Запертая комната, стр. 26

— Сбор для дележа в Милане, — уверенно объявил Бульдозер. — Да только они дальше банка никуда не денутся. Если мы их вообще туда пустим. Считайте, что партия уже выиграна.

— Это точно, — подтвердил Колльберг. — Похоже на то.

Теперь, когда они знали план, нетрудно было принять контрмеры. Что бы ни произошло на Русенлюндсгатан — не обращать особенного внимания. А что касается полицейских машин на Кунгсхольмене, позаботиться о том, чтобы к моменту превентивной акции они не стояли во дворе управления, а были целесообразно размещены в районе банка.

— Так, — рассуждал Бульдозер, — план составлен Вернером Русом, это несомненно. Но как это доказать?

— А пишущая машинка? — высказался Рённ.

— Привязать текст к электрической машинке почти невозможно. Да он к тому же всегда начеку. На чем бы его подловить?

— Ты прокурор — твоя забота, — сказал Колльберг. — У нас ведь главное — предъявить обвинение, а там, будь человек сто раз невиновен, все равно осудят.

— Но Вернер Рус как раз виновен, — возразил Бульдозер.

— А что с Мауритсоном будем делать? — поинтересовался Гюнвальд Ларссон.

— Отпустим, что же еще, — рассеянно ответил Бульдозер. — Он свою роль сыграл, с него больше нечего спросить.

— Так уж и нечего, — усомнился Гюнвальд Ларссон.

— Следующая пятница, — мечтательно произнес Бульдозер. — Подумать только, что нас ждет.

— Вот именно, только подумать, — кисло повторил Колльберг.

Зазвонил телефон: ограбление банка в Зеллингбю.

Оказалось, ничего интересного. Игрушечный пистолет, вся добыча — пятнадцать тысяч. Злоумышленника схватили через час, когда он, еле держась на ногах, раздавал деньги прохожим в парке Хумлегорден. За этот час он успел напиться пьяным и купить сигару, да еще в довершение всего получил пулю в ногу от одного не в меру усердного постового.

С этим делом спецгруппа разобралась, не покидая штаба.

— Тебе не кажется, что и тут замешан Вернер Рус? — ехидно спросил Гюнвальд Ларссон.

— А что, — оживился Бульдозер. — В этом что-то есть. Косвенным образом он виноват. Его ловкие операции раззадоривают и менее талантливых преступников. Так что можно сказать…

— Ради Бога, — перебил его Гюнвальд Ларссон. — Остановись.

Рённ направился в свой кабинет.

За его столом сидел человек, которого он очень давно не видел. Мартин Бек.

— Привет, — поздоровался гость. — Ты что, в драке побывал?

— Угу. Косвенным образом.

— Это как же понимать?

— Сам не знаю, — туманно ответил Рённ. — Я теперь уже ничего не понимаю. А ты зачем пришел?

XX

Окно кабинета Эйнара Рённа в штабе уголовной полиции на Кунгсхольмсгатан выходило во двор, открывая хозяину вид на огромный котлован. Постепенно из этой ямины вырастет, заслоняя вид, новое роскошное здание ЦПУ. От ультрасовременного колосса в сердце Стокгольма полиция протянет свои щупальца во все стороны и крепко стиснет ими незадачливых граждан. Ведь не все же могут уехать за границу, и не каждый способен покончить с собой.

Выбор места и гипертрофированные размеры нового полицейского штаба вызвали горячую критику, но в конце концов полиция настояла на своем.

Заветной целью полиции, вернее некоторых ее руководящих деятелей, была власть. Именно стремление к власти прежде всего определяло действия полиции в последние годы. А поскольку полиция до сих пор никогда не выступала в шведской политике как самостоятельная сила, лишь немногие осознали, чем это пахнет, большинству же ее непрекращающаяся активность казалась непонятной и противоречивой.

Новое здание должно служить олицетворением новой силы и власти. Облегчить централизованное управление в тоталитарном духе, а заодно стать крепостью, закрытой для посторонних глаз твердыней. Роль посторонних отводилась в этом случае всему народу.

И еще один важный мотив: над шведской полицией в последнее время много смеялись. Слишком много. Теперь смеху будет положен конец, полагали в соответствующих кругах.

Впрочем, все это пока не выходило за пределы сокровенных чаяний, лелеемых кучкой людей. И то, что при благоприятных политических зигзагах могло трансформироваться в министерство ужаса и кошмара, пока что было всего лишь огромной яминой в каменистой почве острова Кунгсхольмен.

И по-прежнему из окна Рённа можно было свободно обозреть верхнюю часть Бергсгатан и пышную зелень Крунубергского парка.

Мартин Бек встал с кресла и подошел к окну. Ему было видно даже окно той самой квартиры, где Карл Эдвин Свярд месяца два пролежал мертвый и всеми забытый.

— Прежде чем стать специалистом по ограблениям банков, ты расследовал один смертный случай. Фамилия покойного — Свярд.

Рённ смущенно хихикнул.

— Специалистом… Не сглазь!

Рённ был человек как человек, но в характере — ничего общего с Мартином Беком, поэтому сотрудничество у них никогда не ладилось.

— Но насчет Свярда ты прав, — продолжал он. — Я как раз занимался этим делом, когда меня отрядили в распоряжение специальной группы.

— Отрядили в распоряжение?

— Ну да, направили в спецгруппу.

Мартин Бек поморщился. Сам того не замечая, Рённ сбивается на военный жаргон… Два года назад в его речи не было словечек вроде «отрядили в распоряжение».

— Так, и к какому же выводу ты пришел?

Рённ помял свой красный нос и пробурчал:

— Я не успел копнуть как следует. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что это дело, как известно, поручили мне. Своего рода трудовая терапия.

— Угу… Дурацкое дело. Прямо как начало детективного романа. Убитый старик в комнате, которая заперта изнутри. А тут еще…

Он умолк, словно чего-то устыдился. Еще одна несносная привычка, его поминутно надо подстегивать. Скажем, так:

— Ну, что еще?

— Да нет, просто Гюнвальд сказал, что мне следовало бы тотчас арестовать самого себя.

— Это почему же?

— В качестве подозреваемого. Да ты погляди — видишь? Дескать, я мог сам застрелить его отсюда, из окна моего кабинета.

Мартин Бек не ответил, и Рённ окончательно смешался.

— Да нет, это он пошутил, конечно. И ведь окно Свярда было закрыто изнутри. И штора опущена, и стекло целое. К тому же…

— Что к тому же?

— К тому же я никудышный стрелок. Один раз с восьми метров промахнулся по лосю. После этого отец не давал мне ружья. Только термос доверял, водку да бутерброды. Так что…

— Что?

— Да ведь тут двести пятьдесят метров. Если я с восьми метров из ружья по лосю промазал, так из пистолета вообще в тот дом не попаду! Ох, ты извини меня, ради Бога… Я просто не подумал…

— Что не подумал?

— Да нет, я все время говорю про пистолеты, про стрельбу, а ведь тебе это должно быть неприятно.

— Ничуть. Ну и что же ты все-таки успел сделать?

— Да почти ничего, как я сказал. Провели криминалистическое исследование, но к тому времени там уже столько натоптали… Еще я позвонил в химическую лабораторию, спросил, проверяли руки Свярда на следы пороха или нет. Оказалось, не проверяли. И в довершение всего…

— Ну, что?

— Да то, что трупа уже не было. Кремировали. Хорошенькая история. Дознание, называется.

— А биографией Свярда ты занимался?

— Да нет, не успел. Но я задумал было одно дело.

— Какое же?

— Сам понимаешь, если человек убит из пистолета, должна быть пуля. А баллистической экспертизы не провели. Ну я и позвонил патологоанатому — между прочим, оказалась женщина, — и она сказала, что положила пулю в конверт, а конверт этот куда-то засунула. Словом, халатность на каждом шагу.

— А дальше?

— А дальше она никак не могла найти его, конверт этот. Я ей велел, чтобы непременно разыскала и отправила пулю на баллистическую экспертизу. На а потом дело у меня забрали.

Глядя на дома вдали на Бергсгатан, Мартин Бек задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцами.

— Послушай, Эйнар, — сказал он. — А что ты лично думаешь об этом случае? Твое частное мнение?