Блуд на крови. Книга вторая, стр. 41

— Обязательно! Мой папаша не даст мне соврать.

Эффенбах помолчал, постучал карандашом о письменный прибор и заявил:

— Нет, Архипов, в твою деревню я не поеду. Про монеты ты убедительно говоришь, и я тебе верю. Ведь остальных грехов вполне хватит, чтобы отправить тебя на каторгу. И очень надолго. Расскажи, как совершали убийство.

СОБЛАЗН

Устало выдохнув, явно без удовольствия, Архипов стал вспоминать:

— Вечером 20 января Варвара Михайловна были дома. Она еще позвала меня: «Иди, Ванюша, чайком брюхо погреем!». Когда мы пропустили по паре стаканов китайского, хозяйка вдруг и говорит: «Что-то у меня последнее время на душе как-то тошно! То покойные родители снятся, то будто лечу я куда-то в большую черную пропасть. Прямо замучилась! И молюсь — не помогает. Ну да ладно! Выйди на улицу, посмотри за порядком. Слышь, вроде, как бы кто вскрикнул?

— Не слыхал, да пойду пройдусь…» Спустился я во двор и сразу вижу: Юргин идет!

На сердце так и екнуло. Говорю: «Ко мне не ходи!» — «Это почему такие строгости?» — «Хозяйка дома». — «Вот и хорошо. Я ведь пришел ее убивать. Хватит шутки шутить!».

Чувствую: хватил мужик винца! И уж очень он куражный. Эх-ма, плохо это, но продолжаю линию свою гнуть: «Очухайся! Ты убьешь, да убежишь, а меня в тюрьму замкнут».

Юргин твердо на своем стоит: «Нет уж, дудки! Я решился и от своего не отступлю. Надо лишь все сделать умственно. Помнишь, в канун Нового года старуху на Пятницкой в мешке задушенную нашли? Моя работа! Чисто дело обтяпал, комар носа не подточит. Так и сегодня совершим мозговито. Богатеями станем. Капитал одним махом приобретем. Соглашайся!» «Нет, я не согласен!» — говорю. А Юргин прижал меня грудью к дереву и в лицо дышит: «Так я тебя, гнида, изничтожу! Лупешки твои выколю…» — и двумя пальцами мне в глаза лезет.

Испугался я уже не за старуху — за себя. Отвечаю: «Черт с тобой, обормотом! Связал нас нечистый, надо развязываться!»

Про себя думаю: «Ну, Иван, попал ты в переплет! Что делать, надо выкручиваться. Юргин тупой, а я выдумаю такое, что полиция мою задачку сроду не решит». Так и поступил.

ЖЕЛЕЗНЫЕ ОБЪЯТИЯ

Иван был наделен крестьянской сметливостью, а хитрость его и изворотливость были просто исключительные. К тому же, людей вводила в заблуждение его простецкая наружность.

Вот и теперь, сообщив Юргину план убийства, он держал про себя вариант разрушения намеченного. Сообщники тихо поднялись в квартиру. Кухня, где помещался Иван, была небольшой — чуть больше 10 квадратных аршин. По своему тайному плану, Иван должен был крикнуть хозяйке, что уходит и за ним требуется запереть дверь на лестницу.

Варвара Михайловна, раскрыв свою дверь, должна была бы заметить Юргина и, в силу своей пугливости, тут же вновь закрыться изнутри.

К сожалению, все вышло иначе.

Иван громко крикнул:

— Варвара Михайловна, я ухожу. Закройте… Хозяйка повернула ключ в замке, раскрыла свою дверь… и не увидала Юргина, сидевшего на

кровати Ивана. Она вышла в кухню. Убийца моментально вскочил, длинной шершавой ладонью зажал жертве рот и нос, а другой рукой намертво притянул к себе. Юргин душил старую женщину, а та встретилась с глазами Ивана, и взгляд ее был столь жалостлив, что тот не выдержал, разрыдался.

Прошло минут десять. Тело Карепиной стало обмякать и опускаться на пол. Не отнимая рук, Юргин наклонялся вслед за своей жертвой. Еще несколько подушив ее в лежащем положении, он прерывающимся шепотом произнес:

— Дай-ка, Ванька, вон то полотенце! Для верности пасть старухе завяжу. Но вроде бы уже готова, сердце не стучит. Порядок! — Он сдернул с себя кожаные сапоги с галошами («чтоб не стучали!»), обшарил платье убитой, нашел ключи от письменного стола.

На цыпочках прошел через темные комнаты в освещенный кабинет, плотно задвинул занавески. Затем стал открывать ящики стола, рыться в бумагах и старых письмах (среди которых были и послания Ф. М. Достоевского).

— Вот деньги! — радостно прошептал убийца и выгреб ассигнацию! — А вот и двое часов — золотые, а эти аж с каменьями! Не зря руки марал о «мокрухой». Ну, черт, тут целая пачка ценных бумаг. Вот мне счастье привалило. — И подумал: «Хорошо, что Ванька от своей доли отказался».

Он все жадно запихал в карманы портков, засунул за пазуху и начал заметать следы.

— Ванька, помогай! — схватив убитую за руки, Юргин протащил ее через все комнаты, положил возле письменного стола и зачем-то аккуратно поправил задравшуюся юбку. Иван стоял рядом, молча смотрел на происходящее и по его физиономии текли слезы: ему до смерти было жаль хозяйку.

— Ванька, не распускай нюни! На, возьми денег…

— Я тебе сказал: не надо… Я все равно наложу на себя руки.

Юргин промолчал, а сам тайно вздохнул: «Не плохо было бы! Все подумали бы на тебя, деревенщина хренова!». Вслух же он сказал:

— Я ухожу! А ты ночью подожги керосин… Чем черт не шутит, повезет, так не только старухина комната — весь дом с жильцами сгорит! Все концы сразу в воду. Еще керосином облей — вот бидон…

Оглядываясь, Юргин вышел из дома. Путь его был недолгий — в соседний притон к веселым девицам.

Потрясенный Иван остался наедине с покойницей. Он сидел в своей комнатушке, зубы у него стучали словно в лихорадке, он зябко кутался в свою шинель.

Ближе к утру он вошел в комнату убитой, чиркнул спичкой и поджег керосин, разлитый на столе. Бидон, что стоял на кухне и в котором было не менее пяти литров, не тронул. «Хозяйку не пожалел, так жильцов и дом спасу». — подумалось Ивану. Вспыхнул вялый огонь. Потом горящая капля упала на пол. Пламя заплясало вокруг трупа.

С трудом дыша, Иван, чтобы запутать следы; закрыл кабинет изнутри. Сам же, раскрыв окно, вылез наружу. Под окном тянулся широкий карниз. Иван встал на него и прикрыл окно, затем спрыгнул вниз и, как ни в чем не бывало, отправился к своей тайной симпатии Марии Костиной, чтобы сказать: «Пожар!»

ЭПИЛОГ

В марте 1893 года Московский окружной суд приговорил Федора Юргина к каторжным работам без срока, 20 лет каторги получил Иван Архипов. В мае 1901-го Юргина застрелил конвоир — при попытке к бегству. Архипову повезло больше: его взяли работать уборщиком в контору. Верный любви к книгам, он сумел организовать небольшую библиотечку, которой пользовались не только каторжане, но и начальники с семейными.

В конце концов Архипов женился на ссыльной, у которой кончился срок. В 1913 году, полностью отбыв наказание, Архипов уехал со своей супругой в ее деревеньку — это где-то в Вологодской губернии. В момент отъезда с каторжного острова у этой пары было четверо детей, которых Иван нежно любил.

Девица Крюгер получила за помощь полиции денежную премию и вскоре стала платным и удачным осведомителем. Зато карьере Саши Бекмана пришел конец. В разгар его тайной сыскной работы он попался на торговле фальшивыми бриллиантами. По иронии судьбы, его разоблачил сын того, кто выводил Сашу «в люди», — Гусаков-младший.

Эффенбах, вспоминая, как Иван Архипов едва не провел полицию, с восхищением повторял:

— Эх, не прост наш человек, особенно если он жулик!

ГРОБ РАЗВЕРСТЫЙ

Когда эта история стала достоянием гласности, она потрясла людей. Как писали газетные хроникеры, «невозможно поверить, что подобная дикость могла случиться в конце просвещенного XIXвека в самом Петербурге и на глазах всевозможных властей».

ПОРЫВ СТРАСТЕЙ

Богатый московский купец Игнатий Александрович Чугреев был человеком вдовым, положительным и немолодым — ему уже стукнуло 43. Свахи чередой ходили вокруг купца, предлагая невест самых завидных — юных, красивых, из хороших семейств.

Вдовца беспокоила его могучая мужская сила, но дав зарок пять лет не жениться, он уже четыре года продолжал одинокое существование. И в то же время, блюдя нравственную чистоту, брезгал легкомысленными знакомствами с разного рода игривыми гризетками.