Семья в законе, стр. 54
Павлу неприятно было все это говорить. Как будто он оправдывался перед бандитом. До чего же тошнотворное чувство...
– А ты? – заинтригованно спросил Семен.
– Отказался.
– Почему?
– Хватит с меня и того, что я предатель. А они хотят меня еще и трусом выставить. Как будто я тебя испугался.
– А ты не испугался? – ухмыльнулся Семен, вкручивая в Павла пытливый взгляд.
Никифоров ничего не сказал. Отвернулся от Бурыбина, устремил взгляд в боковое окно... Нет, не боится он Семена. И никогда не боялся. Но сказать ему об этом – не поверит. Еще и посмеется над ним вдобавок... Что хочет, то пусть и думает. А ему все равно. Умирать так умирать. Устал он от этой пустой никчемной жизни. Очень устал. Ему на небо нужно, к Лене, вымолить у нее прощение... Он очень нуждался в ней. А дочь Маша проживет и без него. У нее своя жизнь, и со Славой вроде бы все хорошо. Он уже с ней и о свадьбе заговорил...
Одно не давало покоя Павлу: страх перед неизвестностью. Что, если нет никакой загробной жизни? Что, если не ждет его Лена?.. Но все равно он готов был умереть прямо сейчас.
– Вот я тебя сейчас пристрелю, – услышал он голос Бурыбина.
И тут же в ухо ему уперлось что-то прохладное и железное. Похоже на ствол пистолета?
Павел вспомнил, как он впервые прыгал с самолета. Страшно было. А вдруг парашют не раскроется, и он со страшной силой ударится об землю, насмерть разобьется... Но все же он прыгнул. И сколько удовольствия он получил от полета!.
Ему и сейчас было страшно, но вместе с тем он почувствовал азартный интерес перед неизвестностью. Вдруг нет ничего прекрасней, чем переход в мир иной? Может, это гораздо лучше, чем парение в свободном полете? А если загробной жизни все-таки не существует, что ж, так тому и быть. Что здесь пусто, что там...
Семен взвел курок, и Павел закрыл глаза. И даже улыбнулся, представив, что случится чудо и он вот-вот окажется рядом с Леной...
– Ты что, псих? – спросил Бурыбин, убирая пистолет.
– Да пошел ты!
Какое-то время они ехали молча. Первым заговорил Семен.
– Да не собираюсь я тебя убивать. Мне Юлька этого никогда не простит.
– Она ничего не узнает, – разочарованно посмотрела на него Павел.
Он уже с жизнью простился, а тут такая незадача.
– Не узнает, так почувствует...
– А то, что ты бандитом стал, она это тебе уже простила? Ты же бандит, Семен. И убийца...
– Какой есть! – резко надвинувшись на Павла, заорал Бурыбин. – Меня уже не переделаешь, понял?.. А будешь вонять, пристрелю как собаку!
– Не надо, как собаку, – покачал головой Никифоров. – Застрелить можешь, только похорони, как человека...
Да, пожалуй, рано ему еще умирать. Ведь застрелит его сейчас Бурыбин, а труп закопает где-нибудь в лесу. А Павел хотел, чтобы его похоронили рядом с Леной...
– Заткнись, – успокаиваясь, буркнул Семен.
Машина заехала в гущу городского парка, где беглецов ждал другой джип, более новый и, наверняка, с настоящими номерами.
– Дальше я не поеду, – выходя из машины, заявил Павел.
Сейчас его убьют, но тело забирать с собой не станут, думал он, высчитывая ситуацию. Труп найдут, после всех процедур передадут Маше, а она, конечно же, знает, где нужно похоронить отца. Так что вопрос решится сам собой.
– Ну, не хочешь, не надо, – спокойно отреагировал на его заявление Семен.
И повернулся к нему спиной, чтобы идти к машине. Но вдруг, резко развернувшись к Павлу, изо всех сил ударил его кулаком в висок. И после яркой вспышки в сознании наступила полная тьма...
Глава 21
Очнулся Павел в багажнике движущейся машины. Наручники, путы на ногах, во рту какая-то масляная тряпка. Голова напоминала сосуд с твердыми, но очень чувствительными стенками, внутри которого катались железные шарики. Тряская дорога раскачивала машину, и этот сосуд в голове, и шарики, казалось, с треском бились о сотканные из нервов стенки, причиняя Павлу неимоверную боль... И почему Семен его не убил?
Но вот машина остановилась. Было слышно, как люди выходят из нее, с улицы донеслись голоса, а потом вдруг все стихло. Казалось, о Павле забыли.
Прошло не меньше часа, прежде чем о Павле вспомнили. Открылась крышка багажника, и он увидел, как зевает, глядя на него, Ждан. Джинсовый костюм, пистолет-пулемет свисает с плеча.
– Жить хочешь? – небрежно спросил он.
Павел согласно кивнул.
– Тогда не рыпайся, понял!
Ждан достал нож, перерезал веревки на ногах у Павла, только затем вытащил кляп изо рта.
– А наручники?
– Потом.
Павел огляделся. Небольшой деревянный дом, окруженный оградой. Бревна темные от времени, но стены ровные, и фундамент крепкий. Во дворе трава, на траве дрова, а у дров – братва. Два камуфлированных охранника с автоматами. Но не в дрова. Нельзя им пить, на службе они, покой Семена Бурыбина берегут...
Здесь же во дворе были сарай, курятник, будка, только кудахтанья не слышно и собака не гавкает. И еще ни одной соседской крыши за оградой не видать, зато на ветру качаются ели да сосны. Похоже, дом стоял особняком, где-то на опушке леса.
Две машины во дворе, но среди них не было старого джипа, на котором сбежал Семен. Да и сам Павел тоже.
– Потом суп с котом, – буркнул он.
Руки в наручниках затекли. Как бы гангрена не случилась от недостатка крови.
– Зачем с котом? – пожал плечами Ждан. – С тушенкой суп. У нас тут месяца на два запас.
– Что, так долго сидеть собираетесь?
– Нет, Семен здесь будет. А у меня дела: отцу надо помогать. Он сейчас всем рулит. Работы много. Может, поможешь? – с наивной надеждой в голосе спросил парень.
– А что, без меня не обойдетесь? – усмехнулся Павел.
– Обойдемся, конечно. Но сейчас нам каждый человек дорог... Ну, Семен так сказал...
– Это Семен. А сам-то ты что думаешь?
– Голова кругом идет, чтобы думать...
– Как же ты Семена смог вытянуть, если не думаешь?
– Почему не думаю? – оскорбленно нахмурился Ждан. – Думаю. И делаю. Пока все получается... И отец думает. Он все может и все знает... А ты давай в дом. Надоел ты мне, а Семен ждет...
Семен сидел в горнице за столом, на котором дымилась кастрюля с ароматным, пахнущим тушенкой варевом. Чем-то он напоминал крестьянина, вернувшегося в дом после сенокоса. Голова чуть наклонена вперед, но на шее сидит мощно, основательно, в глазах усталость, а на губах довольная улыбка, как у человека, исполнившего свой долг перед семьей. В комнате не было жарко, но лоб у Семена был мокрым, и лицо красное, как будто распаренное.
В соседней комнатке, за распахнутыми дверями, на старом продавленном диване сидели двое, с оружием. Судя по джойстикам в их руках и глупо вытянутым лицам, а также по взрывам и автоматным очередям, доносившихся с их стороны, они вели бой на игровой приставке.
– Двери закройте, бараны! – чуть повернув к ним голову, небрежно бросил через плечо Семен и, обращая взгляд к Павлу, показал на свободный стул.
– Ужинать давай.
Он сам зачерпнул из кастрюли, чуть ли не до краев наполнив глубокую тарелку, даже подал Павлу хлебницу. Себе наливать суп не стал.
– А сам? – спросил Никифоров.
– Да я уже... Ну, может, чуть-чуть, – немного подумав, Семен снова взял в руки черпак.
Плеснул себе в тарелку остывающую гущу из давленого картофеля и тушеного мяса, взялся за ложку. Удивленно глянул на Павла, который по-прежнему держал руки на коленях.
– А ты чего?
– Наручники бы снять.
– А дергаться не будешь? – благодушно спросил Бурыбин.
– Нет.
– Слово даешь, что не сбежишь?
– Даю.
Семен поднялся, подошел к Павлу, достал из кармана ключ от своих наручников, им и разомкнул его браслеты, утопил их в своем кармане.
– Смотри, ты слово дал, – возвращаясь на свое место, напомнил он.
– Выпить нет ничего? – спросил Никифоров.
Набраться бы до полной невменяемости да завалиться спать. Неважно, где, хоть на завалинке во дворе, хоть в погребе, можно и на полу в доме, лишь бы только не видеть бандита и убийцу, что сидел перед ним.