Блуд на крови. Книга первая, стр. 18

Гостя усадили за стол. Его тут же окружили девицы. Одна гладила ему щеку, другая поцеловала в макушку, третья подливала вина.

Но фон Зон вдруг проявил потрясающее постоянство. Он обвел взором помещение и твердо сказал:

— Кыш, гетеры! Я люблю лишь Алену. Где она?

— Братец не может доверить вам ее невинность.

— Что такое? Где Максим?

Явился Максим, прогнал девиц, сел рядом с гостем и строго сказал:

— Моя сестра Елена — девственница. Но если вы готовы возместить нравственный ущерб…совсем задаром… пятьдесят рублей.

— Готов!

— Вы у нее первый. Поздравляю! Давайте отметим событие, — и Максим протянул ему металлическую рюмку с вином.

Фон Зон пригубил едва напиток, как с отвращением поставил рюмку на стол:

— Что здесь за дрянь? Вы, любезный, желаете меня отравить? Да за такие проделки — Сибирь… Я ухожу от вас. Вы — обманщик.

Фон Зон едва приподнялся из-за стола, как его облепили девицы, стали щекотать, дергать, тормошить.

Но он вырвался из их объятий, нашел в передней пальто и, не поддаваясь на уговоры Максима, вышел из дома. Кругом царил ночной мрак. Извозчика нигде не было видно. Да и что ему делать в каком-то глухом месте? Фон Зон пригляделся к табличке одного из домов, разобрал, чиркнул спичкой: «Спасский пер., Адмиралтейской части».

— Эк меня занесло! — проговорил он вслух и направился в сторону набережной Фонтанки, вышел на Сенную площадь. Вдруг его осенила мысль: «На месте ли портмоне?» Он стал шарить по карманам — портмоне нигде не было. «Вот жулье! У меня там тысячи полторы, не меньше!

Следует вернуться? Нет, лучше поеду домой. Вон, кстати, извозчик!»

Фон Зон не успел окликнуть его, как на площадь выскочил человек, в котором он тотчас узнал Максима Иванова, замахавшего руками:

— Николай Христианович, вы забыли портмоне! Алена хочет вам вернуть его лично. Вы ушли, а она все время плачет… Вернемся лишь на минутку, а потом проводим вас.

Фон Зону стало стыдно за свои плохие мысли об этих людях. Он с чувством пожал руку Максиму и сказал:

— Согласен! Пошли к Алене.

Когда они подходили к дому, им навстречу поспешил молодой человек, с которым фон Зон познакомился в доме Максима и который запомнился ему своим спокойным приятным лицом. Александр Иванов, как он представился, взволнованно, произнес:

— Николай Христианович, вот ваш портмоне… Уходите, уже поздний час.

Фон Зон возразил:

— Благодарю, но я очень желаю видеть Алену.

Максим озлобленно ответил Александру:

— Не лезь не в свое дело! Пошли к Алене…

Фон Зон шагнул на лестницу, ведшую в полуподвальное помещение. Ему оставалось жить всего несколько минут.

ЭПИЛОГ

На следующее утро госпожа фон Зон, урожденная Зурова, заявила в полицию, что ее муж не ночевал дома: такого прежде никогда не случалось.

Блуд на крови. Книга первая - pic6.png

Начались розыски. Но они ничего не дали. Отставной надворный советник как в воду канул. Лишь спустя полтора месяца, 20 декабря в сыскную полицию Петербурга пришел 20-летний ремесленник Александр Иванов. Он заявил:

— В ночь на 8 ноября в моем присутствии был убит господин по фамилии фон Зон. Это в доме Тура по Спасскому переулку, в квартире моего однофамильца — мещанина Максима Иванова. Последний уже полгода содержал что-то вроде притона. С этой целью у него на квартире постоянно жили девицы Елена Дмитриева, Дарья Турбина и Александра Авдеева. Иванов давно задумал травить клиентов, приходивших к этим барышням. Он произвел опыты на кошках и собаках, подсыпал им в пищу раствор ляписа и синеродистого калия. Первым человеком, которого Иванов с Еленой Дмитриевой отравили, был фон Зон.

— Расскажите, как это случилось?

— Все было просто. Максим Иванов насыпал яд в рюмку с вином, а Елена уговорила фон Зона отраву выпить. Но яд слабо подействовал, фон Зон упал на диван и стал громко кричать: «Отравили, меня отравили!» Тогда все барышни навалились на него и силком вылили в разжатый стамеской рот фон Зона еще полстакана отравленного вина.

Но фон Зон, думаю, был очень крепким человеком. Он снова вырвался. Девицы повисли у него на руках и ногах, повалили на пол. Фон Зон стал звать на помощь. Девица Авдеева бросилась к пианино и, чтобы заглушить крики, стала кулаком колотить по клавишам — играть она не умела. Тем временем Максим с девицами ремнем задушили жертву.

Убитого барышни сразу раздели и с нашей помощью засунули в сундук. Утром вместе с Ивановым я отвез труп на станцию и отправил багажом в Москву. Мне Иванов угрожал расправой, я действовал под страхом. Но муки совести заставили меня прийти к вам.

…В тот же день все преступники были арестованы. Во время следствия Максим Иванов в тюремной камере удавился на простыне. Елена была сослана в каторжные работы на 12 лет, ее подруги на 10 лет каждая. Александр Иванов был приговорен к 4 годам работы в рудниках.

Модест Корф, узнав о печальной кончине бывшего своего сотрудника, горько вздохнул:

— Беспутная жизнь всегда кончается плохо! Следует думать не о барышнях (барон выразился крепче), а о службе!

СМЕРТЬ РОСТОВЩИКА

ВЛАДИМИРУ БРЮХОВЕЦКОМУ

История эта может исторгнуть слезу. Для нее более всего подходит меткое выражение «Бес попутал…»

ЗАГАДКА ВСКРЫТОГО СЕЙФА

30 мая 1879 года Гродненскую улицу Петербурга огласил истошный крик:

— Караул! Мертвое тело!…

Орал маляр, красивший стену на третьем этаже дома под № 14.

На место происшествия, покинув свою будку, прибыл городовой. Он отправил на попутном извозчике в полицейскую часть владельца дома Хребтуновича — с устным донесением, дворника поставил возле парадного с приказом: «Никого не впускать и не выпускать!»

Сам полицейский развалился в кресле, которое вынесли ему жильцы первого этажа. Рядом собрались зеваки. Строили различные предположения, гадали: «Кого убили? Кто убил?»

Проживавший в доме счетовод Кислянский объяснял полицейскому:

— Надворный советник Власов имеет жительство в той квартире. Женщина? С длинными волосами, говорите? Ясно: это его кухарка, Семенидова. У них амурное дело, весь квартал знает. И то сказать: человек Власов зажиточный, одинокий, еще не очень старый. Под венец с ней не пойдешь — хоть и молода, да не ровня ему. В разговор вмешалась госпожа Кислянская:

— Дело ясное, как Божий день: Власов страстный ревнивец, сколько раз он устраивал Семенидовой сцены! Вгорячах, поди, прирезал. А сам сбежал. Я его, почитай, дней пять не вижу! Он мне на прошлой неделе говорил, что снял дачу. Там небось и прячется.

— Возможно, — сказал ее муж. — Всякое случается! Только Семенидовой там нет.

— Почему? — быстро повернулся к нему полицейский.

— Да потому, что она ушла на богомолье в Сергиев Посад. Сама говорила мне, что собирается туда к Троицыну дню.

И добавил:

— А вообще-то Власов человек смутный. Из толпы послышались голоса:

— Власов, конечно, смутный. Он могит пырнуть.

Надворного советника не любили за то, что он был зажиточным и давал деньги в рост. За то, что не курил, и не пил, и компаний с соседями не водил, держался особняком.

В этот момент, подняв столбом пыль, у дома остановились две пролетки. На место происшествия прибыли полицейский пристав в чине майора, стряпчий — еще совсем молодой человек, недавно окончивший юридический факультет и месяца полтора назад занявший вакантную должность.

Его предшественник, возвращаясь из гостей через Неву, провалился под лед. Теперь стряпчий получил первое серьезное дело и весьма жаждал отличиться. Также прибыли врач с помощником и полицейский чиновник.

— Кто желает в понятые? — пристав строгим взглядом обвел толпу. Заметив, что чета Кислян-ских отодвигается назад, не имея большой охоты идти в понятые, пристав пригласил именно их: