет на блесну, которую волокут серединой плеса, да еще и на двадцатисаженной глубине.

Гребец поднял голову, зловеще глянул на Кондвирамурсу и заворчал очень — ну очень даже — ворчливо. Кондвирамурса сверкнула зубами, довольная собой. Грубиян по–прежнему греб медленно. Он был взбешен.

Адептка раскинулась на кормовой скамейке и закинула ногу на ногу. Так, чтобы в разрезе платья было видно побольше.

Мужчина забурчал, крепче стиснул на веслах узловатые пальцы, делая вид, будто глядит только на леску. Темп гребли он, ясное дело, и не думал увеличивать. Адептка, осознавши тщетность своих манипуляций, вздохнула и занялась изучением неба.

Уключины поскрипывали, бриллиантовые капельки ссыпались с лопастей весел.

В быстро рассеивающемся тумане замаячил силуэт острова. И вздымающиеся над ним темные бочковатые очертания башни. Грубиян рыбак, хоть и сидел спиной вперед и не оглядывался, непостижимым образом почувствовал, что они уже почти на месте. Он не спеша сложил весла вдоль бортов, встал, принялся понемногу навивать леску на моталку. Кондвирамурса — все еще нога на ногу — посвистывала, глядя в небо.

Гребец смотал леску до конца, осмотрел блесну — большую латунную ложку, снабженную тройным крючком с хвостиком из красной шерсти.

— Надо же, — сладенько проворковала Кондвирамурса. — Ничего не клюнуло, ай–яй–яй, жалость какая. А интересно, почему бы такая непруха? Может, лодка шла слишком быстро?

Мужчина окинул ее взглядом, в котором при желании можно было прочесть уйму малоприятных слов, фраз и даже целых абзацев. Сел, прохрипел что–то, сплюнул за борт, ухватил весла узловатыми лапами, резко выгнул спину. Весла шлепнули, забились в уключинах, лодка помчалась по озеру стрелой, вода с шумом вспенилась у носа, воронками заклубилась за кормой. Отделявшее от острова расстояние в четверть полета стрелы они прошли быстрее, чем гребец успел дважды пробурчать нечто невразумительное. Лодка вылетела на прибрежную гальку с такой скоростью, что Кондвирамурса свалилась со скамейки.

Лодочник забурчал, захрипел, сплюнул. Адептка знала, что в переводе на язык цивилизованных людей это означает: «выматывайся из лодки, ведьма заумная». Знала она также, что нечего и думать, будто ее вынесут, а потому сняла туфельки, провокационно высоко задрала платье и вышла, проглотив проклятие в адрес ракушек, болезненно уколовших ступни.

— Благодарствую, — процедила она сквозь стиснутые зубы, — за прогулку.

Не дожидаясь ответного ворчания и не оглядываясь, Кондвирамурса, как была босиком, направилась к каменным ступеням. Все тяготы и мучения закончились и улетучились бесследно, уступив место возрастающему возбуждению. Наконец–то она на острове Inis Vitre [49], посреди озера Loc Blest [50]. В том, почти легендарном месте, которое довелось посетить лишь немногим избранным.