Журнал «Если», 1999 № 12, стр. 11

«Не просто может, — ехидно отозвалось что-то в голове. — Так оно и есть».

И поняв это, она услышала хохот — визгливый и очень похожий на истерический. Ветер вдруг успокоился настолько, что можно было расслышать, как Эндарт Граймз между вспышками смеха выкрикивает:

— Видишь, девчонка? Видишь? Я подарил вам Земные врата!

— Что подарил? — изумленно спросил Вик, пытаясь глядеть и на облако, и на задыхающегося инженера. — Что он несет?

— По-моему, это совершенно ясно, — ответила Джайя, не сводя глаз с гигантской черной тени, вздымающейся из водяных вихрей.

— И ведь меня никак нельзя было уличить! — хрипло вопил Граймз, прижав руки к животу и раскачиваясь, как от боли. — Я спрятал цилиндр в камеру глубокого сна до того, как ее размонтировали и погрузили. Откуда мне было знать, что ему для питания нужна земная атмосфера? Что эта штука — просто-напросто матрица? — Толстяк зашелся в раздирающем приступе хохота. — Подумать только! Если бы ты везла настоящий цилиндр, мы бы здесь не стояли, а, девчонка? — С ужасным сопением он поднял трясущуюся руку и показал на черную тень посреди океана. — Мы были бы частью…

Эндарт Пендере Граймз не закончил фразу. Выкатил глаза, медленно повалился на бок, дернулся и затих. Джайя поискала у него пульс — пульса и дыхания не было.

Место, куда они спустились, оказалось островом Акимиски, расположенным в заливе Джеймс. К северу залив расширяется, переходя в Гудзонов залив — часть океана посреди континента. В десяти километрах от берегов Акимиски «семя» рухнуло в воду и обрело миллионы тонн материи. Его рост начался с двух сотен тонн космического аппарата, а здесь оно начало вбирать в себя воду и газ с поверхности планеты. Вместе с воздухом и водой оно поглотило огромное количество птиц и рыб, нескольких тюленей и белух, белого медведя. Ему было безразлично, в какой среде оно окажется: в океане или пустыне, на вершине горы или в большом городе — ему просто нужна была материя. Как и сказал перед смертью Граймз, это была матрица, устройство, способное воссоздать себя в невероятно большом размере.

Что и произошло возле острова Акимиски.

Ровно через два часа тридцать минут после исчезновения грузовой части челнока процесс завершился, и над мелководьем залива Джеймс возвысилась гигантская колонна нового ВА. Буря кончилась, воздух и вода были тихи, так что спасательный вертолет спокойно подобрал четверых уцелевших людей.

Еще через два часа тридцать две минуты после начала процесса — как раз, когда вертолет взлетел с острова, — над чашей ВА поднялся шар мерцающего света. Не было волны жара, не послышалось ни малейшего шума, воздух оставался спокойным.

Еще через тридцать часов три минуты с юга прилетел ширококрылый флайер и, не качнувшись, скрылся в световом шаре. Примерно через десятую долю секунды реального времени этот аппарат возник над ВА номер 6093 и почти сразу сел на спешно подготовленную посадочную полосу. Шестьсот световых лет он преодолел за время, меньшее, чем нужно для глубокого вздоха.

Из самолета вышли два пассажира — молодая женщина и пожилой мужчина. Женщина держалась позади; мужчина нерешительно двинулся к небольшой группе встречающих — там были и люди, и твилианцы. На полпути его встретил один из ожидавших, человек. Рукопожатие; они стояли и смотрели друг на друга. Улыбнулись.

— Добро пожаловать домой, Питер, — тихо сказала Женевьева Хейган.

Конни Уиллис

ПРОКЛЯТИЕ КОРОЛЕЙ

Это было Проклятие. Оно лежало на всех нас, хотя мы об этом ничего не знали. Лако топтался рядом с моей клеткой и вслух читал надпись на печати гробницы, не зная, кому адресовано предупреждение. Санд, который стоял на черном горном хребте и смотрел, как горят трупы, тоже не ведал, что уже стал жертвой Проклятия.

О Проклятии знала принцесса, десять тысяч лет назад повернувшая голову к стене гробницы последним, полным отчаяния движением. И Эвелин, заживо сжираемая Проклятием, тоже знала. Она пыталась сказать мне об этом в последнюю ночь в Колхиде, когда мы дожидались прибытия корабля. Тогда электричество снова отключилось. Лако зажег керосиновую лампу и придвинул ее к переводчику, чтобы я мог видеть кнопки управления. Голос Эвелин было так трудно уловить, что приходилось все время регулировать переводчик. Лампа освещала только небольшое пространство рядом со мной. Лако, наклонившийся над гамаком, оставался в полной темноте.

Бейя, которая прислуживала Эвелин, сидела рядом с лампой, уставившись на красноватое пламя. Рот у нее был приоткрыт, черные зубы поблескивали. Мне казалось, что бейя вот-вот сунет руку в огонь, но она сидела тихо. Пыльный воздух был совершенно неподвижен; даже пламя лампы не колебалось.

— Эви, — Сказал Лако, — у нас совсем нет времени. Воины Санда доберутся сюда еще до рассвета и не оставят в живых никого.

Эвелин что-то произнесла, но переводчик ничего не сумел уловить.

— Поднеси микрофон поближе, — сказал я. — Не могу отрегулировать.

— Эви, — повторил Лако. — Нужно, чтобы ты рассказала, что случилось. Ты можешь сделать это для нас, Эви? Скажи нам, что произошло.

Она попробовала еще раз. Я увеличил мощность, до предела. Теперь переводчик различил звук, но посчитал его помехами. Эвелин закашлялась, и этот ужасный резкий звук переводчик передал как стон. Я взмолился:

— Бога ради, подключи ее к аппарату искусственного дыхания.

— Не могу. Блок питания сел.

«Тогда надо подключить другой, — подумал я, — а ты уже использовал все удлинители». Но вслух этого не произнес. Потому что, если он подключит ее к аппарату, придется вырубить холодильник.

— Тогда дай ей воды.

Он взял бутылку из-под колы с ящика рядом с гамаком, опустил в нее трубочку, нагнулся в темноте и приподнял голову Эвелин, чтобы она могла попить. Я выключил переводчик. Было тяжко слышать, как она пытается что-то произнести. Ну а следить за тем, как она пробует пить, было и вовсе невыносимо.

Казалось, прошел целый час. Наконец Лако поставил бутылку из-под колы на ящик и заговорил:

— Эвелин, мы хотим услышать, что случилось. Ты была в гробнице?

Я снова включил переводчик и поднес палец к кнопке записи. Пока что не было смысла записывать мучительные звуки.

— Проклятие, — вдруг ясно произнесла Эвелин, и я нажал кнопку.

— Не открывай… Не открывай! — Замолчала, пытаясь подавить кашель. — Кагодень?

«Какой сегодня день?» — послышалось из переводчика.

Она снова попыталась справиться с кашлем. Лако взял бутылку, вытащил трубочку и отдал бутылку бейе.

— Сходи за водой.

Маленькая бейя встала, не отрывая взгляда черных глаз от пламени, и взяла бутылку.

— Быстро, — приказал Лако.

— Быстро, — сказала Эвелин. — Раньше бейи.

— Вы вскрыли гробницу, когда бейя пошла к Санду?

— Не открывай ее. Прости. Не знала.

— Не знала чего, Эвелин?

Бейя все еще не тронулась с места — глядела, как завороженная, на пламя лампы; рот ее был приоткрыт, виднелись блестящие черные зубы. Я посмотрел на толстую пластиковую бутылку, которую она держала в грязных ручках. Трубочка была вся изжевана — ее изуродовала Эвелин, когда пила воду..

— Быстро, — произнесла Эвелин в гипнотической тишине, и маленькая бейя посмотрела на гамак, словно только что очнулась, затем выбежала из комнаты с бутылкой из-под колы в руке. — Быстро. Какой сегодня день? Должны спасти сокровище. Он убьет ее.

— Кто, Эвелин? Кто убьет? Кого убьет?

— Мы не должны были входить внутрь, — проговорила она и вздохнула со звуком, похожим на скрип песка под ногой. — Берегись. Проклятие королей.

— Эвелин повторяет то, что написано на дверной печати, — сказал