Знамя химеры, стр. 59
Когда знаешь, кто твой враг, — тебе известно, что он может, а чего нет. Ты можешь предугадать его действия, опередить намеренья и, в конце концов, вырвать победу. А когда ты сражаешься с тенью, все твои удары уходят в воздух.
Вопросы, вопросы, а ответов все нет и нет. Убив герцога Уриэля, я сам оборвал единственную ниточку, ведущую к разгадке. Теперь остались только туманные намеки дракона о некоем маге. Гоблин тоже говорил о маге. Слишком странно все это: один маг вертит всем миром, включая драконов, — так, как ему вздумается.
Я нервно хихикнул.
Все это слишком напоминает детскую сказку: злой властелин мечтает покорить мир, а силы света в лице какого-нибудь доброго и благородного — а как же иначе! — рыцаря ему мешают.
К несчастью, в жизни все не так, как в сказке. Да и не тяну я на светлого рыцаря: у меня даже знамена черного цвета, и кто вспомнит, что черный цвет — это цвет верности, а вовсе не зла?
Очень сильный маг — так сказал дракон. Слишком просто, чтобы быть правдой. Да будь тот маг хоть в десять раз сильнее магистра Тиллита — ему бы не удалось провернуть столь грандиозную игру в одиночку!
— А с чего ты решил, что он был один?
Догадка была неприятной и предвещающей еще большие неприятности. Хотя все самое плохое, что могло, — уже случилось.
Или не все?
Глава 8
По занесенному снегом лесу, опустив голову к самой земле и старательно принюхиваясь, неспешной трусцой бежал серый зверь. Мощное телосложение, крупная широколобая голова, толстый хвост. Это был один из самых опасных хищников восточных земель — королевский волк, в два раза превосходящий по размерам своих обычных серых собратьев.
Внезапно он остановился, поднял голову и жадно потянул носом воздух: пахло чем-то знакомым и опасным. Двуногие! Нет. Двуногий. Один! Мозг волка лихорадочно заработал. Что одинокий двуногий забыл в его лесу? Волк не раз сталкивался с представителями этого племени, но чаще всего они приходили огромными шумными стаями верхом на лошадях. Только глупые звери становились тогда у них на пути, делаясь добычей длинных и острых стрел.
Встречались, правда, и одиночки… Противно заныла старая рана: тот охотник все же успел ударить железным зубом, прежде чем волчьи клыки разорвали ему горло.
Этот двуногий тоже был один. В любое другое время волк, пожалуй, не стал бы на него нападать — двуногие были сильными противниками, — но в глубине леса, в уютном логове выводок волчат теребил пустые сосцы голодной волчицы. Волчице нужна еда, иначе ей не выкормить малышей. Оскалив клыки, он стал медленно подкрадываться к человеку.
Двуногий вел себя на редкость странно. Усевшись на поваленное дерево, он задумчиво водил концом длинного резного посоха по снегу, чертя замысловатые знаки. Перед ним лежал еще один двуногий. Мертвый. Волк брезгливо фыркнул, уловив запах гниющего тела. Неужели он собрался это есть? Бесшумно скользя меж стволов, серый хищник подходил все ближе и ближе, Однако с каждым шагом тревога волка нарастала: от двуногого разило смертью. И вот когда до вожделенной добычи оставался один бросок, человек повернулся в его сторону и усмехнулся. Приготовившегося к прыжку волка окатило волной страха, — он понял, что странный двуногий в это мгновение решает: жить ему или умереть. Казалось бы, вот она, цель, один прыжок — и его зубы вонзятся в незащищенное горло глупого двуногого, но звериное чутье подсказывало: нет, не успею!
Эта добыча ему не по зубам. Сейчас он не охотник, а дичь. Страх смерти ушел, осталось лишь глухое чувство отчаянья — не за себя, а за те пушистые слепые комочки, безнадежно пытающиеся отыскать молоко в сосцах голодной матери.
Долгие мгновения человек и волк смотрели друг другу в глаза. Наконец матерый зверь не выдержал. Поджав хвост и заскулив, словно провинившийся щенок, он попятился, стелясь брюхом у самой земли, почти зарываясь в снег. Человек усмехнулся и вновь повернулся спиной к зверю.
Поняв, что буря миновала, волк перестал пятиться и стремглав кинулся в лес. Он не помнил, как долго он бежал, петляя между деревьями. Наконец, когда звериное сердце перестало тревожно сжиматься, остановился, переводя дыхание. Чуткий нос уловил новый, куда менее опасный запах, глаза сразу же нашли следы. Всего пару минут назад тут пробежало стадо диких оленей. По следам было видно, что одно из животных сильно хромает — легкая добыча. Волк оскалился и устремился по следу, забыв про неудачу со своей первой жертвой.
Встреча с хищником слегка позабавила мага. Он нарочно провоцировал зверя на атаку, однако тот оказался значительно умнее и предпочел отступить. Маг не стал его убивать. Зачем? Дикий зверь следует своей природе — его не за что ненавидеть.
Шум битвы раздавался все ближе и ближе, войска империи с остервенением рвались вперед, спеша уничтожить последних из магов Жизни.
— Нас теснят, мастер. Еще полчаса — и от Бездушных останутся только воспоминания. — С первого взгляда высокого светловолосого воина можно было принять за обычного человека-наемника, если бы не его глаза: лишенные зрачков, холодные и безжизненные, они казались кусками льда.
— Нам нужен как минимум час, — устало проговорил маг, в его сгорбленной фигуре, укутанной в потрепанный плащ, было трудно узнать некогда великого магистра ордена Жизни. Как иллюзорно было их могущество…
Труден путь мага Жизни. Ох, как труден! Если боевых магов в империи насчитывалось около пары сотен, то магов Жизни было немногим больше десятка. Ими всегда восхищались: их силой и хладнокровием, их жесткостью на грани с жестокостью, — и как же яростно их ненавидели! О них вспоминали только тогда, когда другого выхода просто не было: слишком тягостна плата, единая для всех. Они приходили и спасали. В лицо их благодарили и славили, а в спину шептали проклятья.
— Мы сделаем все, что в наших силах, мастер.
— Сделайте больше! Все оставшиеся — на прорыв из долины!
— Будет исполнено. — Бездушный не испытывал эмоций. Приказ отдан — приказ будет выполнен. Сомнения, страх смерти — все это осталось где-то там, в далеком прошлом, как и сама жизнь. Развернувшись, он неспешно направился к замершим отрядам, готовым к своей последней битве.
— Время уходит, мальчик. — Голос великого магистра был сух и холоден, в эти мгновения он и сам походил на Бездушного. — Вот тут книги, сохрани их любой ценой. В них наше прошлое и ваше будущее. Я не знаю, что ждет вас там, но эти знания помогут вам выжить.
— Я сохраню их… — Голос юноши дрожал, выдавая страх перед неизвестностью. — А как же вы?
— Нам уже не успеть, мальчик, — покачал головой старый маг. — ОН дал нам возможность спасти хотя бы вас, но цена… Цена будет тяжела.
— Должен быть другой путь, учитель!
— Другого пути нет…
Ворон, спланировавший на навершие резного посоха, застал задумавшегося мага врасплох. Пощекотав пальцем грудь птицы, он привычным движением заставил ее замереть и, словно статуя, замер сам.
— А он оказался крепче, чем я думал, — пробормотал маг спустя пару минут, разрывая незримую нить, связавшую его с птицей.
Ворон рухнул вниз, не издав ни звука, и черным пятном застыл на белом покрывале снега. Птица была мертва, она не могла перенести вторжения чужого разума. Странно, он нередко убивал сам или заставлял делать это других, но, только обрекая на смерть очередного пернатого шпиона или гонца, испытывал легкие уколы совести, нет-нет да и пробивающие грубую броню равнодушия.
Кто им дал право нас судить? Мы не отнимаем жизнь просто так, со скуки или от безделья.
— Спущенных цепей оказалось мало, — усмехнулся маг мертвецу. — Жаль. Принц мне нравился. Я начинаю жалеть, что сделал ставку на него, а не на вас, герцог. Вы неплохо служили мне при жизни, — теперь время исполнить последнее поручение.