Страхи мудреца. Книга 1, стр. 107

Трепе внезапно ухватил меня за плечо.

— Едва не забыл! В одном из своих писем Алверон упоминает, что молодые люди у него при дворе много играют в карты. Он считает эту привычку пагубной, так что смотри, держись от карт подальше. И не забывай: небольшая оттепель чревата большим наводнением, так что медленно меняющейся погоды берегись вдвойне!

Я увидел, как кто-то мчится по пристани в нашу сторону. Это был тот самый остролицый человек, что недавно прошел мимо нас с Элодином, когда мы сидели на Каменном мосту. Под мышкой у него был замотанный в тряпицу сверток.

— А вон, похоже, и их пропавший матрос, — поспешно сказал я. — Пойду-ка я на корабль!

Я торопливо обнялся с Трепе и устремился прочь, пока он снова не начал давать мне советы.

Но не успел я повернуться, как он поймал меня за рукав.

— Будь осторожен в дороге! — сказал он с тревогой на лице. — Не забывай, мудрый человек боится трех вещей: бури на море, ночи безлунной и гнева благородного человека!

Матрос миновал нас и взбежал на трап, не обращая внимания на то, как раскачиваются и подпрыгивают доски у него под ногами. Я ободряюще улыбнулся Трепе и взбежал на корабль следом за матросом. Двое жилистых мужиков подняли трап, и я помахал Трепе на прощанье.

Капитан принялся выкрикивать приказы, матросы засуетились, корабль пришел в движение. Я стоял и смотрел вниз по течению, в сторону Тарбеана, в сторону моря.

ГЛАВА 52

КОРОТКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Маршрут мой был прост. Вниз по реке до Тарбеана, через Бурунный пролив, вдоль побережья до Джанпуя, а оттуда — вверх по реке Арранд. Более длинный путь, чем посуху, но в конечном счете более быстрый. Даже если бы я оплатил почтовых лошадей и менял их при любой возможности, все равно на то, чтобы попасть в Северен, ушло бы не меньше трех оборотов. К тому же большая часть этого пути пролегала через южный Атур и Малые королевства. Только священники да глупцы могут рассчитывать, что пути в этой части мира будут безопасны.

Путь по воде был на несколько сотен километров длиннее, однако корабли в море не петляют вместе с дорогой. И, хотя добрый конь скачет быстрее, чем плывет корабль, на коне не будешь скакать день и ночь напролет, придется останавливаться, чтобы отдохнуть. Путь по воде должен был занять дней десять-двенадцать, в зависимости от погоды.

К тому же мне было любопытно побывать на море. Мне до сих пор доводилось плавать только по реке. Единственное, чего я опасался, — это соскучиться в обществе ветра, волн и матросов.

* * *

Во время путешествия возникло несколько непредвиденных осложнений.

Во-первых, нам пришлось иметь дело с бурей, пиратами, предательством и кораблекрушением, хотя и не в таком порядке. Само собой разумеется, что я совершил несколько подвигов, наворотил несколько глупостей и не раз проявил находчивость и отвагу.

За время путешествия меня успели ограбить, я едва не утонул и оказался без гроша на улицах Джанпуя. Чтобы выжить, я клянчил сухие корки, украл чьи-то башмаки и читал стихи наизусть. Последнее лучше всего дает понять, в каком отчаянном положении я находился.

Однако, поскольку все эти события имеют мало отношения к сути моей истории, мне придется обойти их молчанием и вернуться к более важным вещам. Буду краток: на то, чтобы добраться до Северена, мне потребовалось шестнадцать дней. Несколько больше, чем я рассчитывал, но скучать по пути мне не пришлось.

ГЛАВА 53

КРУТЬ

Я, хромая, вошел в ворота Северена, оборванный, безденежный и голодный. Голод мне хорошо знаком. Я знаю, сколь бесчисленные обличья он принимает в твоем пустом брюхе. Тот голод не был особо ужасен. Накануне я съел пару яблок и немного свиной солонины, так что этот голод был просто мучителен. Это не был кошмарный голод, от которого подкашиваются ноги и мутится в голове. До такого голода мне оставалось еще часов восемь.

За последние два оборота все, чем я владел, было потеряно, уничтожено, украдено либо брошено. За исключением лютни. Великолепный футляр, подарок Денны, за время путешествия окупился десятикратно. Мало того, что один раз он спас мне жизнь, он сберег мою лютню, рекомендательное письмо Трепе и бесценный рисунок Нины с изображением чандриан.

Возможно, вы обратили внимание, что я не включил в список своего имущества одежду. Тому есть две серьезные причины. Во-первых, называть те замызганные тряпки, что были на мне, одеждой означало бы грубо погрешить против истины. А во-вторых, я их украл, так что нельзя сказать, чтобы они были мои.

Сильнее всего меня расстраивало то, что я лишился плаща Фелы. Пришлось порвать его на повязки в Джанпуе. Не менее неприятен был тот факт, что столь дорого доставшийся мне грэм теперь покоился где-то в холодных темных водах Сентийского моря.

* * *

Город Северен делил на две неравные части высокий белый утес. Большая часть городской жизни проистекала в более обширной части города, у подножия утеса, остроумно названного Крутью.

А на вершине Крути находилась вторая часть города, поменьше. Она состояла в основном из усадеб и дворцов, принадлежащих аристократам и богатым купцам. Кроме них, там гнездилось множество портных, лакеев, театров и борделей, необходимых для того, чтобы обеспечивать нужды сильных мира сего.

Могучий белокаменный утес выглядел так, словно его нарочно вознесли к небу, чтобы обеспечить знать лучшим видом на город и окрестности. К северо-востоку и к югу утес сходил на нет, теряя высоту и величие, но в том месте, где он рассекал собой Северен, он был метров семидесяти высотой и крутой, как садовая стена.

В центре города от Крути мысом отходил широкий выступ. И на этом-то выступе и высился дворец маэра Алверона. Его бледные каменные стены были хорошо видны из любой точки раскинувшегося внизу города. Эффект был устрашающий: казалось, будто родовое поместье маэра пялится на тебя в упор.

Видеть это, не имея ни гроша в кармане, ни приличной одежды на плечах, было довольно жутко. Я-то планировал отправиться с письмом Трепе прямиком к маэру, невзирая на свой жалкий вид, но, взглянув на эти стены, сообразил, что меня, пожалуй, и на порог-то не пустят. Я выглядел как нищий оборванец.

Возможностей у меня было немного, и выбирать было особо не из чего. Не считая Амброза, живущего в нескольких километрах к югу, в баронстве своего отца, я не знал ни единой души во всем Винтасе.

Мне уже доводилось и попрошайничать, и воровать, но когда ничего другого не оставалось. Это опасные занятия, и только круглый дурак попытается заниматься этим в незнакомом городе, а уж тем более в совершенно чужой стране. Тут, в Винтасе, я даже не знал, какие именно законы я нарушу.

А потому я стиснул зубы и прибег к единственному оставшемуся у меня выходу. Я бродил босиком по булыжным мостовым Северена-Нижнего, пока не нашел на одной из улиц почище ломбард.

Я почти час простоял на улице напротив него, глядя на прохожих и пытаясь придумать другой выход. Но другого выхода просто не было. Так что я вытащил из потайного отделения в футляре письмо Трепе и рисунок Нины, перешел через улицу и заложил лютню вместе с футляром за восемь серебряных ноблей под запись на один оборот.

Если вам всю жизнь жилось легко и вы никогда не обращались в ломбард, мне придется объяснить вам, что это значит. Эта запись — своего рода расписка, и с ней я мог выкупить свою лютню обратно за те же деньги, при условии, что сделаю это не позже, чем через одиннадцать дней. На двенадцатый день она становилась собственностью ломбардщика, который наверняка не станет зевать и перепродаст ее вдесятеро дороже.

Выйдя на улицу, я взвесил на руке монеты. Они казались тонкими и невесомыми по сравнению с сильдийскими деньгами или тяжелыми пенни Содружества, к которым я привык. Тем не менее деньги есть деньги, где бы ты ни очутился. На семь ноблей я купил себе приличный костюм, достойный аристократа, и пару мягких кожаных башмаков. Остальное ушло на стрижку, бритье, баню и первый плотный обед за три дня. После этого у меня снова не осталось денег, зато я почувствовал себя куда увереннее, чем прежде.