Журнал «Если», 2000 № 01, стр. 47

Альбейн улыбнулся и протянул руку. Это был щуплый невысокий человек с большой лысиной, которую, точно корона, окружала бахромка белых волос.

— Привет тебе, мой мальчик. Того, что ты ищешь, тут маловато. Как я могу тебе помочь?

— Я ищу мою жену. Ее зовут Андуина.

— Она была здесь, но боюсь, ее отсюда увели. Мне очень жаль.

— Увели? Кто?

— За ней пришли верные. Мы не успели ее спрятать.

— Телохранители Молека, — объяснил Мэдлин. — Они служат ему здесь, как служили там, пока были живы, ибо им обещано, что они вернутся во плоть.

— Куда они ее забрали?

Альбейн промолчал и только посмотрел на Мэдлина.

— Значит, она в Башне — крепости Молека. Туда тебе доступа нет, Кормак.

— А что меня остановит? — спросил принц, и в серых глазах вспыхнуло пламя.

— Ты поистине сын Утера, — заметил Мэдлин с печалью и гордостью.

Из мрака появилось несколько фигур.

— Сын Утера? — спросил Викторин. — А, это ты, Мэдлин?

— Так значит, война началась, — прошептал волшебник.

— Еще нет, колдун, но вот-вот начнется. Скажи, с тобой правда сын Утера?

— Да. Принц Кормак, это Викторин, лучший из полководцев Утера.

— Жаль, нельзя сказать, что мы встретились в добрый час, принц

Кормак. — Викторин снова обернулся к Мэдлину. — Альбейн поведал нам, что душу короля держат в Башне… что его пытают. Неужели это правда?

— Соболезную, Викторин. Я знаю, ты был его другом.

— Был? Смерть не властна над моей дружбой. Нас здесь тринадцать, и мы отыщем короля.

— По открытой равнине вокруг Башни, — сказал Мэдлин, — рыщут гигантские псы. Зубы у них, как кинжалы, шкуры крепче железа. Их не сразит никакой меч. За первой стеной обитают верные — их не меньше двухсот, и все при жизни были грозными воинами. За вторую стену я не заглядывал, но даже верные страшатся заходить туда.

— Там король, — сказал Викторин, упрямо сжав зубы.

— И Андуина, — добавил Кормак.

— Это безумие! Как вы приблизитесь к Башне? Или, по-вашему, тринадцать мечей проложат вам дорогу?

— Понятия не имею, Мэдлин. Я всего лишь простой воин. Но ты когда-то был самым великим мудрецом в мире.

— Я подумаю над этим.

— А враги у Молека есть? — спросил Кормак.

— Конечно. Однако они почти все — такое же воплощение зла, как и он.

— Величайший враг Молека здесь — Горойен, Царица-Ведьма, побежденная Утером. И ее сын-любовник Гильгамеш, сраженный Ку-лейном.

— Я должен встретиться с царицей. Как мне найти ее?

— Она уничтожит тебя, Кормак.

— Только если ненависть ко мне будет сильнее желания победить Молека.

— Зачем ты ей? У нее есть собственное войско и покорные звери-рабы, готовые выполнить любое приказание.

— Я предложу ей Башню… И душу Вотана.

— Но что ты знаешь о Горойен?

— Ничего. Только, что она, по словам Мэдлина, была врагом Утера.

— Она была бессмертной и сохраняла красоту вечной, принося в жертву тысячи молодых женщин, глядя, как их кровь струится по ее Магическому Камню. Она возвратила жизнь своему умершему сыну — и сделала его своим любовником. Его звали… и зовут — Гильгамеш, Владыка Немертвых. Вот с кем ты готов искать союза.

— Враги Молека — мои друзья, — упрямо сказал Кормак.

— Она тебя уничтожит. Если, конечно, сумеешь добраться до нее. Ведь для того тебе придется сойти с дороги и отправиться на поиски в Край Теней. Там обитают гнусные чудовища, и они будут подстерегать тебя на каждом шагу.

Викторин поднял руку, и все обернулись к нему.

— Я ценю твой совет, Альбейн, как и твои предостережения. Но принц и я сойдем с дороги, чтобы отыскать Царицу-Ведьму. — Он обернулся к Марку, своему помощнику. — Ты с нами?

— Мы умерли с тобой, почтеннейший, — ответил молодой человек.

— И не оставим тебя сейчас.

— Тогда решено. А ты, Мэдлин?

— Ведьма ненавидит меня больше, чем любого из вас, но, да — я пойду, что еще мне остается?

Альбейн встал и обвел грустным взглядом всех пятнадцать.

— Да сохранит вас Бог! Больше мне сказать нечего.

Кормак посмотрел на удаляющуюся фигуру монаха.

— Как он попал сюда, Мэдлин?

— Он последовал за истинным Богом, когда Римом правил ложный. Идем.

Глава 12

В четвертую неделю весны корабли с вражескими войсками подошли к берегам Британии с трех сторон. Одиннадцать тысяч человек высадились в Сегундунумне вблизи самой восточной из укрепленных башен, мало-помалу разрушающейся стены Адриана. Город был разграблен, сотни его жителей преданы мечу.

Вторая флотилия — под командованием Алариха, лучшего военачальника Вотана — высадила восемь тысяч человек у Андериды на южном берегу, где к ним присоединились две тысячи саксов, которых переманил на сторону Вотана ренегат Агвайн. Дороги и тропы на Лондиниум заполонили беженцы, а готы стремительно двигались по побережью на Новиамагус.

Третья флотилия добралась до Петварии, не встретив в устье Хамбера никаких помех. Двадцать две тысячи воинов вышли на берег, и оборонительный британский отряд из тысячи двухсот человек обратился в бегство.

Эборакум, до которого оттуда было меньше двадцати пяти миль, был охвачен паникой.

Геминий Катон, у которого не осталось выбора, собрал свои два легиона и с этими десятью тысячами выступил навстречу врагу. На легионы обрушились яростные бури. Многие легионеры клялись, что видели на фоне туч голову демона, озарявшуюся вспышками молний. К утру боевые силы Катона уменьшились на тысячу с лишним человек, тайком сбежавших из лагеря.

Едва рассвело, разведчики доложили ему о приближении противника, и он отвел оба легиона на вершину невысокого холма в полумиле к западу. Там были поспешно вырыты рвы, в них вбиты колья, а лошади центурионов и других военачальников отведены в ближайший лесок позади холма.

Грозовые тучи исчезли с той же быстротой, с какой прежде затянули небо, и готы появились в ярких солнечных лучах, которые ослепительно вспыхивали на наконечниках копий и поднятых боевых топорах. Катон ощутил, как страх начал овладевать легионерами при виде несметного вражеского войска.

— Клянусь всеми богами, ну и шайка! — вскричал Катон.

Послышались смешки, но напряжение не рассеялось. Молодой легионер уронил гладий и попятился.

— Подбери его, мальчик, — мягко сказал Катон. — Он ведь заржавеет, валяясь тут.

Юноша задрожал, готовый расплакаться.

— Я не хочу умирать, — пролепетал он.

Катон взглянул на готов, приготовившихся атаковать, подошел к юноше и подобрал его меч.

— Никто не хочет, — сказал военачальник, вкладывая рукоять в пальцы юнца.

С ревом, напомнившим о недавней буре, готы ринулись на легионы.

— Лучники! — загремел Катон. — Занять места!

Пятьсот лучников в легких кожаных туниках пробежали между щитоносцами и образовали ряд у вершины холма. Темное облако стрел обрушилось на нападающих. Готы были в крепких доспехах и потеряли немногих, но набегающие сзади спотыкались о трупы, и атака захлебнулась.

— Назад! Взять копья!

Лучники отступили за стену щитов, положили луки с колчанами и попарно взяли длинные копья, лежавшие позади тяжеловооруженных легионеров. Первый в каждой паре опустился на колено позади щитоносца и ухватил древко примерно в трех локтях от наконечника, а второй стиснул его у конца, и они застыли, ожидая команды Катона.

Готы уже почти приблизились к линии щитов, когда Катон взмахнул рукой.

— Бей!

Задние копейщики рванулись вперед, и спрятанные копья, направляемые коленопреклоненными передними, молниеносно выдвинулись между щитами, поражая первые ряды атакующих, разбивая щиты вдребезги, пронзая кольчуги. Незазубренные наконечники не застревали в теле — копья оттягивались назад, вновь и вновь находя свою цель.

Это была настоящая бойня, и готы обескураженно отступили.

Трижды они возобновляли атаку, но смертоносные копья вновь вынуждали их отступить. Склон перед стеной щитов был усеян телами врагов.