Запертая комната, стр. 27

В полиции личное и частное мнение о следственных делах обсуждается только между близкими друзьями.

Мартин Бек и Рённ никогда не были ни друзьями, ни недругами.

Рённ примолк, неприятно озадаченный вопросом Мартина Бека. Наконец он заговорил:

— По-моему, в квартире был револьвер, когда туда вломились полицейские.

Почему именно револьвер? Очень просто: гильзу не нашли. Стало быть, Рённ все же кое-что соображает. В самом деле, на полу — скажем, под трупом — лежал револьвер. Потом кто-то его забрал.

— Но ведь тогда выходит, кто-то из полицейских врет?

Рённ уныло мотнул головой.

— Угу… То есть я сказал бы по-другому: просто они дали маху, а потом решили покрывать друг друга. Допустим, Свярд покончил с собой и револьвер лежал под трупом. Тогда ни полицейские, ни Гюставссон, которого они вызвали, не могли видеть его, пока тело оставалось на месте. А когда труп увезли, у них, вернее всего, опять же руки не дошли пол проверить.

— Ты знаешь Альдора Гюставссона?

— Знаю.

Рённ поежился, но Мартин Бек воздержался от неприятных вопросов. Вместо этого он сказал:

— Еще одно важное дело, Эйнар.

— Какое?

— Ты разговаривал с Кристианссоном и Квастму? Когда я вышел на работу в понедельник, только один из них был на месте, а теперь ни одного застать не могу — первый в отпуску, у второго выходной.

— Ну как же, я обоих вызывал сюда.

— И что они показали?

— То же самое, что написали в донесении, ясное дело. Что с той минуты, когда они взломали дверь, и пока не ушли, в квартире побывало только пятеро.

— То есть они сами, Гюставссон и двое, которые увезли тело?

— Точно так.

— Ты, конечно, спросил, смотрели ли они под трупом?

— Угу. Квастму сказал, что смотрел. А Кристианссона вывернуло наизнанку, и он предпочел держаться подальше.

Мартин Бек продолжал нажимать.

— И по-твоему, Квастму соврал?

Рённ почему-то замялся.

«Сказал ведь „а“, — подумал Мартин Бек, — так не тяни, говори „б“!»

Рённ потрогал пластырь на лбу.

— Недаром мне говорили, что не дай Бог попасть к тебе на допрос.

— А что?

— Да ничего, только похоже, что верно говорили.

— Извини, но, может быть, ты все-таки ответишь на мой вопрос?

— Я не специалист по свидетельской психологии, — сказал Рённ. — Но мне показалось, что Квастму говорил правду.

— У тебя концы с концами не сходятся, — холодно заметил Мартин Бек. — С одной стороны, ты допускаешь, что в комнате был револьвер, с другой стороны, считаешь, что полицейские говорили правду.

— А если другого объяснения нет, тогда что?

— Ладно, Эйнар, я ведь тоже верю Квастму.

— Но ты же с ним не разговаривал, сам сказал, — удивился Рённ.

— Ничего подобного я не говорил. Я беседовал с Квастму во вторник. Но у меня — в отличие от тебя — не было случая расспросить его по-человечески, в спокойной обстановке.

Рённ надулся.

— Нет, с тобой и вправду тяжело.

Он выдвинул ящик стола и достал блокнот. Полистал его, вырвал листок и протянул Мартину Беку.

— Вот еще данные — может, тебе пригодится, — сказал он. — Ведь Свярд совсем недавно переехал сюда, на Кунгсхольмен. Я выяснил, где он жил прежде. Но тут дело ушло от меня, на том все и кончилось. Держи адрес, прошу.

Мартин Бек поглядел на листок. Фамилия, номер дома, название улицы — Тюлегатан. Он сложил листок и сунул его в карман.

— Спасибо, Эйнар.

Рённ промолчал.

— Пока.

Рённ едва кивнул.

Их отношения никогда не отличались сердечностью, а сегодня, похоже, между ними пробежала еще одна черная кошка.

Мартин Бек покинул кабинет Рённа и вышел из здания уголовного розыска. Быстро шагая по Кунгсхольмсгатан, он дошел до Королевского моста, пересек пролив, по Кунгсгатан вышел на Свеавеген и повернул на север.

Улучшить отношения с Рённом было бы совсем нетрудно: сказать ему доброе слово, похвалить.

Тем более что основания для этого были. С самого начала расследование смерти Свярда велось кое-как, и лишь после того, как дело поручили Рённу, установился надлежащий порядок.

Рённ тотчас уразумел, что под трупом мог лежать револьвер — обстоятельство крайне существенное. Точно ли Квастму осмотрел пол после того, как увезли тело? Строго говоря, если он этого не сделал, какой с него спрос? Рядовой полицейский, а тут появляется Гюставссон, он старше чином, он криминалист, так что его категорические выводы в большой мере снимали ответственность с полицейских.

А если Квастму не осмотрел пол, это в корне меняет всю картину. После того как тело увезли, полицейские опечатали квартиру и уехали. Но что означало в данном случае «опечатать квартиру»?

Ведь для того, чтобы проникнуть внутрь, пришлось снять дверь с петель, причем еще до этого над ней крепко поработали. В итоге опечатывание свелось к тому, что полицейские протянули веревочку от косяка до косяка и повесили стандартную бумажку, возвещающую, что вход воспрещен согласно такому-то параграфу. Пустая формальность, при желании кто угодно в любой день мог без труда проникнуть внутрь. И унести что-нибудь, например, огнестрельное оружие.

Но тут возникают два вопроса. Во-первых, получается, что Квастму намеренно солгал, и притом так искусно, что убедил не только Рённа, но и самого Мартина Бека. А ведь Рённ и Мартин Бек стреляные воробьи, им не так-то просто заморочить голову.

Во-вторых, если Свярд застрелился сам, зачем кому-то понадобилось выкрадывать оружие?

Явный абсурд.

Как и то, что покойник лежал в комнате, которая была надежно заперта изнутри и в которой к тому же явно не было никакого оружия.

Судя по всему, у Свярда не было близких родственников. Известно также, что он ни с кем не водил компании.

Но если его никто не знал, кому тогда на руку его смерть?

В общем, надо выяснить целый ряд вопросов.

В частности, Мартин Бек решил проверить еще одну деталь, связанную с событиями, которые происходили в воскресенье, 18 июня.

Но прежде всего необходимо побольше узнать о Карле Эдвине Свярде.

На листке, полученном от Рённа, помимо адреса, была записана фамилия.

«Квартиросдатчик: Рея Нильсен».

Кстати, вот и нужный ему дом. Взглянув на доску с перечнем жильцов, он убедился, что хозяйка дома сама проживает тут же. Необычно… Что ж, может, хоть здесь повезет?

Мартин Бек поднялся на третий этаж и позвонил.

XXI

Серый фургон, никаких особых примет, если не считать номерных знаков… Люди, работающие на этом фургоне, были одеты в комбинезоны примерно такого же цвета, как машина, и ничто в их внешности не выдавало их занятия. То ли слесари-ремонтники, то ли работники одной из муниципальных служб. В данном случае справедливо было второе.

Скоро шесть вечера, и, если в ближайшие четверть часа не случится ничего чрезвычайного, они после конца рабочего дня отправятся по домам — часок посвятят детишкам, после чего предадутся созерцанию полной мнимой значительности, а на деле — пустой телевизионной программы.

Мартин Бек не застал хозяйку дома на Тюлегатан, зато тут ему повезло больше. Два труженика в серых комбинезонах сидели подле своего «фольксвагена» и тянули пиво, не обращая внимания на едкий запах дезинфекции и на еще один аромат, которого никакая химия на свете не может истребить.

Задние дверцы машины были, естественно, открыты, поскольку кузов старались проветривать при каждом удобном случае.

В этом прекрасном городе двое в комбинезонах исполняли специфическую и весьма важную функцию. Их повседневная работа заключалась в том, чтобы переправлять самоубийц и иных малопочтенных покойников из домашней обстановки в другую, более подходящую.

Кое-кто — например, пожарники, полицейские, некоторые репортеры и другие посвященные лица — тотчас узнавал эту серую машину на улице и понимал, что знаменует ее появление. Но для подавляющего большинства это был обыкновенный, заурядный фургон. Что и требовалось — зачем сеять уныние и страх среди людей, которые и без того достаточно запуганы и подавлены.