Блуд на крови. Книга первая, стр. 59
Дом купцов Чесноковых старинный, еще при Екатерине Великой построен. Родоначальник всего дела — Петр Фокич, лес поставлял, на том состояние и нажил. За усердие из рук Павла медаль получил. Его внуку Даниле Евграфовичу капитал достался солидный, но он его как-то не приумножил, а даже кое-что растерял. Продал за бесценок лесопильню в Архангельске, неудачно взял несколько подрядов.
После его внезапной кончины от апоплексического удара в голову, дела и вовсе покатились с горы. Вдова его Фекла Егоровна и при муже любила приобщиться сладенького винца, за что была бита мужем неоднократно, теперь, оставшись без узды, закрутила напропалую.
Валентина правду говорила Николаю, что мать хочет ее выдать замуж. Но она умолчала о выборе, который сделала Фекла Егоровна, а Валентина с великой радостью план ее одобрила.
Теперь они начали совместными усилиями приводить его в действие.
— Ах, коли бы удалось! — мечтательно заводила глазки мать.
— Было бы неплохо! — соглашалась дочь. — Только уж очень юн, отец ни в жисть не согласится.
— Как раз наоборот! — живо возражала мать. — Захочет наш капитал к своему приобщить.
— А когда узнает, что полон ларец векселей неоплаченных, еще от покойного Данилы Евграфовича оставшихся? Что даже этот дом заложен?
— А куды он денется, когда вы венчанные будете? Поорет, покричит, ну стукнет разок-другой — не рассыплешься, да успокоится. Евонный Колька — парень нехарактерный. Старику не два века жить, сама будешь всем богачеством управлять.
Внизу загремел колоколец. Хозяйки бросились встречать:
— Бесценные гости, милости просим!
О СИЛЕ ЖЕНСКИХ ЧАР
Стол накрыли в гостиной, двери куда обычно оставались запертыми. Постлали розовую, всю в цветах пышных, скатерть. Приборы, само собой, серебряные — это добро пудами в каждом уважающем себя купеческом доме в сундуках хранится. Сервиз новомодный фабрики Гарднера: каемочки изумрудные и завиточки замысловатые. Угощение хоть и обычное, но в больших количествах и от души: балык, семга, икра белужья и кетовая — зернышко к зернышку, соленые снеточки, грибки маринованные, колбасы ливерная, печеночная и языковая, пирог во весь стол — с яблоками. А еще к чаю поставят другой — с вареньем брусничным.
Графинчики разные, пузатые: запотелые — с водочками, гранями переливающие — с домашними настойками. А еще бутылки покупные, с винами и ликерами.
За столом народу набилось человек двадцать — бедные родственники, знакомцы по купеческой линии, прислуга.
Кашиных посадили на самое почетное место — по правую руку от хозяек. Выпили за великий праздник, помянули преждевременно почившего хозяина (Фекла Егоровна при этом слезу слегка подпустила — приличия ради), за благополучие дома Чесноковых.
Больше всех за столом говорил дворник Василий Ладугин, нарядившийся в новую плисовую рубаху, перетянутую серебристым пояском. Он прочитал все книги про приключения разбойника Чуркина и мнил себя заядлым оратором и знатоком человеческих сердец. Достав загодя исписанную бумажку, он, явно по желанию хозяйки, начал говорить, то и дело справляясь с написанным:
— Народная мудрость, того, гласит: все тайное, значит, с течением времени делается явным. И вот, наша молодежь порой такое подтверждает. Влечение обоюдных сердец, того, рушит, значит, всякие преграды. Хозяйство, как конь, без твердой мужской руки непременно произойдет в упадок. И потому как, вопреки младому возрасту,
Николай Иванович купец, значит, очинно справный и мы надеемся, что Валентина Даниловна, при всей своей красоте и обширному достатку, значит, соответствует. Подымем, как говорится, бокалы!
Николай сидел словно рак красный, у Анны Петровны на лице было изображено крайнее недоумение:
— Ты, любезный, не туда загнул! Что у нас, помолвка, что ли? Николай еще в возраст не вошел, ему семнадцать только в декабре будет. Да и такие дела не нам решать, а Ивану Ивановичу. Жениться — не лапоть надеть!
В разговор поспешила вмешаться хозяйка, притворно заворчала:
— Да вы его не слухайте, плетет с нетрезвых глаз, пустяки… Придет время, полюбятся молодые, тогда и будем в уме содержать. А выпьем за красоту и ум Николая Ивановича, чтоб был он утешением родительским.
Все с аппетитом выпили.
Валентина была как никогда хороша. Новое шелковое платье с большим вырезом на груди весьма ее красило. Николай, сидевший рядом с девицей, то и дело невольно заглядывался на соблазнительные округлости. Про себя он решил: «Обязательно женюсь на Валентине. Замечательной красоты девушка».
— Марья! — командовала хозяйка, — укрась стол ухою. Да чтоб с пылу, с жару была. Суп из раков поспел? Тащи сюда. И расстегаи, расстегаи! Такие гости к нам пожаловали, замечательные просто. Только жаль, что Иван Иванович отсутствуют. Человек ума государственного! И сыночек весь в него пошел.
Тем временем Марья втащила на серебряном подносе гуся.
Николай, почувствовавший себя вполне взрослым, вежливо похвалил:
— Хороший гусь, жирный!
Валентина, отличавшаяся бойкостью характера, тут же отозвалась:
— Гусь знаменитый, кушайте, Анна Петровна и Николай Иванович, себе на здоровье. Восемь рублей в лавке Неплюева отдали.
— Неплюев с православного шкуру сдерет — не поморщится, — заметил дворник Василий.
Фекла Егоровна повернула красное лицо к Анне Петровне:
— А помнишь, у твоего Ивана Ивановича приказчиком работал Женька Орлов — плюгавый, в очках ходил. Так он на чужой свадьбе от жадности гусем объелся, не откачали, Богу душу отдал.
— А у нас сегодня под окнами кто-то караул кричал! — Валентина посмотрела на Николая. — Я ужас как перепугалась.
Дворник Василий, заметно осоловевший, роняя вилку на пол, встал со своего места, откашлялся:
— Дорогие гости! Дозвольте совместно выпить за дорогих купцов Кашиных. Они сделали всем уважение, стало быть, пришли. Мы должны за это политику соблюсти.
Присутствовавшие не очень стройно, зато от души крикнули:
— Ура!
…Праздник выдался замечательным. Даже Анна Петровна осталась довольна. Хозяйка, подливая ей «на посошок» лассабонского, философски заметила:
— В сем мире мы, Аннушка, имеем только радости, как нашу грешную плоть потешить. Об том даже в книгах умных упомянуто! И в народе говорят: «У бабы нет тягла, погуляла да спать легла!»
Валентина, улучив мгновенье, быстро шепнула Николаю:
— Завтра в семь приходите на угол Кронверкского и Съезжей…
— Буду… — трепеща от волнения, произнес тот.
НА ПУХОВОМ ОДЕЯЛЕ
На другой день, набриолиненный, с тщательным боковым пробором, Николай появился в указанном месте. Валентина не замедлила явиться.
— Куда пойдем? — спросил юноша. — Не приведи Господи, коли моей матушке скажут, что нас видели.
Она взяла его за руку:
— Не бойся, я все загодя обдумала. У нашего дворника Василия есть дальний родственник Мазилов. Он тоже дворник, служит у тайного советника Зорина.
— А, это вон в том, трехэтажном доме! — обрадовался Николай.
— Правильно! Он нас в гости пригласил. Пойдем скорее.
Молодые люди пересекли улицу, вошли за красивую металлическую ограду. Валентина повела Николая за угол. Поднявшись на три ступеньки, она распахнула дверь. Гости оказались в довольно просторной и чистой комнате. Здесь стояли большой буфет, стол, три простых стула. В углу, под нишей, голубым пуховым одеялом была накрыта широкая постель.
Дворник Мазилов оказался молодым мужиком в поддевке и в почти новых сапогах с ранжевыми отворотами, с плутоватым лицом и жестко торчащими в стороны усами. Он весело улыбнулся:
— Милости прошу к моему шалашу!
— Нет ли у тебя, Авдей, пива? — спросила Валентина. — Что-то жажда беспокоит.
— В один секунд сбегаю, не извольте, барышня, беспокоиться.
Николай торопливо полез в сюртучный карман, достал одну бумажку, чуть подумал, добавил еще, приказал: