Левая рука тьмы, стр. 21

Следовательно: тут нет разделения человечества на слабую и сильную половину, на защитников и защищаемых, властвующих и подчиняющихся, владельцев и крепостных, активных и пассивных. Во всяком случае, всеобщий дуализм, который определяет человеческий образ мышления, на Зиме явно обнаруживает тенденцию к изменению или уменьшению.

Нижеследующее должно относиться к моим последним Указаниям. Когда вы встречаете геттенианина, вы не имеете права и не должны вести себя, как привыкли в обществе бисексуалов, когда вы определяете собеседника на роль мужчины или женщины и тем самым невольно заставляете его вести себя в соответствии с ролью, которой вы сами его наделили. Наши представления о взаимоотношениях в бисексуальном обществе здесь не действуют. Они не играют тут никакой роли. Тут не воспринимают друг друга в качестве мужчин или женщин. Нашему воображению почти невозможно представить такое. Какой первый вопрос мы задаем относительно новорожденного ребенка?

Тем не менее, не стоит, думая о геттенианах, использовать местоимение «это». Они не относятся к некоему среднему полу.

Так как в кархидском языке нет местоимения мужского рода, которое можно употреблять для особи, находящейся в сомере, я вынужден был употреблять местоимение «он» — по той же причине, по какой мы используем мужской род, говоря о вездесущем Боге: меньше определенности, меньше бесполости, когда упоминается женский род. Но очень часто эта путаница с местоимениями, с которой я в мыслях постоянно имел дело, неизменно заставляла меня забывать, что мой собеседник-кархидец — не мужчина, а муже-женщина.

Первый Мобиль, если он окажется здесь, должен быть предупрежден, что, если он страдает чрезмерной самоуверенностью, его гордость может претерпеть урон. Мужчины все время хотят подчеркивать свою мужественность, а женщины — очаровывать своей женственностью, пусть даже скрытым, косвенным образом. На Зиме такого поведения не существует. Любой ее обитатель пользуется уважением просто как человек. И воспринять это не просто.

Вернемся к моей теории. Оценивая мотивы такого эксперимента, если таковой имел место и пытаясь, быть может, оправдать наших предков из Хайна, которых можно обвинить в варварстве, в том, что они обращались с живыми существами, как с предметами, я позволил себе сделать несколько предложений о возможном дальнейшем плане их действий.

Цикл сомера-кеммера означает более низкую ступень развития, он возвращает нас к периодам течки, свойственным низшим млекопитающим, когда появление на свет человеческого существа становится делом механической привычки. Вполне возможно, что экспериментаторы хотели выяснить: смогут ли человеческие существа, лишенные постоянной сексуальной потребности, остаться достаточно разумными и способными создать свою культуру.

С другой стороны, если сексуальная потребность будет существовать лишь в ограниченные периоды времени, а все остальное время все будут «равны» как андрогины, это должно предотвратить отрицательные факторы взаимного сексуального тяготения. Хотя должно быть сексуальное раздражение (общество решительно выступает против него, но если круг социума достаточно велик, что одновременно в кеммере находится больше, чем одно лицо, можно достичь сексуального удовлетворения), но фактически оно не может принести вреда; как только кеммер подходит к концу, оно исчезает. Прекрасно, такой подход сберегает массу времени и не позволяет впадать в неистовство, но что же остается, когда приходит сомер? Какие страсти и эмоции нуждаются в сублимации? К чему может прийти общество евнухов? Но во время сомера они отнюдь не евнухи, скорее можно считать, что они находятся в доподростковом возрасте, когда все глубоко скрыто.

Еще одно предположение, касающееся гипотетической цели эксперимента: исключение из обихода войны. Считали ли наши предки из Хайна, что постоянная сексуальность, выливающаяся в социальную агрессию, которая из всех млекопитающих присуща только человеку, является действенной причиной войн? Или же, подобно Тумассу Сонгу Анготту считали, что в войне находят выражение подавляемые инстинкты мужественности, она представляет собой затянувшееся Насилие и поэтому в ходе эксперимента решили исключить такое понятие, как мужественность, которая ведет к насилию, и женственность, которая подвергается насилию? Бог знает. Факт, что геттениане, весьма ревностно следящие, например, за своим престижем и так далее, совершенно не агрессивны, во всяком случае, они не знают, что такое война. Случается, что происходят убийства одного или двух человек, редко гибнут десятки людей, но никогда — сотни и тысячи. В чем дело?

Возможно, тут нет ничего общего с их психологией андрогинов. Кроме того, их вообще незначительное количество. И существует такое понятие, как климат. Погода на Зиме настолько невыносима, она настолько близка к пределу выносливости даже для них с их привычкой приспосабливаться к холоду, что, возможно, весь их боевой дух служит борьбе с холодом. Маргиналы, представители расы, которая с трудом может выжить и сохраниться, редко бывают воинами. В конце концов, доминирующим фактором на Геттене является не секс или нечто другое, имеющее отношение к человеку, а их окружение, их холодный мир. Он — самый жестокий враг человека.

Я — женщина, родившаяся на мирном Чиффоре, не являюсь специалистом в вопросах насилия или природы войн. Кто-то другой должен серьезно задуматься над этой темой. Но я в самом деле не понимаю, что кто-то может искать победы в войне или славы, если он провел зиму на Зиме и воочию увидел, что такое Лед.

8. ДРУГОЙ ПУТЬ НА ОРГОРЕЙН

Лето я провел скорее как Исследователь, чем как Мобиль. Я бродил по земле Кархида от города к городу, от Домена к Домену, слушая и наблюдая, то есть занимаясь тем, что Мобиль не может делать на первых порах, когда его воспринимают как чудо или уродство, когда он все время на виду, готовый внимать и отвечать. Приходя к сельским Очагам, оказываясь в деревнях, я говорил моим хозяевам о себе; многие из них слышали обо мне что-то по радио и смутно представляли себе, кто я такой. Они были любопытны, кто больше, кто меньше. Кое-кто не скрывал страха передо мной, а некоторые были не в силах скрыть отвращения ксенофобии. Врагом в Кархиде считается не странник, не тот, кто пришел извне. Ваш враг — это ваш сосед. Незнакомый путник — это гость.

В течение месяца Куса я жил на восточном берегу у Очага клана Горинхеринг, в городке, напоминающем что-то среднее между крепостью и сельским поселением, возведенным на вершине холма, мимо которого плыли вечные туманы Океана Ходомин. Здесь обитало примерно пятьсот человек. Окажись я тут четыре тысячи лет назад, я бы нашел их предков, живущих точно на том же месте, в точно таких же домах. В течение этих четырех тысяч лет появились электрические машины, радио и двигатели внутреннего сгорания, разнообразные агрегаты, техника для обработки полей, и все остальное, словом, Машинный Век постепенно занял свое место — без индустриальных революций и вообще без революций. За тридцать столетий Зима достигла того, что Терра смогла обеспечить себе за тридцать десятилетий. Но Зима все же не платила за прогресс той цены, которую довелось уплатить Земле.

Зима — враждебная для человека планета, плата за ошибки тут сурова и неумолима: смерть от холода или гибель от голода. Ни отмены, ни отсрочек. Человек еще может верить в свою удачу, но только не общество, и неторопливые медленные изменения в культуре лишь чуть-чуть повышают эту возможность. Поэтому общество очень медленно продвигается вперед. Торопливый наблюдатель, оценив лишь один какой-нибудь период его истории, может сказать, что тут нет ни технологического прогресса, ни движения общества. Тем не менее, это не так. Сравните ураган и ледник. Оба они движутся к своей цели.

Я немало говорил и со стариками в Горинхеринге, и с детьми. Для меня это была первая возможность познакомиться с геттенианскими ребятишками, ибо в Эренранге они в основном проводят время в домах или в Школах. От четверти до трети взрослого населения занято выращиванием и образованием детей. Здесь же о них заботится клан как таковой; никто и в то же время все отвечают за них. Они носятся по туманным холмам и пляжам, предоставленные самим себе. Когда мне удавалось, отловив кого-нибудь из них, вступить с ним в достаточно долгий разговор, я убеждался, что дети тут застенчивые, гордые и очень искренние.