Журнал «Если», 1998 № 03, стр. 26
— Брось оружие, — сказал я. — Слово Ильмара — не трону!
Я бы его и впрямь пощадил. Только стражник не поверил. Пятился, а потом бросился бежать, на ходу что-то из кармана доставая. Мне померещилось, что это ручной пулевик.
Ножи метать я умею. Самое воровское оружие, что уж тут говорить. К этому кинжалу я еще не привык да и не пробовал его метать. Но баланс был правильный, кровь кипела в горячке драки, и я решился.
Кинжал вошел ему под лопатку, и стражник кулем рухнул.
Я подошел к стражнику. Тот отчаянным усилием перевернулся на бок, скривился в злой ухмылке и поднял руку с короткой трубочкой.
Нет, это был не пулевик. Ракета сигнальная. С самозапалом. Стражник последним усилием сжал трубку, и в небо с воем взмыла огненная стрела. Над городом расцвела алая звезда. Ракета визжала еще секунд пять, потом разорвалась красивым карнавальным дождем.
— Конец тебе, душегуб, — прошептал стражник. — Линкор завтра в гавань входит… десант весь остров прочешет.
— Не ври перед смертью, — сказал я, чувствуя противный холодок по хребту. — Ради двух каторжников десант…
Стражник дернулся предсмертно и закрыл глаза.
Вот тебе и восьмой из дюжины, Ильмар. Видишь, как Искупитель с небес грустно смотрит? Скоро он вздохнет да и отвернется…
— Если Серые Жилеты за остров возьмутся, тут мышиной норы неучтенной не останется, — сказал Марк. Я повернулся:
— Чего ты натворил, парень, — спросил я, — коли высокородные по твоему следу отборные войска пустили?
— Вор я, Ильмар Скользкий. Но то, что я украл, дорогого стоит.
И на этот раз я ему поверил. Перевернул мертвое тело, выдернул из его спины нож, отер о мундир, протянул мальчишке.
— Возьми. Я палаш прихвачу.
— Разделиться нам надо, — сказал Марк. — Если Серые Жилеты меня схватят, то за тобой гоняться не станут.
Секунду я размышлял, нет ли в его словах чего дельного. Потом покачал головой. Меня все равно в покое не оставят.
— Вместе уйдем, — сказал я. — Обшарь карманы у того стражника.
Марк вместо этого прикоснулся к мертвому телу и проговорил:
— Беру его смерть на себя, Искупитель.
Я раскрыл было рот, но промолчал. Поздно уже. Чего теперь. Имел Марк такое право, как-никак мы вместе сражались.
А мне все же полегче. Семь — не восемь. Чувствовал я, что придется пролить еще немало крови.
Глава четвертая,
в которой я решаю, какая смерть веселее, но ни одна из них мне не нравится.
Я снял со стражника плотную зеленую куртку, надел вместо своей. В карманах ничего стоящего не оказалось. У второго Марк нашел три маленькие медные монетки и еще одну сигнальную ракету.
— Пошли, — велел я парню.
Тот вопросительно смотрел на меня. Я вздохнул.
— Нет, не в горы. К порту идем. Вдруг повезет!
Мы уже почти до порта добрались, когда с окраины с визгом взмыли сигнальные ракеты. Три красных, желтая, а потом еще красная.
— Армейским кодом сигналят, — шепнул я мальчишке. — «Дозор потерян, враг не обнаружен».
Марк промолчал.
— Постой здесь, — велел я. — Если услышишь шум… ну, шум — ничего. А вот если после шума минут десять пройдет, а меня не будет — уходи. Куда хочешь уходи, Сестра тебе в помощь. Я немного стерплю, потом все выложу, уж не серчай.
Место было удобное, за толстыми колоннами, поддерживающими полукруглый балкон, в полной тьме.
Я собирался присмотреть корабль, что готовится в море выйти. Вся надежда у нас была — укрыться в трюме да выйти в море. Тогда, может, и столкуемся с капитаном. Была у меня еще на материке заначка, на черный день берег, но куда уж чернее!
Вот только все мои надежды рухнули, когда я выбрался к набережной и посмотрел на порт. Сердце в пятки рухнуло, и пот прошиб.
Весь порт был яркими огнями опоясан. Прямо на земле расставили карбидные фонари, у каждого солдат сидел, да еще несколько патрулей прохаживалось. И корабли в гавани стояли, вытравив канаты на всю длину, и тоже в огнях, как на именинах главы Дома.
— Сестра-Покровительница… — прошептал я. — За что же так? А? разве я последний гад на земле? Разве заветов не чту?
Молчала Сестра, и ночной ее лик тучами был скрыт.
В порт не пробиться, а завтра придет к острову линкор… тут-то потеха и начнется. Выйдут на берег высокородные, в своих жилетах цвета серого металла, что и пулей-то не пробить. Выгонят всех жителей из домов, с собаками прочешут остров…
Тихонько застонав, я двинулся обратно.
Марк ждал меня под балконом.
— Плохо дело, — честно сказал я. — Порт оцеплен, не пройти. Стражи — как блох на псе. Да и псов хватает…
— Много солдат в порту?
— Прорва.
— А город плотно оцеплен?
— От души.
— Тогда прямая дорога — в форт!
Я заглянул мальчику в глаза. Глаза были злые и упрямые.
— Что ж, ты прав. Другого пути нет.
Может, когда раньше и был форт неприступной крепостью. Сам Наполеон острова осаждал, и кипела здесь настоящая схватка. Теперь он служил каменной казармой для трех сотен стражников, которые сейчас по городу бегают.
На дороге, что вела к утесам, пост, конечно, стоял. Трое солдат-новобранцев сидели в кругу света фонаря да в карты играли.
Обошли мы их легко, по крутому, заросшему колючей жимолостью склону. Вышли снова на дорогу — мощенную камнем, широкую.
Сумерки начали рассеиваться. Еще часок нам обеспечен — хорошо, что небо тучами затянуто. А дальше — все, конец.
— Планёрная площадка за стенами, — шепнул я Марку. — Может, жратвы удастся раздобыть…
Марк меня и не слушал. Смотрел на развилку — одна дорога к стенам форта вела, к единственным воротам, другая к ровной площадке на утесе, где планёры садились.
— Давай попробуем, Ильмар, — сказал он вполголоса. — Клянусь, я сумею планёр поднять.
— А посадить сумеешь?
— Должен.
Спрятаться в форте — безумие, но безумие Скользкого Ильмара, а вот поверить, что он планёр поднимет — я столько не выпью.
Но почему бы не поискать укрытие на планёрной площадке?
— Идем.
Дальше постов совсем не было.
А в общем-то, чего планёры охранять? Кому они подвластны кроме летунов высокородных?
Площадка была велика, занимала почти столько же места, сколько и сам форт. Камень стесали ровнее, чем площадь перед графским дворцом. Идешь, как по льду. Только подошвы не скользят, камень ровный, но шершавый. На краю площадки, ближе к форту, высилось несколько строений, мы обошли их стороной.
А планёры и впрямь стояли. Два поменьше, брезентом укрытые, один большой, незачехленный. Марк сразу потянул меня к нему.
Планёр казался птицей. Огромной птицей, расправившей крылья да и замершей устало, не решившись взлететь. Казалось, исполинское тело вот-вот дрогнет, повернет к нам острый клюв и разразится насмешливым клекотом. Я даже не заметил, что шепчу молитву Искупителю, во всех грехах каюсь.
Лишь рядом с планёром я чуть успокоился. Живого в нем было не больше, чем в телеге. Крылья оказались из дерева, из тонких, решеткой переплетенных планок, обтянутых плотной, глянцевой — будто лаком покрытой — материей. Все разукрашено большими яркими аквилами и иными эмблемами. Впереди — маленькая застекленная кабина. Высокий раздвоенный хвост — тоже из дерева и ткани; все это подрагивало на ветру и тонко, жалобно стонало. Под кабиной была закреплена длинная труба, охваченная серыми металлическими обручами. Планёр держали крепкие веревки, иначе он укатил бы в пропасть.
Мальчишка уже лез в кабину. Я заглянул туда — два хлипких деревянных креслица; перед передним — рычаги, педали, тяги на тросах. На доске — несколько циферблатов — механические часы, вроде бы барометр, компас да еще что-то. Стрелки и цифры на приборах были покрыты фосфором и светились. Все остеклено, только потолок — из туго натянутой ткани, но тоже с окошечком в деревянной раме.
Марк уселся в кресло, потом достал из Холода зажигалку.
— Подсвети, Ильмар. Только осторожно, планёр горит, как спичка.